Страна: Германия
Юлия Ольшевская — российская писательница и поэтесса, член Союза писателей Москвы, лауреат и дипломант нескольких международных поэтических конкурсов, автор книг и монографии по истории и теории искусства, изданных в России и ФРГ, почётный член Literarishe Gesellschaft Heidelberg, Международной Гильдии писателей и Евразийской творческой гильдии (Лондон). Юлия Ольшевская родилась в России, там же получила два высших образования — филологическое и музыкальное, окончив вокальный факультет Новосибирской государственной консерватории (академии) им. М. И. Глинки по специальности «академическое пение». В начале 2000-х много выступала с концертами классической музыки и авторскими музыкально-литературными вечерами, несколько раз становилась лауреатом значимых литературных конкурсов, включая конкурс молодых поэтов и писателей России и стран СНГ «ФОРУМ» (Москва-Липки). В 2011 г. Юлия Ольшевская оканчивает аспирантуру Новосибирской государственной консерватории (академии) им. М. И. Глинки. В том же году она с успехом защищает диссертацию по теме “Творческая личность в контексте музыкально-синтетических тенденций Серебряного века”. Является кандидатом искусствоведения. В период с 2007 по 2014 гг. Юлия Ольшевская проходит научную стажировку в Heidelberg Uni: занимается научными исследованиями по теме диссертации, посещает занятия на факультетах славистики, философии и германистики, принимает участие в семинарах и научных конференциях, делает доклады на семинарах немецких философов и славистов, активно публикует статьи по литературоведению, музыковедению и истории искусств. Значимым для становления поэтессы становится литературное и дружеское общение с известнейшими российскими поэтами Ю. М. Кублановским и В. А. Куллэ, поэтом и литературоведом, доцентом факультета славистики Heidelberg Uni М. В. Безродным, проректором по научной работе Московской государственной консерватории им. П. И. Чайковского, доктором искусствоведения, профессором кафедры истории зарубежной музыки К. В. Зенкиным, а также вице-президентом Всемирного общества Достоевского, профессором факультета славистики Heidelberg Uni Х.-Ю. Геригком, и с издательницей легендарного альманаха «Синтаксис» М. В. Розановой в Москве и Париже. В настоящее время Ю. Ольшевская пишет книги, продолжает научно-исследовательскую работу по теме докторской диссертации, регулярно принимает участие в работе литературных и музыковедческих конференций в ФРГ и России. Печаталась в издательствах “Вагриус”, “Шандал” (Санкт-Петербург), “Летний сад” (Москва), автор поэтических сборников — “Цвет моря”, “Post Scriptum”, “День в Лиссабоне”, ”Ars Musica“ ( Stella-Verlag, 2019). Вклад Юлии в искусство поэзии был отмечен почётным дипломом в номинации «За верное служение отечественной литературе» на международном литературном конкурсе «Русский стиль» («Хранители наследия в действии»), прошедшем в 2018 году в г. Праге. В 2019 году сразу две литературные работы Юлии Ольшевской — эссе «FONTENAY-AUX-ROSES» (о «парижских» встречах и многолетнем литературном общении с издательницей альманаха «СИНТАКСИС» М. В. Розановой) и цикл стихотворений «Сон-Париж» были также отмечены почётными дипломами международного конкурса «Русский STIL-2019» в Париже. В 2020 цикл стихотворений Ю. Ольшевской «Сны византийца» вошёл в шорт-лист международного конкурса в рамках Ассамблеи «На земле Заратуштры», финал которого состоялся осенью 2020. В 2020 году по итогам международного конкурса Юлии было присуждено звание «Художник слова». Книга Ю. Ольшевской «Ars Musica» также была отмечена несколькими литературными наградами и вышла в финал на международном конкурсе «Открытая Евразия», прошедшем в конце 2019 г. в Лондоне и Брюсселе. В 2021 стала дипломантом конкурса «STABIA