Елена Ананьева

Отрывок из  романа“РОНДО. Платоническая любовь”

Из твоих рук будто выпархивали птицы.  Ты резко останавливался на ходу, взмахивал рукой с длиннющими, ванклиберновскими пальцами, ветер распушивал длинные шатенные, антенные пряди волос…

И, казалось, вместе с воздушными поцелуями перед летным полем взлетали птицы. Потом ты мгновенно растворялся в пространстве.

Тогда мелькали две чаши воздушных весов, на одной – Любовь, на другой – Верность. Разные города. Работа, учеба, одинокие ночи и такие шквалы встреч!!! Может это мнилось?! Жизнь виртуала. Машина нового времени. Существующая еще тогда? В благополучных семидесятых?!  Нет, ты сопровождал по жизни. Являлся неожиданно. Реальный и вечно влюбленный. До самой старости, неся в руках античные весы верности. И даже если Валерии не верилось в реальность, истинность чувства, живущего самостоятельно, он старался доказать. Переубедить. Постоянно напоминая, приглашая, подстерегая даже на детских площадках в очередной приезд, катая детей, делая им сюрпризы. Строя с Лерой планы на вечность с переселением и соединением. Ах, почему все так поздно? Почему все потом. Почему не сразу с белого листа?

*

Однажды провела тебя как обычно в аэропорт, ТУ-104 взмахнул крылом, оживил странички полюбившегося одноименного спектакля про любовь… Засиделась в воспоминаниях и … пропустила рейс. Ты ведь умчался тогда на научную конференцию в Ленинград. Об этом есть главка. С трудом выбралась домой, с большим букетом еловых веток, лилий и ландышей из нашего Серебряного Бора.

Ехала под впечатлением прощания. Снова прощание. Почему? Почему не вместе? Можно ведь посчитать, что важнее. Взвесить на наших платонических весах. Но кто это взвешивал… Жили всплесками, боялись потревожить сложившийся уклад. Физики и лирики. Девять дней одного года, и всё, казалось, играло на нашу любовь. Все раскачивало любовь и ее воздушные, ах, какие неустойчивые весы! На сей раз дома не сиделось. Захотелось туда, по нашим местам… Дорожная сумка мгновенно собрана и вот уже выпорхнула из дома, на электричку и на Каролино-Бугаз. Здесь, как женщина в песках, лежала засыпанная ими, вычитывая когда-то мировую классику к экзаменам. Подходящий момент. Хотелось взлететь в небо. Полететь к нему. Прямо в объятия. Подтвердить сразу его главный вопрос с порога, когда уже в охапке:

«- Ты моя?» 

«- А ты знаешь, я всегда твоя. Я до сих пор твоя.»

Но тогда в песках, рядом с бескрайним морем, резко пересекающим мостом на 61м километре, где море будто преломляется и становится взлетной площадкой их аэролайнера, писалось – сочинялось Божьим промыслом. 

…А вокруг пески… Их можно просеять мелким ситом, золотое божье создание, сыпучее чудо, в каждой песчинке которого может появиться город внутри и город, замешанный с водой на морском берегу. Крепости, замки, чудесные песчаные башни, рвы, наполняемые настоящей, йодистой, морской водой прилива. Выползают на песочек крабы. Шевелят угрожающе клешнями, тащится запутанная вокруг одной из ножек водоросль живой добычей. Там Лера на старой дачке переигрывала новые роли, учила тексты, ставила мизансцены известных романов Достоевского, пьес Чехова, поэм Лермонтова. Вот она Нина Арбенина из «Маскарада»… Ее любимая роль, которую в молодости познала изнутри и полюбила чудесные превращения в жизни, потом карнавал сопровождал ее в стихах и песнях, а Венеция- карнавал – новой акцией жизни и ее метаморфоз.

Ей вспоминалось то время у крепости. Уже осеннее запустение, внеочередная встреча, хотя занятия в их университетах начались… Но ведь это счастливые выходные, которые могли себе иногда позволить проводить вместе. Они здесь нашли чудесное место – отгороженное от мира – чудесное пространство старого форта Аккермана. Здесь когда-то во времена турецкого ига шли сражения. Вот она, Саломея, в ожидании своего героя. Ее воображение улетало за стены крепости и приносило немыслимые образы, оживающие в старых камнях, лицах, органза-юбках, провоцирующих оргазм. И она, то женщина в песках, то мадам Бовари, ждущая своего суженого, то у пылающего камина в глубине крепости, древняя скифка, сшивающая куски кож для своего любимого, ожидаемого с охоты.

Здесь она познала первые ласки, как первую лазурную пену в его маленькой ванне. Здесь он стал не просто милым Алексом, нет, он стал ее Графом-магнитом. Теперь, он превратился уже в Короля магнетизма, короля небесной обители. 

