Страна: Россия

Брагин Никита Юрьевич, 1956 г. рождения, г. Москва, доктор геолого-минералогических наук, главный научный сотрудник Геологического института РАН (г. Москва), член Союза писателей России. Победитель и лауреат многих творческих конкурсов: Межрегионального поэтического конкурса к 190-летию Н.А. Некрасова (2011), поэтического конкурса Всероссийского фестиваля авторской песни имени Валерия Грушина (2011, 2013, 2019), конкурса «Неопалимая купина» МГО СП России (2013), международного конкурса «45-й калибр» (2014), Германского международного конкурса «Лучшая книга года» (2015), международного конкурса «Север – страна без границ» (2017), международного конкурса «Восхождение» Московской ОО СП России (2017), поэтического конкурса «Пятая стихия» (2016, 2017), конкурса лирико-патриотической поэзии имени И.Н. Григорьева (2017, 2018), конкурса «Степные всполохи» Ростовской ОО СП России (2018), конкурса «Ты сердца не жалей, поэт» Калининградской ОО СП России (2018), поэтического фестиваля «Словенское поле» Псковской ОО СП России (2018), Всероссийского поэтического конкурса имени Сергея Есенина (2018) и многих других. Автор десяти сборников стихов, в том числе: «Пятый угол» (2010), «Полночное паломничество» (2014), «Песенки Марсия» (2017), «Дикий мед» (2018).
Country: Russia
Из сборника лирических стихотворений «Солнечный круг»
***
Моих воспоминаний бабушка
сюда приходит каждый вечер,
и кормит синего воробушка,
а мне и поделиться нечем.
На полмизинца горьким вермутом
предзимье у души в поддоне –
укутан облаками Лермонтов,
и скомкан Пастернак в ладони.
Вся алость холода закатного
и терпкий чай опавших листьев,
как банка рыжиков, закатаны
и дремлют в лапнике смолистом,
и погружаешься в убежище
цепочкой слова, пульсом духа,
и отступает холод режущий,
и в глубине тепло и сухо.
И не посмертие мне грезится
на бесконечной карусели,
а просто нищая поэзия
блуждает по ветвям артерий,
и опадают хлопья белые
на замершую ткань души,
и все слышнее – что ты делаешь?
Проснись, почувствуй, расскажи!
Роман о Лондоне
Роман о Лондоне в рождественской ночи,
в сухих кристалликах искусственного снега –
они летят сквозь теплые лучи
витрин и фонарей и падают с разбега,
на черни мостовых мерцая серебром…
Зима здесь – мишура, иллюзия, легенда,
где Темза подо льдом, и где холодный дом,
и леденеет сердце, сданное в аренду…
Нет, все давно не так, в комфорте Оксфорд-Стрит –
там светятся гирлянды и рога оленьи,
и газ в сыром тумане больше не горит,
и не зовет слезу рождественское пенье.
Лишь кожа корешков добротных старых книг
хранит тепло камина и туман за дверью,
и к дымному Ист-Энду подходящий бриг,
и веру, что в кредит заложена безверьем.
Я признаю любовь – простите, ваша честь,
не осуждайте мой поклон ушедшей славе!
Роман о Лондоне – ну как не перечесть,
и этот город – с кем его оставить?
Памяти Успенской церкви
1.
А паутинка памяти проснулась и летит,
а ветер веет севером над широтой озерной,
свистит свинцом по серому, порывист и сердит,
и над шатром возвышенным, и под венцами черными.
А небо брызжет холодом во всю седую ширь,
и чайки голосистые скользят в потоках ветра,
а храм стоит недвижимо, как старый богатырь,
и смотрит в даль онежскую, и ждет он весть ответную.
А храм встречает каждого с зари и до зари,
и ты к нему поднимешься, войдешь, вздохнешь — и что же?
А небо в нем не серое, ты только посмотри –
широко раскрывается оно ромашкой Божией.
А небо в нем — и золото, и яхонт, и огонь,
и синева, и радуга, и тихий свет с востока!
Оно сияет солнечно, как Божия ладонь
надо малою былиночкой, взыскующей высокого.
2.
На рассохшихся досках
слезе поминальной вослед
капли ярого воска,
да пламени пляшущий свет,
и сосновая хвоя
в горячем и едком дыму –
это время лихое
я с болью приму.