IN VERSI» (Италия). Замужем, двое детей. Очень изящные стихи, написанные изящной поэтессой. Все это действительно производит впечатление. художник Б. А. Мессерер Это очень хорошие – изящные, узорные, акварельные стихи. Их автор – законченная, сложившаяся поэтесса. писатель В. Н. Войнович Это очень талантливые стихи, и стихи именно музыканта. поэт Ю. М. Кублановский Юлия Ольшевская — настоящий, большой поэт. В звучании словесного мастерства Ю. Ольшевской постоянно ощущается дух Музыки, на котором и ведется кросс-культурный диалог различных эпох. Непредсказуемая неожиданность концовок стихотворений – своеобразный «фирменный знак» поэзии Юлии Ольшевской. Здесь сплелись любовь к классической музыке с парадоксальностью мышления, восходящего к Серебряному веку русской поэзии. У меня нет никаких сомнений, что стихи Юлии Ольшевской дойдут до адресата, которому не безразличен мир европейской культуры, породнивший разные виды искусства и нашедший свое творческое завершение в образном поэтическом Слове. литературовед, доктор филолог. наук Ю. В. Шатин Читатель Юлии Ольшевской — это читатель элитарный, избирательный, требовательный. Ее стихи красивы, даже слишком красивы, хотя поэзия, связанная с жизнью, не всегда должна быть красива, эстетична. И еще одно — эти стихи очень хорошо «сделаны». поэт А. С. Кушнер Стихи Юлии Ольшевской относятся к сложной, цветаевской (и пастернаковской) линии русской поэзии — это многоцветие, многозвучность. Юлия Ольшевская — поэт, обретший собственный голос. литературовед К. В. Ковальджи Стихи Юлии Ольшевской оригинальны – на фоне грамотно написанных ремесленных поделок – прежде всего органичным сочетанием философического и музыкального начал. Профессиональные интересы Юлии как музыканта лежат в сфере музыки барокко. Те же принципы она пытается – и часто небезуспешно – применить в своих версификационных штудиях. Опыт этот восходит – через опыт Б. Ахмадулиной – ко многим попыткам «малых поэтесс» Серебряного века. поэт, переводчик, литературовед В. А. Куллэ
Country: Germany
My name is Yulia Olshevskaya, I am a poet and singer. I have graduated from Novosibirsk State Conservatory (vokal faculties, post-graduate studies). 2008- 2012 I have studied in Heidelberg University (seminars in philological and philosophical faculties) and Mannheim conservatory (vokal). The theme of my dissertation is connected with problems of Synthesis of Arts in Russian musical Culture of the end of 19. – beginning of 20. Century. 2005-2019 – I have publisched grate many works about music, philosophy and literature and 4 books: „Prolog“,VAGRIUS Moskow; „Post Scriptum“ „Schandal-Visson“ Sankt-Peterburg; „One day in Lisbon“ “Letnyi Sad“ („Sommer Garden“) My work is also about connection between music and different musical forms in literature and painting of Symbolism and Avant-garde. (for example, musical poetry of the beginning of 20th century of A. Bely, musical painting of Churlenis, Borisov-Musatov, Kandinskij). Music was a symbol of Spirit, symbol of Civilization for grate many composers – like Stravinskij, Skryabin, and poets like Valeri Brusov, Andrej Belyj, Alexander Blok. One of the most important ideas of Symbolism is a central idea of Grand Art – intellectual, philosophical and artistic synthesis. The main thesis of my books and essays “Music as a center of Arts of Silver Age” supports a “conception of the dialogue and synthesis” – dialogue between music, philosophy and literature. Degree: Doctor of Arts.
Отрывок из романа “MUSEUM”
ЗОЛОТОЙ КОДЕКС.
ДЖИОВАННИ, УЧЕНИК АББАТА АДЕЛУНГА
…Мы вышли из трапезной, и я с наслаждением вдохнула нежнейший вечерний воздух, который был лучше любого десерта, и который хотелось пить как прохладное молоко, только что принесённое из погреба.
