Страна : Казахстан
Мади Раимов родился в 1980 году в селе Кобда Актюбинской области. Окончил исторический факультет Актюбинского государственного педагогического института.
Более 10 лет проработал в молодежной общественно-политической организации «Выбор молодых». Участвовал в создании общественно-политических газет: «Актобе таймс» и «Керек инфо». Колумнист интернет-журнала Esquire.kz. В разные годы жил в Азербайджане, Грузии и Турции. Является автором книг, освещающих историю, политику, культуру и современное состояние тюркских народов: «Последний оплот тюрков» и «Тюрки южного Кавказа», «Однажды в Грузии», «Молитва»…
Country : Kazakhstan
Отрывок из прозы “Молитва”
I.
Они развели костёр, а затем закинули в золу клубни сырой картошки. От костра веяло теплом, вновь напомнившим забытые впечатления детства. Талгат мечтательно сел перед огнём, дожидаясь, пока испечётся картошка. Рядом, прильнув головой к его плечу, сидела она. Аульные собаки лаяли вдалеке, видимо, учуяв кого-то, а их собака лежала рядом и внимательно прислушивалась, навострив ухо в сторону, откуда доносился лай.
Языки пламени бросали медные отсветы на дядю, сидевшего с другой стороны костра. На небе перемигивались между собой звёзды. Только в степи можно увидеть такое огромное количество звёзд, которые бы горели так ярко. Дядя стал потихонечку прутиком доставать из огня картофелины. Кожура на них обгорела дочерна, зато золотистая мякоть была рассыпчата и ароматна. Талгат хватает обеими руками картошку, остужает и передаёт ей, а она, улыбаясь, надкусывает горячую картофелину.
Откусив кусочек, Талгат понял, как вкусна картошка, просто и бесхитростно приготовленная в золе костра. Любимая еда беззаботной детворы. Ему вспомнилось детство, когда они с аульными мальчишками после купания в речке или игры в футбол точно так же, обжигаясь, ели горячую, испечённую в костре картошку, смеялись и оживленно о чём-то болтали.
Талгат приехал к одному из младших братьев отца, Самату, который после смерти бабушки и отъезда дяди Каната, переехал в бабушкин дом. Когда Талгат вспоминал о бабушке, перед его мысленным взором всегда вставали её тёплые серые глаза. Глаза, полные доброты и любви к внукам. Когда он приезжал в аул, всегда пулей летел к ней и сильно обнимал, долго не выпуская из своих объятий. Когда родители наказывали маленького Талгата, он всегда им говорил, что всё расскажет бабушке. Его привязанность к бабушке, наверное, была особенно сильной от того, что до трех лет он воспитывался у неё. Талгат родился слабеньким, вечно плачущим ребенком, никто не хотел с ним оставаться, и только бабушка с ангельским терпением нянчила его. Он так любил сладости, которые бабушка прятала в своём огромном зелёном сундуке и открывала его, доставая оттуда вкусности и незаметно от других детей засовывая ему в карман. Сколько он себя помнил, бабушка всегда просыпалась рано, будила всех внуков и выпроваживала на улицу, отправляя кого за коровами, кого за водой, а кого за птицами приглядеть. Один только Талгат по утрам спал, бабушка считала, что он сильно трудился, читая всю ночь книги. И всем говорила, что мальчику нужен отдых, ведь он ночами читает, одним словом, очень загружен. А какие она корпешки шила, все очень красивые, с национальным орнаментом, всем детям и внукам сшила приданое. Глаза её уже плохо видели, но она на ощупь, интуитивно шила свои корпешки, не забывая ни об одном из внуков. Талгат винил себя, что был всегда занят чем угодно: разговорами по телефону, мнимыми друзьями, работой, какими-то ещё делами, но для родной бабушки у него катастрофически не хватало времени. Словно думал, что она проживёт ещё век. Лишь потеряв её, Талгат стал винить себя в том, что проводил с ней так мало времени, редко разговаривал, нечасто советовался…
Белые клубы дыма тянулись над полем, потрескивало пламя, а кругом стояла тишина. О таком спокойствии в последнее время мечтал Талгат. Клубы дыма плыли куда-то вдаль… Он посмотрел на Айнель и улыбнулся. Талгат был благодарен ей, что она увезла его подальше от городской суеты, от тревог в душе, от непонятных отношений.
