Наталья Абазовская

Отрывок  из рассказа “Задача на лето”

В такой тёплый летний вечер Димке не хотелось сидеть в доме. После затяжных июльских дождей, из-за которых нельзя было выйти на улицу, наступили солнечные дни. Дима с самого утра настроился встретиться с Артёмом. Сейчас самое время вместе с другом на стадионе мяч погонять, жара-то как раз спала к вечеру. 

– Бабушка, можно я пойду, – ныл Димка.

– Посиди дома, – ворчала в ответ Вера Николаевна.

– Ну, бабуля… Артём же уезжает, – не останавливался внук.

– Вот и хорошо. Пусть себе едет. 

– Когда ещё играть, как ни летом. В школу же скоро, – не мог успокоиться Димка.

– Вот именно. Книжку лучше возьми почитай. 

Димка понял, что разговор не приведёт ни к чему, и понуро поплелся в комнату. Артёма он считал лучшим другом, когда оба приезжали к бабушкам в деревню. Мальчики целый год ждали летних каникул, чтобы встретиться. 

Димкина бабушка работала когда-то учительницей в местной школе, но уже вышла на пенсию, да и школу недавно закрыли, потому что детей в деревне почти не осталось. Вся молодежь в город уехала работать. Вера Николаевна часто вспоминала, что в раньше в этой деревне школы не было, поэтому ходили в соседнюю больше пяти километров. Хорошо, когда вместе со старшим братом, тогда не так страшно, а иногда одной приходилось идти через лес по тропинке. Вера Николаевна считалась одной из местных старожилов и многое могла рассказать о том, что происходило в этих местах.

А вот Галина Ивановна, бабушка Артёма, как и почему попала сюда, никто и не знал толком. Приехала с ребёнком уже, жила у Столбунихи, так все называли местную старушку. Многие считали её ведьмой, но в глаза никто не говорил этого. Боялись, а вдруг какую напасть накличет. Почему Артёмкина бабушка оказалась у Столбунихи, и на каких условиях она там жила, никто не знал и не спрашивал. Мало ли, что эти «ведьмы» удумали. И Гальку, Галину Ивановну то есть, Димкина бабушка не любила. Так, общались по случаю.

– Артёмка, а чего ты дома сидишь? Почему на улицу не идешь? – спрашивала в это время Галина Ивановна у внука. 

– Так нет никого. Сашка в город уехал, а Димку бабушка, наверное, не пускает, – раздраженно буркнул Артём.

– А чего ж она его не пускает?

– Она часто его со мной не пускает. Говорит, что я покоя не даю ему никакого.

– Да уж… Они ж привыкли, к тишине, покою. Чтобы не мешал им никто, не спрашивал ничего. И так всю жизнь, сколько помню, – тихо сказала Галина. – Давай, помоги мне тогда. Огурцы и помидоры закатывать будем.

– Я ж не умею, – пытался возразить Артём.

– А чего уметь-то. Будешь мне овощи по банкам помогать раскладывать, вот и математику повторишь, наконец, а то отец завтра приедет, спросит, занимались ли. Что ты скажешь? Когда тебе заниматься было, если целыми днями по улице носиться. Вот сейчас всю математику и вспомнишь.

– Вот тебе и поиграли перед отъездом, – обиженно сказал Артём.

– А ты на других не смотри. У каждого своя голова на плечах. Сам думай, что, как и с кем, – погладила внука по голове бабушка. – Ты вот заметил, наверное, что со мной мало кто разговаривает, а я уж почти 40 лет живу тут. А всё никак не примут за свою, боятся чего-то.

– А почему? – удивился Артем.

– Да кто их знает. Слух кто-то пустил, когда я сюда приехала, что ворожить меня баба Сима научила, а её тут недолюбливали.  

– Она в заброшенном доме жила, там, на опушке? Нам туда Димкина бабушка не разрешает ходить. А ты что, там жила? – не унимался Артём.

