Наргиса Карасартова

Перевод поэмы“Балалыктын бараандуу жолу. (Ч.Айтматовдун балалыгы жөнүндө)“

 

Чингиз Айтматов: Самое трудное для человека – каждый день быть человеком.

 

ЗНАЧИМАЯ ДОРОГА ДЕТСТВА 

(Поэма о детстве Чингиза Айтматова) 

 

О родителях 

 

Вот значимые люди повстречались,

Красавец Торекул и Нагима. 

Их образы во мне так отозвались…

Я напишу подобие письма. 

 

На комсомольских курсах отучились,

Где ветер грел в Пишпеке молодом,

Где ласточки кружили, гнёзда вились,

Где жизнь била молодым ключём. 

 

Тот двадцать пятый год – незабываем,

Он, кажется, застыл передо мной. 

Два человека встретились, совпали

Всей чистотой душевной, добротой.  

 

А в городе большом благоухали 

Сады большие, юные цветы,

И где сердца друг другу открывались,

И расширялся мир от красоты;

 

Где двое молодых любили знанья,

Обогащались в мыслях и в делах. 

Их жизнь была, и поиск, и познанье, 

В учебе, и в работе, и в трудах. 

 

Открытые страницы для влюблённых

И это время – воплотить мечту. 

Построить тот фундамент упрочнённый,

Чтоб в крепком доме жить в любом году. 

 

И счастье в дом придёт – молодожёнам,

И загорит семейный свет-очаг, 

И взявшись за руки, они сплочённо,

Дождутся малышей в заветный час. 

 

И станут для детей они горами,

На перекрёстке двух больших эпох.

Наш Кыргызстан, что горными крылами,

Спасибо! Лучезарен небосвод! 

Поездка в Москву 

 

Отец уедет вскоре на учебу,

Жить будет в белокаменной Москве.

Он в Институте Красной профессуры,

Марксизм изучает вдалеке.  

 

Учился в златоглавой больше года, 

Но трудно без детей и без жены 

И Нагима детишек взяв в дорогу, 

Отправилась от Фрунзе до Москвы. 

 

С родными попрощалась на вокзале,

С Таласа провожала вся родня,

На долгий путь провизию давали,

Желала встречу с папой малышня.  

 

А в поезде Чингиз увидел море

Аральское в прозрачной синеве,

Оно дышало, радуясь простору,

Плескало и сияло до небес.

 

Арал в то время был то величавый,

Порадовал он глаз среди степей, 

Но позже проезжали – сердце сжалось,

Иссохло море, берег опустел.

 

Увидят Волгу мощную, крутую,

Покинув казахстанские степи’. 

Войдут в леса высокие, густые –

Так встретит территория Руси. 

 

Скучали вдалеке все друг без друга,

Смышлёный мальчик счастлив в озорстве,

На Воровской зажили очень дружно,  

Семья объединилась вновь в Москве. 

Начало смуты

 

Белый день превратился в буранную ночь,

Это отца исключили из партии. 

Чтобы семью спасти и хоть чем-то помочь, 

Переезжают из Москвы в Парфеновку. 

 

Да, 1937 год –

Трагический, незабываемый август

И Торекул в мрачном предчувствии невзгод,

Заставляет их всех уехать – прям завтра!

 

Вот прибыла семья на Казанский вокзал,

Папа в тревоге, их в Шекер отправляет,

Рыдает жена… Какую боль испытал, 

Торекул обнимая бесслёзно страдал.   

 

В село Шекер решил отправить их отец,

Чтоб были вдалеке от города Фрунзе,

Он исключен из партии, каков конец

Не знал, в деревне безопаснее, думал.  

 

Да! Он стоял со всеми прощаясь,  

                                            прощаясь

И долго ещё вслед за поездом бежал.

Вслед за поездом бежал рукой махая,

                                         рукой махая.

Он больше никогда семью не увидит, 

                                   он это чувствовал, 

                                              он это знал.

 

И, Чингиз всё это сердцем чувствовал,

                              юным сердцем познал…

Тёмной ночью, тишину нарушая,

Поезд шел, будто всех утешая,

И колеса бились о рельсы тык-тык-тык…

                                              тык-тык-тык…

 

Прибытие на станцию «Маймак»

 

Пять дней без устали рельсы стучали,

Вот прибыли на станцию «Маймак». 

В два часа ночи – две минуты дали

На поле пассажирам постоять. 

 

Лишь матери ступни земли коснулись

И Нагима вся задрожала в миг, 

В очах всё потемнело, пошатнулось…, 

Умчался поезд, да и мир поник. 

 

Какие дни мучительные были,

Ночей бессонных горькая печаль,  

Ведь потеряла мужа, сердце ныло

Как Акбара рыдала, глядя в даль. 

 

Как Толгонай, что встретилась с Землею,

Как Субанкул, горящий изнутри,

Как тяжело смирится ведь с Судьбою,

Хоть Млечный Путь сиял и до зари. 

 

Жертвы репрессий

О, тот жестокий тридцать седьмой год,

Сколько людям ты принес страданий!

О, скольким кыргызам ты пролил кровь,

Преграждая путь орлам без терзаний. 

 

О, неспокойный, странный, страшный год,

Убийственным был ты и упрямым,

Ты шел всему разумному в обход,

Скольких погубил ты, окаянный! 

 

Разлетающийся по ветру наш флаг,

Лучшие умы интеллигенций,

Словно закоптил ты и унёс во мрак,

Год ловушек, доносов, репрессий. 