– Давай уедем отсюда куда-нибудь подальше, – сказала она в тот вечер, когда Мурат был у него дома. – Ты готова уехать со мной хоть куда? – смотря ей прямо в глаза, спросил Талгат.
– С тобой, жаным, хоть на Колыму, – озорно улыбнулась она, подойдя к нему близко и поцеловав в губы.
– Давай поедем ко мне в аул, я там давно не был. После смерти бабушки совсем забыл туда дорогу, – сказал он.
И вот они сидят у костра, насытившись ароматной печёной картошкой и надышавшись ароматом аульного воздуха. Костёр постепенно догорал, все молча сидели вокруг него, зачарованно глядя, как гаснут угольки.
– Как ты, балам? – неожиданно спросил дядя, не глядя в сторону Талгата, ковыряясь веточкой в золе.
– Всё нормально, ага, – ответил ему Талгат.
– Знаешь, я всегда тебя любил с самого рождения. Ты был славным мальчуганом. Я, конечно, не получил высшего образования, как ты, не шибко умный. Всю жизнь почти сидел за баранкой машины. Но имею кое-какой жизненный опыт. Я не понимаю, во что ты превратился, на тебе одежда не наша, не наших предков, ты одет, как оборванец. Говоришь всем, что ты истинный мусульманин. Я вот родился и с детства уже знал, что я мусульманин. Не делил казахов, русских, чеченцев, все мы жили дружно. На праздники и поминки всегда ходили друг к другу. А что сейчас? Многие хотят показать, что они истинные мусульмане, почти всё переняв у арабов – одежду, причёски, еду. То не ем, это не ношу. Я считаю себя в первую очередь сыном казахского народа, а не каких-то чуждых народов. Меня с детства учили, что прежде всего надо быть хорошим человеком. И это главное. Мы не делились на ваххабитов, салафитов или кого-там еще. Может, я чего-то, балам, не понимаю? Скажи, объясни мне в двух словах. Сможешь? – глядя прямо в глаза Талгату, вопрошал дядя.
Талгат молчал, он потерялся от напора, с которым говорил дядя. Если бы это можно было объяснить в двух словах. Сильные, но неясные чувства живут в нас. Но как передать их словами? Такие слова объяснения еще не появились у Талгата в голове. Они, возможно, придут к нему, но только не сейчас, не в данный момент. Дядя тяжело и прерывисто дышит, не скрывая одолевающих его чувств, сомнений, разочарований.