– Да, – грустно улыбнулась Галина.

– А баба Сима точно ворожить умела? Это что вообще значит?

– Врачеванием она занималась. Приходили к ней люди за помощью. Просто не рассказывали об этом, чтобы слух недобрый не пошел по деревне. Не хотели, чтобы узнал кто-нибудь.

– А почему, чтоб не знал никто, если она людям помогала? – пожал плечами Артём. – Это же доброе дело.

– Времена такие были. Всё, что не по-советски, это уже чертовщина какая-то. А советская медицина это аспирин, зеленка да йод. Вот и всё лечение. Или антибиотиками заколоть, болезнь внутрь загнать, а потом уже и человеку умереть самому недолго, вроде, как и не от болезни. 

– А-а, – только и смог протянуть Артём.

– Давай уже закатки делать, а то заболтал меня совсем. Ой, закаточная машинка ж сломалась. Сбегай к Димке. Попроси у его бабушки машинку для закатки.

– А если она не даст?

– Почему?

– Ну, скажет, сломаете её.

– А ты так попроси, чтобы дала. Давай беги быстрей, а то до утра возиться будем.

Артём пулей добежал до Димкиного дома. 

– Дайте, пожалуйста, машинку для закатки, а то наша сломалась. А бабуле срочно-срочно нужно закатать огурцы с помидорами. Вы поищите пока, а мы пока поиграем. А ещё мы вас на чай приглашаем вечером, – затараторил Артём.

Вера Николаевна достала из кухонного шкафа машинку. Придётся дать, соседи как-никак, да и внуки дружат, что ж думать о том, о чём в точности неизвестно. Да, жила когда-то в деревне баба Сима, колдуньей её все называли. Почему так, только слухи ходили, а правду не знал никто. Говорили, что во время войны немец к ней долго ходил, думали, она ему доносила, где партизаны прячутся. Но потом все бабу Симу вспоминали добрым словом. Многих партизан вылечила она во время войны. Вот и думай теперь, правы ли люди, которые наговаривали на неё. Да и сколько раз потом баба Сима выручала многих в деревне. Только все боялись друг другу рассказать, чтобы потом косым взглядом сельчане не смотрели на тебя. В необычных способностях  бабы Симы никто не сомневался. Сама Вера тоже обращалась за помощью к ней. Старалась не вспоминать об этом, чтобы не проговориться кому-нибудь. Заболела дочка, врачиха антибиотики прописала, но температура не спадала больше трёх дней. В больницу могли положить в райцентре, только сказали, что мест нет, в палатах по десять человек, в коридоре даже лежали. Собралась с духом Вера и пошла к Столбунихе за помощью. Только дверь открыла, а баба Сима глянула на неё и почти закричала:

– Ты что себе думаешь, дочку угробить хочешь?! 

– Так я и пришла за помощью, за советом, – Вера не знала, что добавить, стояла в дверях, теребила в руках пояс.

– Совет один только: чтоб не мешали мне, не лезли под руку, когда я Настю лечить буду. И ко мне ей прийти придётся, как жар спадёт. Сейчас соберусь, подожди, – баба Сима сразу начала складывать какие-то мешочки, баночки, травы.

Вера сейчас уже и не помнила, как всё дальше происходило в тот вечер. От бессилия помочь дочке в глазах и голове стоял какой-то туман. Сидела молча под дверью, пока баба Сима колдовала над Настей. Муж работал в ночную смену, вот и осмелилась Вера позвать Столбуниху. Больше не к кому было обращаться. 

– Ты не пугайся, завтра гной должен выйти, и ей сразу полегчает. Настой этот давай пить три раза в день, – сунула ей в руки банку с отваром баба Сима.

– А что с ней? – осмелилась спросить Вера.