 

Унёс самые светлые умы,

Тех, кто жил, шёл в ногу со временем,

Тех, кто старался для людей, страны

Тех, в ком был огонь и стремление!

 

Пролилась красная кровь, как вода,

У всех мучеников потерянных,  

Смолкло дыханье у них навсегда,

Пластом лежали тела расстрелянных.  

 

Отца Торекула убили… за что?..

Он жизнь свою отдал за кыргызов, 

«Врагом народа» заклеймили его,   

А Нагима вырастала Чингиза. 

Тоска по отцу 

И начались превратности судьбы,

Тяжелой доли горечь испытаний,

И потянулись тяготы, борьбы,

Чингиз старался, повзрослев в сознанье. 

 

Осталось детство у него в Шекер

И сколько грёз наивных и желаний.

Он потерял отца и будто дверь,

Открылась в трудности и в путь страданий. 

 

Ни весточки не слышал об отце

И всё смотрел с надеждой на дорогу, 

Как Нургазы ждал белый пароход,

Так ожидал Чингиз отца с тревогой. 

 

Он соблазнен был детскою мечтой

И верил приплывёт корабль белый,

Конечно, он притягивал тепло 

И образ папы представлялся светлым. 

 

Он тосковал, как в поле колосок

Или листок, приникший к стеблю. 

Порой желтел и видел свой мирок. 

– Листочек, милый, не спади на землю. 

 

Какая боль, недетская тоска,

Холодный ветерок и льдинка в сердце,

А мальчик ждал, так сильно ждал отца,

И освещал его лишь лучик веры.  

Любил он сказки Айымкуль апа,

Он погружался в них со всей душою.

Так пролетала дней всех череда,

Но не смирялся с правдою сухою. 

 

Он верит в сказки, как и Нургазы

И будто прототип тот чуткий мальчик,

Что бушевало в нём, преобразил

И поместил мечту свою в «кораблик». 

 

Так ожидал он белый пароход,

Порой случались жар, температура, 

Ведь пред глазами уж который год,

Стоял отец любимый, чуть понурый. 

 

Кража коровы

Глаза горели, бушевал внутри,

В нём появилась праведная сила.

Бежал в Джамбыл, чтобы стереть с земли,

Ту чернь, то зло, что воровство свершило.

 

О, ловкий мальчик тот Султанмурат,

С горящим сердцем: — Я убью мерзавцев!

И журавли окинут острый взгляд,

Лицом к лицу столкнется он со смертью. 

 

Но ведь остались: чистая любовь,

Платочек Мырзагуль, её подарок;

Надежда, что отца увидит вновь

И что силён он под любым ударом. 

Султанмурат бесстрашен и правдив, 

Как гениально сказано об этом.

Как будто в повести Чингиз ожил, 

Писатель прозы был большим поэтом.

Чингиз стал работать счетоводом

Как рано взрослели наши отцы, 

Подросток, мальчишка Чингиз – счетовод. 

Серьезно брались за дело юнцы,

Ответственным, взрослым был к жизни подход. 

 

Голод с нуждою настигли их всех,

Но от налогов люди не бежали:

Не говорили: — Денег нет совсем!

И денежку колхозу отдавали.

 

И собранную пошлину в район, 

В банк в Кировке затем нужно отправить,

А деньги завернув в мешок, в рулон

Он на коне, один должен доставить.  

 

Ну, вот сравним мы с настоящим днём,

Где инкассаторы в автомобилях, 

Они, конечно все вооружены

И деньги в банк отвозятся мобильно. 

 

Обязанность такая у него,

Дорога в Кировку порой опасна, 

Он еле сам садился на седло,

Но четко выполняет долг, бесстрастно. 

И вот однажды, чтобы деньги сдать,

Отправится он в Кировку большую,

Решил: — Дорогу надо сокращать!

По перевалу поскакал, рискуя.

 

Конь скачет ловко через перевал,

Но вдруг Чингиз увидел человека,

Тот выглядел иначе, испугал,

Ведь грязный был в лохмотьях и нелепый. 

 

Чингиз подумал, это дезертир,

Что исхудал и подбородок впалый,

И незнакомец с ним заговорил,

И выглядел изнеможденным, старым. 

 

«О, подожди, что у тебя в мешке?»

Подросток испугался не на шутку,

«Откуда взялся этот человек?»

И, пнув коня, помчался за минуту.

 

Тот побежал и всё бежал за ним,

Но конь Чингиза поскакал проворней.

Кричал он сиплым голосом таким,

Запомнился момент этот бесспорно. 

 

В пустынном месте взрослое: «Постой!»

«Кто этот человек на самом деле?».

Наверное, это связано с войной…

Чингиз старался – деньги уцелели. 

 

Прототип Джамили 

Весёлый образ бойкой Джамили, 

Весь её облик занял место в сердце

И в тайне ото всех Сейит любил,

Писал картину, в душе звучал оркестр. 

 

Как было больно, что она ушла…

Он, помнит, лежа на земле, заплакал

И свой рисунок, где она была

Прижал с тоской к груди и там же спрятал. 

 

О, детства дни, подобный инцидент,

Встречается и в наши дни нередко.

Писатель наш событья давних лет,

Описывает жизненно и метко.  

 

Благодаря любви шедевр есть,

Ведь лучшей повестью её считают, 

Читаю «Джамилю», да, это честь, 

Ведь на вершину счастья поднимаюсь!

 

(6 оценок, среднее: 3,17 из 5)

Загрузка…