Страна: Россия
Меня зовут Натали. Я родилась и провела детство на юге солнечного Казахстана, а потом мы с родителями переехали в Сибирь, холодную и суровую, но такую прекрасную, с огромными лесами и бескрайними просторами. Мы переехали не просто в Сибирь, а в самое ее сердце — в Новосибирский Академгородок. Это по-настоящему уникальное место. Если вы посмотрите на него с высоты птичьего полета, то увидите только лесной массив, огромное изумрудное пятно леса и ничего более. Но если присмотреться поближе, то в центре этого изумрудного пятна можно увидеть один из важнейших научных и образовательных центров России с его 34 институтами всего на 100 000 жителей. Представляете, какая здесь плотность разумного населения! Да, в этом удивительном месте мне посчастливилось расти, учиться, влюбиться, окончить университет, и просто жить.
Мне всегда нравилось писать. Стихи я пишу лет с пяти, но вот прозу… Проза — дело серьезное. Впервые я поняла, что не могу не писать, когда мне исполнилось 22 года. Ну, знаете, «кризис четверти жизни» и все такое. Многие писатели начинали примерно в этом возрасте. Джейн Остин — в 20, Теодор Драйзер — в 21, Фрэнсис Скотт Фицджеральд — в 23, Шарлотта Бронте — в 24, Конан Дойл — в 25. Кстати, о сэре Артуре. Как же я люблю его произведения про Шерлока Холмса! Вы себе не представляете. Я так сильно их люблю, что специально не прочла один единственный, последний рассказ из последнего сборника, чтобы не прощаться с гениальным детективом навсегда, чтобы между нами осталась какая-то недосказанность, чтобы поставить многоточие вместо точки. И вот во что вылилась моя любовь — в «Приключения Ирен Адлер», другими словами, в целый роман о единственной женщине, которая перехитрила Шерлока Холмса.
Country: Russia
My name is Nataly. I was born and spent my childhood in the south of sunny Kazakhstan, and then my parents and I moved to Siberia, so cold and harsh, but so beautiful, with its huge forests and vast expanses. We moved not just to Siberia, but to its heart — to Akademgorodok, which is located close to the Novosibirsk city. This is a truly unique place. If you look at it from a bird’s eye view, you will see only the forest, a huge velvet spot of the forest and nothing more. But if you take a closer look, then in the midst of emerald trees you will observe one of the most important scientific and educational centres of Russia with its 34 institutes per only 100,000 inhabitants. Just imagine what the density of a reasonable population it is here! Yes, in this amazing place I was lucky enough to grow up, study, fall in love, graduate from university and live.
I always loved writing. I have been writing poems since I was five, but prose … is a serious matter. I was 22 years old when I realized that I could not help writing for the first time. Well, you know, a “quarter-life crisis” and all that. Many writers started around this age. Jane Austen — 20, Theodore Dreiser — 21, Francis Scott Fitzgerald — 23, Charlotte Bronte — 24, Conan Doyle — 25. Speaking of Sir Arthur. How I love his works about Sherlock Holmes! You cannot even imagine this. I love them so much that I made myself not to read one last story from the last collection intentionally to never say goodbye to the genius detective so that there would be something unspoken between us forever, something like an ellipsis instead of a full stop. And this is what my love culminated in — ‘The Adventures of Irene Adler’. In other words, it culminated in a terrific novel about the only woman who outwitted Sherlock Holmes.
Отрывок из приключений » The Adventures of Irene Adler / Приключения Ирен Адлер «
«Oh, mon Dieu!» — воскликнула бы старая миссис Адлер, если бы увидела, во что они превратили ее дом. Воскликнула бы на французском, потому что являлась она истинной француженкой, хотя ее покойный муж был немец, и разговаривали они в доме на немецком. Но только родной язык позволяет передать подлинные чувства, поэтому ругалась и удивлялась старая миссис Адлер всегда по-французски.
И этот раз не был бы исключением, поскольку удивляться тут действительно было чему. Казалось, кто-то жестоко надругался над богатым убранством великолепной тенистой виллы: в спальне второго этажа, обставленной некогда с французским шиком, на месте огромной кровати вдруг образовалась старая деревянная лодка, подвешенная к потолку с двух сторон на толстых канатах. Так как эта внушительная конструкция должна была выполнять ту же функцию, что и стоявшая тут ранее кровать, изнутри лодки было вырублено все лишнее, и от самого носа до кормы теперь простиралась белоснежная перина, покрытая пуховым одеялом и множеством разноцветных подушек. Приводимая в движение теплыми порывами ветра из распахнутого в жаркий день окна, лодка мерно покачивалась на небольшом расстоянии от пола под еле слышное поскрипывание канатов, чем напоминала огромные, странного вида качели, только что брошенные ребенком-великаном.