– Что-что… Ты бы с мужем ругалась поменьше, зачем выдумывать то, чего не было. Пустое это дело, прежнее вспоминать. У вас же семья, дочка вон растет. А будешь всё время мужа своего укорять, то и здоровья ни у кого в семье не будет. Он, конечно, не про тебя парень, другая ему нужна, ласковая, нежная, заботливая. Но раз так дано, значит, так надо: каждому своя мера терпения отпущена. Зла не держи на него, другим он не будет, прими, какой есть. Вот Настя болеть и престанет. Ухо ей заложило сильно, чтобы ругань вашу не слышать. Она ж и тебя любит, и отца тоже, а не знает, как вас примирить, вот и болезнью это закончилось. Ты уж её побереги, если своего здоровья не жалко, – укоризненно сказала Столбуниха.

Эти слова Вера запомнила. Откуда только баба Сима узнала, что у них с мужем такие непростые отношения в последнее время. В деревне говорили, что видели, как её муж с Галькой разговаривал и мило улыбался. Вера отвечала, что ж тут такого, работают они вместе, есть о чём поговорить и после работы значит. Вера тоже сама увидела их вместе. Сергей показался ей совсем другим в этот момент: он улыбался, стоял, чуть наклонив голову, от чего казалось, что он готовится поцеловать Галю. Но этого не случилось, они пошли дальше, каждый к своему дому. Вечером Вера была раздражена, как ни пытался Сергей выяснить причину, ничего не сказала. А что ей сказать? Что она увидела его вместе с другой женщиной и просто приревновала? Ерунда какая-то. Но сердце щемило. Вот и не сдерживалась Вера уже пару недель, всё пыталась уколоть словом мужа, укорить в чем-то, а он и не понимал, что вдруг случилось. Но ведь это было только дома. Да, Настя, конечно, слышала их перебранку, но она же ребенок, что ей понять в таком возрасте во взрослых отношениях. И причём здесь её болезнь? Всё это всплыло у Веры Николаевны в памяти.

– Дима, ты иди к Артёму, раз Галина Ивановна приглашает на чай. Только до ночи не задерживайся, чтобы я не волновалась, – отдавая машинку, сказала Вера Николаевна.

От громкой трели Димкиного телефона женщина вздрогнула. Мама звонит, увидела Вера надпись на экране. А как включить, чтобы поговорить с дочкой, не знала. Что это за телефоны современные: кнопки никакой нет, куда нажимать не понятно. Она набрала Насте со своего телефона:

– Димка к Артёму пошёл на чай. Ну, что ж тебе так срочно он нужен. Придёт нескоро. Ты же знаешь, не хочу я к ним идти. Настя, ты же мёртвого из могилы достанешь. Ладно, уже бегу. Целую, родная.

Вот так и поговорили с дочкой. Всё им срочно надо, по делу, а с матерью теперь поговорить некогда. Да и о чём? О болезнях своих старалась Вера Николаевна не распространяться, ничего, справлялась сама потихонечку. Что ж, придётся идти к соседям… 

…А Насте на следующей день, и правда, стало гораздо лучше. Гной вытек из одного уха, температура сразу спала. Настя хорошо поела, улыбалась. Не ругал Веру муж за то, что к бабе Симе обратилась она. А с Галей не было у Сергея никаких любовных отношений. Спросила потом Вера, как да что у них. Ей и самой ясно было, что между ними нет ничего, ведь Сергей ни под какими предлогами из дома не исчезал. Поняла Вера тогда, что от бабы Симы не скроешь ничего, вот и опасалась с тех пор. Никому не хочется, чтобы знали о том, что в доме твоём творится без твоего желания. А за Галей много мужчин из деревни ухаживало, только ко всем она одинаково относилась, по-дружески. Вот и пошёл слух по деревне, что это баба Сима наколдовала, чтоб Галька так и осталась незамужней, а мужского духа не было. Ну а сын, это ж так, ребёнок, родная кровь…

– Дима, иди быстренько маме звони. Ей срочно телефон чей-то надо на ночь глядя. Вот уж неугомонная молодёжь, – сказала Вера, уже войдя в дом к Галине.