– Ведь прежде были люди как люди, а сейчас все стали ярыми мусульманами! Скажи мне, Талгат, с чего вдруг они все стали набожными? Только однажды, на одно мгновение, когда люди в начале 90-х годов начали ходить в мечеть, соблюдать традиции ислама, я подумал: вот оно, пришло наконец-то духовное освобождение, теперь, благодаря вере, люди повернут поток энергии вспять в мощном движении возвращения к традициям и религии. Этот поток снесёт старое и откроет новое созидательное начало, думал я. Клянусь, я тогда был на стороне тех верующих! Но поток разбился на миллиарды капель, возвращение к вере превратилось в яблоко раздора, стало нечистой игрой для политиков и вождей разных течений. Веру загрязнили, замарали, лишили сил все эти террористы, люди из средневековья со своими маразматическими нравоучениями. В этом дурдоме я не желаю участвовать. Я иду туда, где снова смогу найти ту среду, где людей уважают не за цвет кожи и религиозную принадлежность. Дядя встаёт. Со лба его градом течёт пот. В глазах отражаются огоньки догорающего костра. Он подходит вплотную к Талгату и говорит:
– А почему у нас всё происходит не как у людей? Потому что идет политика одурманивания людей через веру, нас обдурили, обманули так, что мы не раскусили этого мошенничества. Нами вертят, как хотят, используя религию. Говорилось о чистоте веры, а подразумевалось сделать из мужчин послушных баранов, а женщин считать вообще никем, надев на них чёрные мешки. И разве ради этого наши предки воевали, защищая земли от врагов? Балам, неужели ты этого не понимаешь, слово «ислам» они наполнили жаждой власти над нашими умами, властолюбием, лживой романтикой, своей глупостью и запретами, а нам преподнесли как райскую жизнь. И наша молодежь восприняла всю эту словесную мишуру, как звуки фанфар, возвещающие начало новой, прекрасной, мощной жизни! Разве ты этого не понимаешь? Мы, сами того не ведая, как гипнотизированные, попадаем под влияние имамов и разных непонятных иностранных учителей! Эти лжеучителя нас одурманивают. Послушай, меня, сынок, сколько молодых казахов поднялось на борьбу за веру, за ислам, и они поверили, что борются за чистоту ислама. Но где они сейчас? Половина из них гниёт в Ираке, Сирии или Афганистане. Другие воюют, но за что, уже сами не знают, лежат в вонючих окопах, воюют между собой. Неужели ты этого не понимаешь?! Нет борьбы за религию, а есть одна единственная борьба, и это борьба против лжи! А наши ребята попались в сети религиозных манипуляторов, которые руками наших детей борются между собой, используя их как пушечное мясо. Наша молодежь думает, что воюет за чистоту религии, а на деле воюет против себя. У них нет будущего, они как зомби, для нас они мертвы. Нам надо спасти их души, вернуть к истокам нации. Мы лишь уцелевшие остатки её! Ведь только вдумайся. Почти целое поколение народа медленно уничтожается, ведь они уже не считают себя казахами. Голос дяди срывается. В его горящих глазах пылают гнев и невыносимая боль.
– Это поколение наших надежд, полное уверенности, воли, силы, таланта, поддалось гипнозу веры и уничтожает себя, каждый из них уничтожает в себе человека. Но если они настоящие «мусульмане», как утверждают, зачем убивают простых людей?! Ради чего проливают невинную кровь? Скажи мне, сынок? Стоит ли какая-либо религия этого? Балам, разве Бог говорит им: «Иди, убивай»?!
– Нет, ага, не говорит. Вы правы, – тихо опустив голову, ответил Талгат. Его рука судорожно сжимала её колено. Его словно молнией ударили гневные, накипевшие в душе откровения дяди, сразили так, будто он сам рассыпался мелкими стеклянными осколками, а мир, в котором он жил последние несколько лет, потерял устойчивость и стал рушиться.
– Вот я об этом и хочу сказать. Это не верующие, а лицемеры. Иттың балдары, вот кто они, – так же эмоционально, с возмущением продолжал дядя.
– Пойми меня, балам, адаспа, сен ақылды баласын. Я всегда считал, что ты в жизни добьешься чего-то большего, чем я. Ты в первую очередь должен знать, что ты казах. И у нашего народа славная история. Наши предки, защищая свои земли кровью и потом, сумели нам оставить такую огромную страну. Помни об этом, балам… Уже поздно, ложитесь спать, женеше вам постелила постель. Завтра кое-куда тебя повезу, я думаю, тебе будет интересно, – сказал дядя и, потушив остатки костра, пошёл к дому.
Талгат ощутил, как к горлу подкатил комок, его охватило сокрушительное желание заплакать, он глубоко вздохнул, надеясь, что это пройдет. Огромная волна печали и горя нахлынула и накрыла его с головой.
(335 оценок, среднее: 4,24 из 5)
Загрузка...