Токен Альжантеги

Отрывок из малой прозы “Так протекает жизнь…”

Когда маленькая, иссохшая старуха зашла в  комнату Адильбек все еще бодрствовал,  лежа в своей кровати. Но он не открыл глаза, не подал звука.  Не из-за упрямства, скорее всего от сильного желания слышать шарканье тапочек своей старушки, которые  напоминали о быстротечности славной жизни.  Внутренний голос ему не изменил, она подошла к нему близко и наклонилась и теплая аура, исходившая от нее сразу же давала знать, что все-таки эти  дни  прекрасны и дороги.

— Вот это да, живой! Слава Богу, — промолвила старушка столь отрешенным голосом, по которому было трудно определить радость это или  удивление.

— Душа ненужная Богу пока во мне.

— Мог бы дать знать что живой, волновалась ведь?!.

— И на что тебе  глухой звук…

— Глухой, не глухой, все же не стала бы беспокоиться…

— Да что нам до этого… Голубушка ты моя, надо лелеять надежду на небо теперь.

— Ой, не говори…

Акмоншак приоткрыла окна, и полился свет. Казалось что мир обновел и лучи солнца триумфно озарили комнату. Лучи, которые не могли донести свои улыбки радости сквозь старые плюшевые штор, сразу же стали озарять все вокруг свежестью. И манят куда-то. Только бы пойти. Но далеко ли пойдешь за ними. Молодость уже давным-давно попрощалась с ними. Теперь все по-другому.   

Есть одна истина. И от нее никуда не денешься. Это – смерть. Человек появившийся на свет подсознательно осознает, что дивный этот мир не вечен. Что все это когда-то закончиться и наступит мрак. Но взрослее все не хочется верить этому, и натура человеческая все глубже и глубже обманывает себя утверждая что час не пробьет, а смерть подождет… Ох, как обнадеживает человеческое упрямство. Ох, как проста кажется бренная жизнь. Поэтому, наверное, и много суеты в наших днях. Никто не задумывается об этом коротком миге. Лишь бы неутомимо наслаждаться в свое удовольствие. Лишь бы взор устремлялся в новые горизонты. И каждый раз наше сердце ищет все новое и новое. Но разве человеческое око может признать эту истину. Оно все время хочет большего. Одним словом, это можно назвать ненасытность. Так и течет жизнь.

Адильбек гордится тем, что никогда не сделал ничего плохого другому. Просто жил своей скромной жизнью, как речка протекающая по своему руслу. Прислушивался только к шепотам листьев, и угадывал стихии великой степи. Ни в чем не проиграл. Таким образом он дожил до сегодняшнего дня. Особенно сейчас когда уже все не так  просто.

Все начиналось даже очень хорошо. Оказалось не так просто оставить родные края, которые утоляли жажду и наполняли грудь родным воздухом. После переезда окутали чувства неутности. Приехав в этот аул, стал испытывать отчужденность. Это, наверное, от того, что он часто сторонился от своих сверстников. К тому же возраст тоже давал о себе знать. Да и эта болезнь тоже унимала его своими кознями. В этом водовороте  времени кто кому успеет стать опекой.

Адильбек приехал сюда, чтобы быть рядом со своим сыном. Сам Бакытбек закончив учебу жил с супругой вдали от родных стен дома. Поэтому решили старик со старухой переехать сюда. Прошло пять-шесть лет. Переехав сюда они решили жить отдельно от сына. Родной сыночек нечасто радовал своими приходами. Иногда Акмоншак злилась на такое поведение сына. Но куда деться от него. Поворчит, поворчит да успокется, смирится.

Акмоншак родила семь-восемь детей. Но, к великому сожелению, всех кроме Бакытбека предали земле.  Все дети умирали не успев осознать этот свет.  Этого новорожденного они сразу отдали на попечение брату Адильбека. Чтобы смерть с толку сбить.  Испытанный веками старый обычай оправдал надежды. Сын вырос в здравии. Но к кровным родителям не испытывал никаких чувств.

Адильбек и Акмоншак все равно  радовались, что не остались без наследника. Хоть сегодня забери их Бог. Лишь бы сам Бакытбек проводил их в последней путь. Такова была последняя мечта родителей…

— Что старик, изнемог от жажды небось, пойду, поставлю чайник.

Поднеся чайник старуха намекнула на недоброе:

— Я долго не протяну, — сказала она безразличным тоном, — силы покидают меня…

— Да брось ты! — Старик старался быть бодрым, но не получилось, – И на кого ты меня собираешься оставить?

— Не знаю, дорогой. Все никак не поразмыслю.

— Ну, если так, то повремени немного. Как никак ноги целые, ходить то можешь еще. Я то что? Мне здесь что делать? Сперва я. Ты подождешь.

— Была бы моя воля, что это ты, уже рассудок потерял?

— Тогда и ты кончай молоть ерунду!

Акмоншак прекратила прения, подняла подушку, одной рукой приподняв голову супруга, подала пиалу чая.

Чай оказался горячим. Старик все равно хлебнул, не побоявшись  обжечься. После нескольких глотков сразу вспотел. Такое удовольствие! Будто очутился на короткий миг в просторах эдема. А Акмоншак словно превратилась в красавицу в райскую гурию. Как можно ее не назвать гурией, как можно не лелеять такую преданную супругу.