В соседней спальне кровать, как ни странно, представляла собой только кровать и ничего кроме. Конечно, она была не простая, а поистине королевская: гигантских размеров, с четырьмя стойками по углам и закрепленным на них бархатным балдахином с кистями, но, слава богу, это была не лодка. Зато здесь имелось кое-что похуже: прямо посреди комнаты в полу была вырублена круглая дыра, достаточно большая для того, чтобы взрослый, не слишком упитанный человек, пролез в нее без каких-либо затруднений. На одном из деревянных брусков, державших потолок, был закреплен толстый корабельный канат — такой же, как те, что держали лодку в другой комнате (похоже, в этом доме очень любили канаты); он спускался вниз, проходил через дыру в полу и исчезал в пространстве первого этажа. Конец каната был увенчан колокольчиком, который громко звенел, оповещая владельца комнаты о непрошеных гостях, если бы оные захотели вторгнуться к нему во владения таким странным образом. Но желающих взбираться на второй этаж по веревке никогда не находилось, поэтому колокольчик звенел исключительно в те моменты, когда кто-то спускался сверху вниз, а потому практической пользы никакой не имел, лишь только иногда оживлял переливчатым звоном и без того веселую атмосферу просторного жилища. Впрочем, спуститься со второго этажа можно было и более привычным способом — по лестнице, — которая, однако, тоже была не простая. Она была не винтовая и не угловая, как этого следовало ожидать, а совершенно прямая и очень крутая, идущая практически вертикально вниз с едва заметным уклоном, с открытым пространством под ступенями, в глубине которого утопало множество книг. Издалека она и вовсе не походила на лестницу, и незнающий человек мог с легкостью принять ее за книжный шкаф.
Конечно, было в доме и много обыкновенных вещей: массивные сундуки и корзины, шкафы, зеркала, стулья и мягкие, обитые бархатом кресла, керосиновые лампы, бронзовые канделябры и вазы, и много еще такого, чем свойственно наполнять дом. Однако и здесь присутствовало нечто необычное. Привычный порядок вещей был странным образом нарушен: многие из них или находились не там, где полагалось, или же использовались не по назначению. Например, стоявший всегда в углу сундук для белья разместился теперь возле висящей лодки-кровати и использовался, помимо прочего, еще и как ступенька, а иногда и как столик. Также неподалеку с потолка свисала металлическая немного проржавевшая клетка для птиц, внутри которой почему-то густо цвели незабудки. Заполнив все пространство клетки, они выбивались наружу сквозь вертикальные прутья. Снаружи клетки, к самому ее дну были прикреплены круглые плоские настенные часы, и увидеть на них время можно было лишь лежа на кровати или на полу. Кованые лепестки и завивающиеся стебли настенных светильников и вовсе использовались как крючки, на которых были развешаны невероятной роскоши драгоценности. Бриллиантовые и жемчужные колье, изумрудные серьги и рубиновые браслеты играли в солнечном свете дня тысячами радужных бликов и совсем не сочетались с холодной сдержанностью бронзовых светильников.
Да, старая миссис Адлер точно бы ругалась по-французски, если бы увидела все это. Но, к счастью, она умерла (к счастью — для ее слабого сердца, разумеется, которое бы все равно не выдержало подобного варварства в ее родовом поместье). Несмотря на кажущийся хаос, надо отдать должное, в доме царили чистота и порядок. Однако все-таки порядок странный: казалось, созданный по уразумению какого-то взбалмошного ребенка. В сущности, молодые люди, которые предпочли былой французской элегантности это чудовищное безобразие, и были детьми.
Мисс Ирен Адлер недавно исполнилось семнадцать лет, а ее старшему брату Сержу — девятнадцать. Несколько лет назад они потеряли в страшной катастрофе родителей и оказались на попечении бабушки, которая, оставив в распоряжении слуг свой особняк на юге Франции, отправилась в Нью-Джерси, в дом дочери Лорейн Адлер. Старая вдова, не терпящая возражений, приняла решение продать дом, который, на ее взгляд, не давал детям забыть о страшном горе и жить дальше. Не пожалев ни горничную, ни садовника, проработавших в семье большую часть жизни, вместе с двумя внуками она вернулась во Францию. Однако миссис Адлер сильно ошибалась, полагая, что жаркое солнце Прованса растопит лед, сковавший сердца юных Ирен и Сержа, а смена обстановки поможет им быстрее оправиться. Лишившись в одночасье абсолютно всего, что напоминало им о прошлой счастливой жизни, будто бы вырезанные из живого тела органы, брат с сестрой погрузились в какое-то полуобморочное, безотрадное оцепенение. Пришлось миссис Адлер снова ехать в Америку и разыскивать брошенных на произвол судьбы горничную и садовника семьи Адлер, поскольку они представляли собой последнее и единственное живое напоминание о родителях, так как вернуть дом, распроданные вещи и трех собак уже не представлялось возможным.
Вероятно, четыре утомительных путешествия через Атлантику отрицательно сказались на здоровье старой вдовы, и однажды ночью она тихо скончалась у себя в постели от остановки сердца. Юные же мисс и мистер Адлер по прошествии достаточного количества времени в обществе давних друзей — горничной Урсулы и садовника дяди Джека, — напротив, потихоньку оттаяли, ожили и зашевелились. Постепенно привычный уклад дома изменился под стать новым хозяевам. Большое количество бабушкиных слуг было распущено за ненадобностью, дядя Джек занялся садом и хозяйством, а Урсула — домом и кухней. Понемногу все четверо стали привыкать к новому жилищу, превратившемуся со временем в необыкновенное маленькое царство, которому они дали английское название «Адлер-Хаус», как напоминание о доме в Америке.
(148 оценок, среднее: 4,89 из 5)
Загрузка...