Он, иногда вводящий ее в популярной форме в азы космических исследований, становился принцем голубой крови и небесно-голубого неба в удивительной горностаевой мантии, застилающий ею старинные камни старой крепости. Вокруг них выбивалась живая, изумрудная трава, обрамляя будто рампу вокруг. И они были в середине ее. Сцены их жизни. Она его назвала тогда Ашот. Ей слышалось в этом имени что-то магическое, завлекающее, как шорох пушистых волн на берегу. И правда его масляные глаза, фигура Апполона, спортивность древнего грека, побеждающего на самых престижных состязаниях в многоборье, и в большом теннисе, футболе, водных лыжах и серфинге, биллиарде. А к этому философия и музыкальное образование, умение пародировать и огромное чувство юмора. Да, это был внеземной мужчина. Казалось, это древние боги отдали ему часть силы и оставили своим представителем на земле. Принц Ашот, граф Магнит, Король Магнификат. Таким самым, самым притягательным среди всех, кого знала, он ей казался. И остался таким сквозь годы.

«-Иди ко мне, иди, моя синеглазка. И он приглашал ее жестом на горностаевую мантию. Потом, не дождавшись, пока она смирит стыд, взял на руки и покружил с возгласом:

– Ты моя! Тоша. Ты отныне моя принцесса Тоша. Это твое имя отныне. То-ша. И мы с тобой навсегда.

– А … уже Тоша. Да, ты же Ашот! Мне нравится это имя. Не Тоска, а Тоша!

– Мы с тобой повенчаны уже давно. Клянусь своей голубой кровью!

– Не клянись. Не стоит. Наши сердца и так вместе, и я твоя, где бы ни была. Для нас нет расстояний. Ты у меня перед глазами. Таких возможностей реализации себя, такого богатства внутреннего мира и талантов, да, и фигуры нет ни у кого. Разве что у пришельцев других планет.

– Да и ты мне подходишь, потому что мы оба с другой планеты.

Я и есть с другой планеты. Не случайно занимаюсь космосом.

Он притянул ее к себе и большие, крепкие, теплые крылья-руки заскользили, лаская, упругое молодое тело. Ее плоский живот с вдавленным, аккуратным пупком, будто здесь сошлась вселенная, задрожал. Заколыхались крутые бедра, натянулись струнами мускулы,

набежали волнами желания.

Над головой закурлыкал клин журавлей. По живой рамке травы вокруг камней старой крепости потянулась вереница солдатиков с черными точками на спинках. Вместе волокли маленькую виноградинку с застывшим соком под уже чуть сморщенной кожурой.

– Моя Тоша! Моя… учащенно дыша, сдавленным тихим голосом проникал в подсознание. И казалось он – один на планете. И она – одна.

Чувствуя, как ветерок обдувает ее растрепавшиеся волосы, и она женщина в старой крепости вне реальности, улетает под облака… И уже теплая жидкость…

С прикосновением его «крыльев» она не видит его человеком, но прекрасным птахом, ласкающим крылом. А она, его новоявленная принцесса Тоша, его леди Ле, пани Валери готова лететь на другую планету с ним вместе. Куда угодно, и это оказалось не далеко от истины.

Он и не отдавал отчета, что ее происхождение также высоко, как он ее называет. Она по бабушке Софии дворянских кровей, она была княгиней с платьями на кринолинах в шкафу. Есть охранная грамота: «Княгиня рода Покрасовых София, владелица деревень Покрасово и Красново.» Вот найти бы… Тогдашние ласки принца Ашота, графа Магнита с  браслетом  кожаного плетения на руке над характерным родовым пятном в виде карты старинного острова перевернули ее внутренний мир и показали, насколько он становится радужным и прекрасным, когда рядом любящий и любимый человек.

Этот браслет, как талисман, он одел ей через несколько лет на руку…

*

Пройдя сквозь годы, Лере непременно захотелось найти их счастливое место в старой крепости. Как захотелось, так и сделала. Собрала дорожную сумку, кинула туда перцовый спрей на всякий случай, как приходилось по работе в опасных ситуациях рейдов, на электричку, книга в руках на дорожку… Там вычитала тогда интересное о квадрате слов – палиндром. Это о них.

Оказывается и из слов может быть квадрат. Древнейший из сохранившихся палиндромов написан на латыни и датируется 4 в. н.э. Это фраза “Sator Arepo tenet opera rotas”, что означает “Сеятель Арепо с трудом держит колёса”. Обычно записывают ее в форме квадрата. Это ее значимый квадрат: земля, небо, он, она… Их судьба крутит колесо жизней.

S A T O R

A R E P O

T E N E T

O P E R A

R O T A S

И как занятно, этот палиндром можно читать 4-мя способами: по горизонтальным и вертикальным рядам – слева направо и справа налево.

И здесь чудодейственные свойства квадрата. С древности ему приписывали магическую силу. Говорят, эти загадочные слова защищают от болезней и злых духов. Недаром квадраты с этой волшебной фразой высекались на стенах храмов и дворцов у древних римлян, а в Средневековье появились и на фасадах христианских церквей. Сеятель Арепо делал свое доброе дело. Возможно, он первый посеял чеховское «разумное, доброе, вечное?» Эта цитата стала ее проводником. Внесла уверенность, что она найдет то место. Колеса стучат в унисон ее мыслям. На время сон сковывает серебристые веки. «Сатор арепо тенет опера ротас» – твердит…

(4 оценок, среднее: 4,00 из 5)

Загрузка…