В воздухе витали маленькие мошки и ночные мотыльки, пахло хвоей и ещё какими-то ароматными травами, названий которых я так никогда и не узнала…
Монах быстро шагал, неся свечу в руке, по каменной дорожке от одного строения к другому, я спешила на этот легкий мерцающий огонёк за ним, и через минуту-другую мы уже входили в другое здание, также всё сплошь выложенное крупными глыбами известняка и базальта, спускались по каменной лестнице к маленькой деревянной двери.
Тебе не холодно? — монашек обернулся, и я опять увидела, как в полумраке блеснули его оливково-чёрные глаза: итальянское солнце, Падуя, Венеция, Каналетто… Где это всё?.. Где же я?
Нет, здесь ночи тёплые! — я куталась в тонкий мех, признаваться, что порядком продрогла в своём шёлковом платье, не хотелось.
Сейчас будет теплее, подожди немного, хорошо? — он поставил свечу на небольшой выступ возле дверного косяка, взялся за замок, висящий на ручке двери, и в его руке тускло блеснул большой металлический ключ. Бог мой, какой огромный, наверное, сантиметров двадцать пять, не меньше, только на поясе и носить! И что же за замки делали скобяные мастера в Средние века!
Заходи! — Джиованни любезным жестом пригласил меня в скрипториум, ярко освещённый с четырёх сторон связками толстых и длинных свечей — таких должно хватить монахам, как мне сразу же представилось, на целую ночь долгой и кропотливой работы в мастерской.
У высоких каменных тумб со столешницами, похожих на алтари, уже работали несколько молодых людей в монашеских рясах, невесть как здесь оказавшихся — ведь дверь-то была закрыта? Наверное здесь, как и в любом монастыре, подобно крепости веками вынужденном оборонятся от вражеских набегов, существует целая система других входов и выходов: таинственных подземных лабиринтов, где надежно спрятаны самые главные сокровища человечества — Книги: античные рукописи, инкунабулы греческих и римских авторов…
«Овидий пел арбу воловью…» — почему-то опять вспомнился Мандельштам.
А драгоценные книги, как это хорошо известно всем любителям прекрасного, лучше всего сохраняются в холоде! В отличие от их авторов…
Но в самом скрипториуме, в отличие от книгохранилищ, которые мне посчастливилось увидеть позднее, было довольно уютно и тепло. Невозможно же, в самом-то деле, заниматься каллиграфией — многократно выписывая тончайшие золотые вензели, бесчисленные постраничные украшения, сложнейшей художественной выделки прописные буквы – да с промёрзшими пальцами!
– Посмотри, это моя работа! — Джиованни скромно опустил глаза, подведя меня к широкому столу, где лежало несколько готовых рукописных страниц, и рядом высились листы старого пергамента.
Я словно в музее, полном драгоценных рукописей, (ну вот важно для меня это тактильное ощущение, хоть казните, хоть милуйте!) очень легко, лишь кончиками пальцев, едва прикоснулась к шершавой желтоватой бумаге и вздрогнула.
Передо мной была работа истинного Мастера: ювелирной выделки заглавные буквицы, сверкающие красным пурпуром, жёлтой охрой и индиго. Я видела эти сияющие краски в рукописной копии Золотого Священного кодекса монастыря, хранящегося в нашей университетской библиотеке, и сразу же узнала.
Тебе нравится? — Джиованни был серьёзен, но мне казалось, что ему была важна моя оценка.
Нравится — это неточное слово. Я в восхищении от твоей работы, Джиованни! — я была взволнована, эмоции сдерживать не хотелось, и я процитировала библейский стих на память: — «И я пошел к Ангелу, и сказал ему: дай мне книжку. Он сказал мне: возьми и съешь ее; она будет горька во чреве твоём, но в устах твоих будет сладка, как мёд».
