Страна: Израиль
Я рассказчик с тех самых пор, как научилась говорить, и писатель последние двенадцать лет. Режиссер по первому образованию, ассистент стоматолога по второму. А по натуре – любопытная соседка, с одинаковой охотой собирающая странности истории и странности характеров, а потом плетущая из них маленькие миры. Моя основная локация и эпоха – Европа до начала семнадцатого века, но я нередко заглядываю и в другие времена. Моя неизменная тема – человеческие демоны. Позвольте познакомить вас с некоторыми из них.
Country: Israel
I’ve been a storyteller ever since I learned to speak, and a writer for the past twelve years. Film director by first education, dental assistant by second. And by nature – a “curious neighbor”, with the same eagerness collecting the strangeness of history and strangeness of characters, and then weaving them into small worlds. My main location and era is Europe before the beginning of the seventeenth century, but I often look into other times. Human demons are my constant theme. Let me introduce you to some of them.
Отрывок из рассказа “Дневоротник папаши Гуса”
Домик папаши Гуса был старше почти всего поместья. Он остался еще от старого замка, на фундаменте которого был выстроен особняк Мануэле Сотторино, крупного торговца сукном и отца Тео.
Это было приземистое сооружение с могучими стенами и узкими оконцами,похожими на бойницы: в прежние века в нем несли караул алебардщики, и домик был первым форпостом, из которого открывали огонь по врагу, прорвавшему оборону ворот.
Теперь вдоль стены мирной сахарной грудой высилась заснеженная поленница,в окне слабо светилась лампада, а вместо старинной бомбарды у двери стояла крытая дранкой собачья конура.
Хотя путь был недалек, мальчики порядком употели, пробираясь по высокому снегу к домику привратника. Ветра не было, и мягкие хлопья, бесформенные, будто клочья мыльной пены, тяжелым рваным занавесом валились с сероватого неба.
На стук никто не отозвался, и Миммо осторожно толкнул массивную створку двери – та была не заперта.
— Видно, пошел в конюшню, ослика кормить, — кивнул Тео, — ну, давай войдем да подождем.
— Нечего нам ждать, — Миммо суетливо отряхивал башмаки на пороге, — корзину оставим – и будьте здравы.
Но Тео уже не хотелось подыгрывать приятелю. Они были на месте, и мальчику не терпелось вывести Миммо на чистую воду.
— Это невежливо, — припечатал он, — папаша Гус мне игрушки мастерит, и рыбачить обещал научить. А я зазря в доме наследил – и даже не остался поздороваться. Нет. Мы подождем.
Игнорируя Миммо, Тео вошел в домик. Здоровенный косматый пес Бабетто, любимец папаши Гуса, по случаю холодов переселившийся к самой печи,приветливо поднял голову со скрещенных лап и навострил уши. В доме было
тепло, пахло горячим лампадным маслом и влажной собачьей шерстью.
Тео осмотрелся… Он уже бывал у папаши Гуса, но ни разу не замечал тут ничего особенного. Что же придумал Миммо?
А тот уже водрузил на стол корзину, расправил полотно и теперь оглядывался, заметно нервничая.
— Тео, — в голосе Миммо снова прозвучала непривычная просительная нота, —
идем, а? Ну, чего мы тут позабыли? Он сейчас вернется…
Но Тео был непреклонен. Он ожидал, что в привратницкой Миммо наконец перейдет к сути дела, но тот был заметно бледен, комкал края рукавов и выглядел неподдельно испуганным. И Тео ощутил, как предвкушение сменяется разочарованием пополам с кисловатой досадой.
— Ну? – почти обвиняюще вопросил он, — и зачем ты меня притащил? Давай,рассказывай. Неспроста же ты все это затеял. Чего тут у папаши Гуса? Призрак прачки? Или Бабетто на самом деле оборотень?
— Да ничего у него тут нет, — пробурчал Миммо, — пошли уже наконец.