Они встретились, можно сказать, так, фатально. Предложение Адильбека Акмоншак не отвергла. Вот таким образом, они стали семьей. Давние люди кажется были намного великодушнее, не было и речи о соблюдении всех традиций и обычаев. То есть люди тогда проще относились к таким событиям. Соседи и родные собравшись у очага попивая чай с баурсаками, просили благополучия, и желали всего хорошего молодоженам.  И все. Но все это каким-то образом освятило их шанырак*. Видимо, все пожелания добрых людей исполнились.

Он все еще помнит ту встречу возле родника. Спутав коня около колодца, с раннего утра ждал возлюбленную. Не замечал как солнце накаливало степь. Девушка появилась только после обеда. Ах, ах! Какая походка. Красота!  Идет с коромыслом. А что если ведра наполняться водой. Нет, надобны помочь девице. Такой девице подобает такая услуга. И почет.

Когда Акмоншак поставила коромысло с ведрами на землю Адильбек даже не поздоровавшись взялся за коромысло.

— Позвольте мне.

Девушка не возразила, взглянув на него немного усмехнулась. Какой-то таинственный взгляд.

Когда ведра наполнились Акмоншак добавила:

— Может быть, еще и до дома донесешь?.. — посмотрев на него колдующим взглядом.

— Что спрашивать-то, донесу так донесу!

— А что я-то буду делать? За тобой идти?

— Ну не хочешь идти, так садись на шею. Всю жизнь буду так носить тебя !

— У парней много пустословии. Верить не верить…

— Акмоншак, не унижай ты меня так! Намерение у меня благое. Я никогда никого не подводил. Согласишься, хоть сейчас женюсь на тебе.

— А если не соглашусь?

— Тогда… тогда, наверное, ты меня больше никогда не увидишь в этих краях. Лучше сгинуть чем видеть как ты разжигаешь очаг другого!

Акмоншак пристально всмотрелась в него. Даже все красивее становилась, она в этой вдумчивой позе. Это простосердечье с изогнутыми бровями напомнило ему доверчивого ребенка. Вдруг появилась маленькая ямочка в районе симпатичных щек девушки с приоткрытыми губами.

— Акмоншак, айналайын!** — сказал джигит переполненный чувствами, — Я готов пройти с тобой через все переправы жизни.  Только промолви что ты согласна, и я заберу тебя прямо здесь. Я не могу прожить и дня без тебя, любимая.

Ранее, когда получала от него письма, она даже не думала, что он такой отважный и решительный. Пока она в недоумении соображала что к чему, рука Адильбека прикоснулась к ее плечу. Она вздрогнула.

— Любимая! Сказал бы тебе, что буду рабом твоим, но когда один повелевает, а другой повинуется счастливая семья не получиться. Просто поверь мне. В холодные дни буду укрытием, в жаркие дни буду прохладой для тебя. Раз уж смеемся, так вместе, раз уж загорюем так тоже вместе! Я все сказал!

Она не ожидала от замкнутого, на первый взгляд, столько рассудительности. Теперь, она начала лихорадочно защищаться, не выдавая своих чувства, стала отворачиваться от него. А он обняв ее, припал губами к ее губам.

Оробевшая девчонка в конце концов понемногу стала поддаваться сладостным чувствам, не сопротивляясь рукам джигита. Уже немного позже задыхаясь от  горячих обьятий, промолвила:

— Я твоя… Твоя!

— Уһ!

В то время как он тяжело вздохнул  задремавшая Акмоншак невольно вздрогнула.

— Что с тобой? – спросила она приоткрыв покрасневшие глаза.

— Будто жжет в груди.

— Это, наверное, от чая…

— Может быть.

Старушонка не торопясь встала на ноги. Тогда уж Адильбек заметил, как постарела Акмоншак. Нету уже того блеска в глазах. Ее мертвый взгляд только и сеет холодную атмосферу в доме.

— Полежу немного. Что-то тяжелею я, — сказала она, покачиваясь.

— Полежала-бы  в этой комнате?

Акмоншак немного задержалась. Даже не повернулась назад.

— Кто откроет дверь, если придет Бакытбек? Боюсь что не услышу его…

— Да, да, ты наверняка права. Пусть он не будет топтаться у порога, будто стучит незнакомую дверь!

Еле двигаясь, старушка стала понемногу удаляться. Эта были последние слова двух печальных людей.

***

С тех пор прошло немного времени. Соседка сидевшая возле крыльца вдруг подумала: «Что-то не духу не слуху от них. Боюсь, как бы не случилось бы с ними нехорошое»…

Подумав так, она послала детей. Они постучав в двери и окна вернулись без вестей. Тогда она оповестила старейшин. Собравшись возле дома они подождали прибытия участкового.

Когда сломая дверь проникли внутрь страшная вонь выгнала всех опять на улицу. Только участковый отважился пойти дальше, прикрыв нос платком. Это была ужасная картина. Трупы лежали среди бесчисленных червей. Роем летали мухи. Эта картина означало, что жизнь продолжается дальше…

—————-

шанырак* — деревянный круг на верхушке юрты.

айналайын** — обращение с чувством любви.

(168 оценок, среднее: 4,40 из 5)

Загрузка…