Ты тоже вспомнила этот стих из Евангелия? — Джиованни задумчиво смотрел на меня.
Да, Джиованни. Десятая глава Откровения, Иоанна Богослова, стих девятый. Ещё минута, и, кажется, я бы просто расплакалась прямо над великими страницами Золотого Кодекса из монастырской библиотеки, впоследствии хранящегося в собрании Церкви Святого Духа в Гейдельберге, а ещё позднее — в самом Ватикане!
Неужели я здесь, и, словно отразившись в единой строке, вся грандиозная как «Пассионы» Баха средневековая История — Библейские Книги, священное Слово, великие открытия, далекие неизведанные земли, отважный и дерзкий венецианец — мореплаватель Марко Поло и его скромный брат, монах Джиованни — все они передо мной! Неужели это не сон?
Я жадно, вглядываясь в каждую деталь и стараясь запечатлеть всё в памяти, рассматривала драгоценные пергаменты девятого века с именами четырёх евангелистов — Матфея, Марка, Луки и Иоанна. Имена были выведены рукой искусного мастера на ярко-синем, точнее, кобальтовом фоне среди изображений пяти высоких порфирных колонн, с ангелами и райскими птицами, парящими над ними. Между изображениями колонн были начертаны римские цифры. Что это могло обозначать — я ещё не знала.
На новом листе, над которым, по-видимому, трудился Джиованни, переписывая латинский текст с пергамента, значилось то же таинственное название: Codex Aureus Laurensius, ещё со времен библиотечной выставки хорошо знакомое мне…
– Посмотри, сколько золота! — с гордостью сообщил мне монашек, хотя это и так было заметно. Драгоценная золотая краска присутствовала в каждой буквенной росписи, проступала в каждом самом микроскопическом вензеле, на каждой странице — Джиованни разрешил мне просмотреть несколько из них.
Теперь мне было ясно, отчего Кодекс Лорша был назван Золотым — монахи восьмого и девятого веков драгоценного металла для книжной краски не жалели! Все стало понятно, и мне это было уже не столь интересно, поэтому я задала вопрос, кардинально сменив тему.
Скажи, пожалуйста, Джиованни, кто твой учитель, где ты учился своему мастерству?
Курс теологии нам читал отец Экхарт из Хоххайма в Парижском университете — просто, безо всякой интонации проговорил Джиованни. Его глаза горели, по всей видимости он думал о предстоящей работе, глядя на священные страницы Золотого кодекса, которые были созданы когда-то здесь, в этом самом монастыре, как гласит предание, при отце-настоятеле аббате Аделунге…
А где ты обучался искусству каллиграфии? Твой работа — это действительно верх совершенства, поверь мне, я видела в своей жизни очень много прекрасно изданных и оформленных книг! Некоторые из них — настоящие сокровища, с которыми не могут сравниться — тут ты прав, Джиованни! — никакие драгоценности в мире!
Действительно, одно лишь Остромирово Евангелие — жемчужина русской культуры, которое мне посчастливилось увидеть в Российской национальной библиотеке, заслуживает самого восхищенного отзыва!
А Золотой Кодекс! Помнится, в нашей университетской библиотеке проходила выставка знаменитой Biblioteka Palatina, собранной когда-то курфюрстом Города Отто Генрихом.
Упоминался там и знаменитый на весь мир рукописный список книг Лоршской библиотеки, я помнила его полное название: Evangelium scriptum cum auro pictum habens tabulas eburneas.
Какая роскошь, какая дремучая и роскошная, пахнущая смирной и ладаном, сверкающая всеми дарами волхвов, включая золото, невозможная старина! — вот что меня поразило тогда. Словно бы шуршащий ветрами времени и несущий на себе печать древности рукописный пергамент, великолепные рукописные страницы, богато украшенные вензелями заглавных Букв. Над этим ничто не властно – ни войны, ни время, ибо там парят ангелы и райские птицы — что может быть прекраснее для души библиомана!