– А я вот уже заканчиваю с закатками. Спасибо, выручили. А то уж не знала, что делать. Вера, может, чаю попьём вместе, я и пирог испекла. Посидите, пусть ребята ещё поиграют. Завтра Артёма заберут, а там и лето закончится, – засуетилась по кухне Галина.

– Домой уже надо, спать пора, – уклончиво ответила Вера.

– Так рано еще. Девять вечера только. Успеется. Давайте посидим по-соседски, а то столько лет уже прошло, как Сергей умер, а мне всё не по себе. Хочется поговорить, а не с кем. Вы же сами знаете, какие у нас тут люди неразговорчивые, – пыталась остановить ее Галина.

– А что тут непонятного, неразговорчивые. Всё из-за бабы Симы. Хотя мне-то что говорить, она мне помогла. Только люди верят, что неспроста слухи эти образовались, про бабу Симу. Было, значит, что-то. Может, во время войны, как говорят, врагам помогала, вот и невзлюбили её люди.

– Да не помогала она никаким немцам, – с отчаянием в голосе сказала Галина. – Нашла она в лесу раненого советского летчика, которого подбили, и прятала у себя, лечила. Потому в дом никого не пускала, даже местных, так могли и полицаи прознать. А один немец к ней долго ходил, болел он сильно, баба Сима и ему помогла, а что делать. Раненого прятала, конечно. А кто ему поможет, если она немца этого выгонит, убьют её, да и всё. Вот с тех пор и не любят её. Думают, что у неё шуры-муры с немцем были или ещё что. В конце войны дело было. Наши когда пришли, летчика этого забрали. Написал он ей потом письмо из госпиталя, а через некоторое время баба Сима поняла, что ребенок у неё будет от этого летчика. А в деревне про беременность сразу бы стало известно, все бы решили, что от немца этого баба Сима беременна, ведь про летчика и не знал никто. Если бы дошел слух такой до властей, отправили б ее в ссылку, а там, кто знает, выжили б они с ребёнком, и какая судьба была бы, если считали все, что дитя от фашиста. Собралась она и поехала к этому лётчику. А когда вернулась через год, никто её узнать не мог, так глаза потухли, плечи опустились, поседела почти полностью. Спросить народ не решался, а обидные слова бросали о том, что немцев лечила. Да и такого могло быть тогда достаточно, чтобы посадить, но обошлось. 

– А с ребёнком что? – неуверенно спросила Вера.

– А с ребенком всё хорошо. Вот она – я, тот ребёнок военного лихолетья. Поехала Сима отца моего, возлюбленного своего искать в тот госпиталь, но не нашла. Письма писала да по частям искала, но не было ответа. Родила меня чуть ли не в поле открытом, зимой в мороз, но она ж врачевательница сильная, спасла меня. Нашла всё же она лётчика, комиссовали его после ранения, вот он и уехал к родителям. В том городке и встретил Аллу. Они уже и расписаться успели. А чего тянуть, война уже закончилась. Он Симе отправлял письма, только она их не получила, затерялись или ещё что-то произошло. Горевала, конечно, Сима, а что делать дальше не знала. Сама как-нибудь справится, выживет, вынесет всё, много таких было женщин после войны. И отец мой предложил, чтобы он с женой девочку забрал себе и оформил как свою дочку, чтобы всё по закону, по правде. Симе пришлось меня оставить и вернуться сюда. Без ребёнка. И не знал об этом никто. Здесь же родной дом, думала, легче ей будет, а прошлое забудется со временем.

– А когда правда открылась?