Приходи наказаньем
за годы моей суеты,
будь отточенной гранью
на самом краю пустоты,
стань открывшейся дверью
в кромешную темень тайги,
паутину безверья
безвременьем жги.
Пусть по черному шлаку
сквозь полночь протянется шлях,
пусть февральская слякоть
просохнет в его колеях,
пусть натянутся сети,
и точкой захлопнется круг,
и воротится ветер
на север и юг.
Урагану навстречу
вращаются стрелки часов –
этот путь безупречен
вдали от аккордов и слов,
в стороне от концертов,
конгрессов, советов, наград –
в разговоре со смертью
не нужен парад.
Просто чувствуешь кровно
на спящих в песке валунах,
на обугленных бревнах,
и в серых как небо волнах –
здесь душа, что младенец,
рыдает – свети, не сгорай,
и ничто не заменит
пылающий рай!
Но над небом и словом,
за гранями ночи и дня
видишь образ шатровый
и внемлешь ему из огня…
Мне бы только коснуться
горючего сруба рукой –
словно с чайного блюдца
пить любовь и покой.
Раненный красотой
Словно пифос, до края наполненный спелой пшеницей,
я хочу раздарить золотое зерно красоты,
словно серого мрамора стела, столетий страница,
я хочу говорить, я безмерно боюсь немоты.
Узнаю красоту в жёсткой зелени дикого лавра,
в тёмно-синих вьюнках на обломках упавших колонн,
в исполинских утесах и каменных пустошах Тавра,
и в летучем песке, что полдневной жарой накалён.
И она раскрывается – крыльями гения славы,
силуэтами Граций, танцующих свой хоровод,
трагедийными масками павших во прах архитравов,
и цветением каперса, вросшего в каменный свод.
Эти образы я собираю, как отблески граней
сокрушённых кристаллов, осколки упавшей звезды,
этой древней красой я давно и безжалостно ранен,
и отстал навсегда от своей бесноватой орды.
Я стою на руинах, смотрю на священные камни,
триумфальные строки ищу на поверхности плит,
и они мне ответствуют – альфой, и бетой, и гаммой,
и бескрайнее море спокойно и нежно шумит.
Рожденный дважды
Все время слышу, как вокруг твердят,
что плохо все, что жизнь не удалась,
и некто, полувыбрит и поддат,
клянет погоду, родственников, власть, –
все, что припомнит, разве только Бога
не упомянет (он же атеист),
и все никак не вырулит к итогу,
зануден, пустословен, голосист…
Угадываю жадное желание
иметь в запасе жизнь, а лучше две,
прожить одну, а дальше – знать заранее
все прикупы (и джокер в рукаве!).
Желанье знать таблицу лотереи,
листы вакансий, ценовой разброс,
исчислить все и разрешить скорее
квартирный или половой вопрос.
Но, выслушав, я снова промолчу,
и свой секрет, как робкую свечу
ладонями от сквозняка закрою.
Не по плечу мне, да и не хочу
в распивочной разыгрывать героя.
Ты знаешь, я живу не в первый раз,
я мог бы целый год плести рассказ
о людях, знаменитых и не очень,
о городах, державах и эпохах,
включая все, что льется между строчек,
все капли, растворенные в потоках
прожитой жизни. Тот бесценный опыт,
казалось мне, способен уберечь
мою судьбу от нежеланных встреч,
от всех невзгод, пожаров и потопов…
Но отчего же, помня каждый шаг,
я повторяю прежние ошибки,
шагаю неуверенно и зыбко,
смотрю не там, и делаю не так?
Я вновь теряю дорогих друзей,
и в горькой ссоре расстаюсь с родными,
и, словно варвар, заплутавший в Риме,
иду в Макдоналдс, миновав музей…
Ступаю на знакомую тропинку,
и через миг – в неведомом краю…
Произношу молитву без запинки,
а после – продаю и предаю…
И не спасает память от безвременья,
ведя по лабиринту в темноту,
но снится белокрылое парение
твоей любви, поющей на лету,
и каждый раз по-новому рождаясь,
она меня зовет издалека –
цветок сансары, строчка золотая,
туман, росинка, ручеек, река…