Даже Януш, помнится, сопровождавший меня на университетской выставке, что называется, проникся и произнес что-то вроде «Das ist absolut fantastisch!“ – ну, право слово, чего же еще ожидать от сумрачной тевтонской души, небогатой на эмоции?
С другой стороны, возможно, я не вполне справедлива к немцам. Да, они сдержанны и мало эмоциональны, зато честны и предельно точно выражают свои чувства, если они у них всё-таки есть.
Вот и Дэн… Ладно, пока не будем о Дэне.
Передо мной мощно и величественно, подобно древнему морскому утёсу, высилась громадная каменная туша монастыря, с тяжёлыми колоннами из крупных базальтовых глыб, между которыми всё так же, при ближайшем рассмотрении, просвечивал красновато-рыжий известняк.
Высокие стрельчатые окна были украшены неяркими витражами из бледно-лилового, зеленоватого и голубого стекла. Впрочем, быть может при солнечном свете, они выглядели несколько по-другому, сейчас же, при закатном свете, от узкой желтоватой полоски, иссеченной тенями островерхих крыш, мне было трудно определить их цвет и насыщенность красок.
(Помнится, то же чувство посетило меня и в Париже, когда мы вместе с Дэном поздно вечером побывали в величественном соборе Sacré-Cœur de Montmartre. Величественные и прекрасные краски огромной мозаики «Благоговение Франции перед Сердцем Господним» Люка-Оливье Мерсона мне вначале тоже показались неяркими. Но как же по иному высветились благородные очертания этой церкви, построенной в прекрасном поздневизантийском стиле и, подобно шедеврам из Венеции, столь близкой русскому сердцу, когда мы пришли туда ещё раз в дневное время!)
…Вокруг нас было множество построек, и всё это мощное и многоцветное монастырское архитектурное великолепие окружалa широкая и очень высокая стена всё из того же известняка и базальта, выстроенная, как пояснил мне брат Джиованни, чтобы защищать Лоршский монастырь от разбойничьих набегов. Впрочем, стена не всегда спасала, и при более серьёзной опасности монахи уходили в городскую крепость, расположенную высоко на горе, и предназначенную для того, чтобы защищать мирных обитателей монастыря, чьим единственным оружием была ежедневная горячая молитва. Молитва за грехи падших, молитва, устремленная к Богу, туда, в бесконечное и дышашее предгрозовой прохладой Вечное небо, Guisto Ciel.
Даже в сумерках далекий силуэт Starkenburg был отчетливо виден на фоне тёмно-серого неба с загорающимися звездами…
Немного переместившись вниз по тропинке, я увидела изящное архитектурное сооружение капеллы с тремя арочными входами, выложенными в шахматном порядке искусной кладкой из белого и алого кирпича.
Второй этаж был глухой, и лишь два узких витражных окна украшали его по краям.
В двух белокаменных пристройках, расположенных по краям главного здания капеллы и повторяющих своими округлыми очертаниями изысканные изгибы арочных входов, было по одному чрезвычайно узкому окну, — в такое не протиснулась бы и рука взрослого человека! — больше похожему на бойницу. Рядом с капеллой росло огромное дерево.
Оно медленно и как бы нехотя сбрасывало на коротко подстриженную и ухоженную траву свои округлые листья, формой напоминающие маленький раскрытый японский веер…
Мелькнуло воспоминание об одной из последних лекций Веронези, в которой он упоминал книгу Хейзинги «Осень Средневековья».
Знал бы дорогой и досточтимый герр профессор, где я окажусь! Теперь же, благодаря брату Джиованни, я воочию увидела, что это такое — увядание природы на фоне средневековых монастырских стен, этой тихой и мирной обители, каждый год терпящей нашествия варваров и хранящей в своих потаённых скрипториумах то, чему нет действительно цены — Книги…
(4 оценок, среднее: 2,50 из 5)