– Я росла при папе и маме, детей у них больше не было. Папа любил меня очень, а мама как-то холодно относилась. Я понять не могла, что не так. Поведением примерным я не отличалась, но училась хорошо, помогала по дому. Отец болел очень, не восстановился после ранения. Когда он слёг, я, как уроки закончатся, бежала домой, чтобы рядом с ним быть. Вскоре он умер, и мачеха моя мне жизни вообще не давала. Я была копией отца, с большими глазами, темными густыми ресницами и бровями, правильными чертами лица, и на маму вовсе не похожа. Но ведь так бывает, я этому не придавала большого значения. Я часто думала, почему мать так ко мне относится. Не смогла она меня полюбить, неродная я ей была. Сказала она мне это потом в сердцах, может, и пожалела, но я тогда и поняла, в чём причина этой нелюбви. Я и забеременела, считай, назло ей, а она, как узнала о беременности и что отец ребёнка уехал в неизвестном направлении, так сразу же сорвалась: «Ты как твоя мамаша, забеременела, а потом папашу будешь искать, как опомнишься, и ребёнка своего ему подкинешь». Так я у неё и выпытала про маму, но где искать её не знала.

– А что Сима писем ни тебе, ни отцу не писала?

– А как же, – с грустью улыбнулась Галина. – Писала, конечно. Мне потом мачеха сказала, что она их из ящика почтового доставала и рвала на кусочки. А потом ответила, чтобы Сима не лезла, не разрушала их семейную жизнь и своей дочери тоже. Вот и перестала писать мама. Да и мы переехали в другой город, она бы нас не нашла. Потом я родила мальчика, но жизни мачеха нам не давала. Я как-то случайно в старых бумагах про деревню узнала, вещи собрала и поехала сюда, к матери, ничего ей не сообщив заранее. Хотела, чтобы сюрприз был, чтоб не выгнала меня, куда мне с ребёнком-то одной деваться. Приняла она меня, спасибо ей. Хоть и родная я ей, а не воспитывала меня, так что всю любовь свою нерастраченную сыну моему отдала.

Вера слушала, и у неё на глазах наворачивались слёзы. Сколько же пришлось пережить бабе Симе, Галине. А ведь ничего плохого они людям не сделали, только слухам все верили.

– Надо будет на могилу к бабе Симе сходить. Может, вместе когда сходим? – спросила Вера.

– Обязательно, – мягко улыбнулась Галина.

На следующий день Вера Николаевна посадила Димку за решение задач по математике. Над очередной задачей он задумался.

– Бабуля! – прокричал Димка из своей комнаты. – А ты сколько килограммов помидоров можешь закатать?

– Да, не знаю. Я только вёдрами их считаю или штуками, когда на банки делю.

– А в килограммах это сколько? – не мог уняться Димка.

– Так, я приблизительно только посчитать могу. А тебе зачем?

– Задачу решаю, – удивился Димка.

– Если задачу, то давай посчитаем. Вот в ведре килограммов 8–9, думаю.

– Так, – пытался посчитать Димка. – А ты три ведра можешь закатать или четыре?

– Вот ты придумал. Это дед твой любил очень помидоры закатанные. Вот уж я тогда намариновалась. Аж вспомнить страшно!

– Бабуля, не отвлекайся. Я задачу решаю. А ты про деда мне начинаешь рассказывать…

– А ты что ж, деда совсем не помнишь? – с грустью заглядывая в Димкины глаза, спросила Вера Николаевна.

– Не–а, – мотнул головой Димка.

– Да, ты ж маленький совсем был, как он ушёл.

– Куда ушёл? – глядя исподлобья спросил внук.

– Туда, куда и мне скоро, – вздохнула Вера Николаевна.

– Бабуля, а огурцы дед тоже любил?

– А как же, ещё больше. Особенно по рецепту бабы Симы. Вот Галина Ивановна вчера закатывала овощи по этому рецепту.

– Бабушка, а ты можешь огурцы по рецепту этому, который дед любил, закатать. Вдруг мне тоже понравятся. Вы же с мамой всегда говорите, что я весь в деда.

– Я уже и забыла рецепт, давно не делала, – пожала плечами Вера Николаевна. 

– А давай к ней сходим, за рецептом.  Мне же задачу надо решить, – не отставал Димка.

 

(39 оценок, среднее: 4,41 из 5)

Загрузка…