Тео оскалился:
— Так ты действительно просто трусил? Я-то, дурак, решил, ты меня на фу-фу берешь, снова какую-то чертовщину придумал. А ты средь бела дня по двору пройти боишься? Так чего не сказал-то? Я б Оливию попросил, она б тебе пару нижних юбок одолжила да гребень.
На бледном лице Миммо вспыхнули рваные пятна румянца:
— Да я ничего не придумывал! Я тебе все по чести сказал, как другу! Знал бы,что ты зубоскалить начнешь… Грош цена таким друзьям, понял?
— Ты – да по чести? – слова Миммо неожиданно задели Тео, и он разъярился уже всерьез, — да ты трепло гороховое! Ты и Отче Наш, небось, перевираешь! И знаешь, что, отстань! Мне плевать на таких друзей, ясно? И если у папаши Гуса под кроватью сундук с головами предыдущих сыновей всех окрестных кухарок – так ты как раз вовремя подоспел! Без такого бриллианта, как твоя брехливая башка, его собрание неполное!
— Не веришь? – заорал Миммо в ответ, уже забыв свой страх и полыхая яростью и обидой, — трусом меня зовешь? А ну, гляди, герой! Давай, смотри!
Он рванулся к стоящей в углу кровати и действительно, будто в насмешку,вытащил из-под нее сундук. Рванул простую грубую задвижку, откинул
крышку…
И повисла тишина. Гулкая, звонкая, еще полная отголосками ссоры и от этого особенно оглушительная.
Тео молчал, глядя в сундук и бессмысленно открывая и закрывая рот. Миммо
отдернул руки прочь от сундука и стоял рядом с ним на коленях, прижимая пальцы к груди, будто пытаясь обтереть.
Сундучок был полон воротников. Не раскроенных, как заготовки белошвейки.
Оторванных, отрезанных ножом, выдранных с лоскутами. Тонких полотняных, грубых холщовых, вышитых на крестьянский манер, изящных, отделанных кружевом, полукруглых, с продетым шнуром. Желтоватых, грязно-белых, простецки-серых. Испятнанных бурыми орнаментами брызг и разводов.
Испачканных выцветшими чернилами. Их были десятки. Сотни. Связанные бечевками, словно старые письма, они лежали в сундучке, удивительно мертвые, нелепые и неприглядные…
— Что это? – хрипловато пробормотал Тео и откашлялся – из сундука поднимался затхлый запах, будто из тележки старьевщика.
— Я нашел это в прошлый раз, — Миммо поднялся с колен и отошел назад, -луковицу уронил, она под кровать закатилась. Ну и я… так, из окаянства в сундучок заглянул. Подумал, может, чего интересного увижу, потом тебя насмешу. А там… вот…
— Зачем ему это? – Тео осторожно подошел ближе, наклонился над сундуком,осторожно вынул из сундука одну связку и перевернул, – гляди, тут и женские есть.
— Вот я и спрашиваю, — Миммо зябко поежился, — Тео… а это кровь, да? Она почти на каждом. Слушай, а что, если папаша Гус… ну… их всех убил? А мы теперь знаем…
— Да когда ж он столько успел? – Тео попытался придать голосу твердость, — их тут штук триста, а он старикан уже.
— Ему шестьдесят семь, — пробубнил Миммо, — мама говорила. А может, это он в молодости. Вон они какие все старые. Многих и не носят уже таких. А теперь он тут… прячется. И отцу твоему голову морочит. А сам, может, и на его воротник уже глаз положил.
— Так ты поэтому его боишься? – Тео начинал понимать, отчего приятель так рвется обратно домой, и поневоле начал завязывать тесемки плаща.
Миммо не ответил. Он лишь прислушался, бледнея уже до совсем неестественной желтизны.
— Тео, — только и успел пробормотать он, когда дверь распахнулась. На пороге, держа в руках несколько поленьев, стоял улыбающийся папаша Гус.
(91 оценок, среднее: 4,62 из 5)
Загрузка…