Страна : Украина
По профессии – журналист. Пишу книги более 20 лет. Всего издано 40 книг – публицистическоих, исторических, документальных, также четыре книги эссе, сборник детских сказок, поэтический сборник.
Country : Ukraine
I am a professional journalist. I have been writing books for over 20 years. I am the author of more than 40 books – journalistic, historical, documentary, and fiction. The author of 4 books of essays, a collection of children’s fairy tales, a poetry collection.
Отрывок из романа “Приключения авантюристов”
Моим друзьям, живущим и ушедшим, посвящается
Бетонная площадка висела над морем, цепляясь за скалу ржавой арматурой. Внизу бурлили волны, шлифуя каменные желуди пушистой пеной. Казалась, что это борода Нептуна застряла под валунами, а он, собственной персоной, сейчас вынырнет и утащит меня в тёмное рыбье царство.
Я ничего не имела против такого общения с огромным богатым мужиком, пусть даже все время мокрым и скользким. Мои моральные принципы пятнадцатилетней девочки давно уже улетучились, как и дым от сигарет, которые я так любила.
Облака споткнулись о вершины гор. С высоты открывался фантастический по красоте вид на древние скалы с зелеными бакенбардами кипарисов, красными крышами элитных особняков, крючками белых чаек, бесшабашно штурмующих прибой. Но главное – небо, голубое прозрачное, зовущее ввысь, в горные чертоги, где так славно, приятно и не больно, бездумное блаженство и покой.
Все это – вечно существующие данности, зависящие только от конца света, а не от жалких червячков, способных задуматься лишь над тарелкой супа или блестящей тряпкой.
За моей спиной шумел роскошный форосский парк, где когда-то тихо и интеллигентно спорили писатели, музыканты, художники, прогуливаясь меж тропических дерев и цветов, в аккомпанемент – струились фонтаны с золотыми рыбками. Древние секвойи окружали зеркальные озера с арками мостиков и любопытными лягушками на листах лилий и кувшинок. Теперь же тут топотали мои современники – громогласные, тупые бегемоты, толстопятые дети, зажравшиеся мороженым, и пьяная молодежь, трахающаяся в кустах. Мир непуганых бульдогов сменил времена летающих Пегасов и крылатых Муз.
Мне нравилось равнодушие горы Парус. Похожая на огромный, выброшенный на берег, пиратский корабль, она неустанно плыла в воздухе от начала и до конца времен. Она знала какую-то истину, которую мы, тупоголовые, не постигнем никогда, даже если у нас вдруг вырастут головы размером в стоэтажный дом. Пустые помещения заполнить нелегко, да и нечем. Таящая Смысл Жизни эта волшебная гора, на удивление, позволяла всем и вся морочиться у подножья своими таракашкиными развлекалочками, наверное, она просто их не видела, занятая ожиданием чуда – пришествием еще большей горы, чем она.
Море билось лбом о пляж, усеянный сердоликами и отшлифованными стеклышками, пустыми бутылками и консервными банками, обертками от чипсов и бутербродов. Вот уж кто понимал всю тщетность существования, в котором ты ничего не можешь изменить, как бы ты не извивался и не корчил из себя здравомыслящую особь. Но для этого нужно быть Морем, а не топким болотцем с миазмами.
Я присела на лавочку под старючим разлапистым ливанским кедром, собираясь продолжить полет мыслей. О чем я еще не размышляла? Ах, да, о любви, которая, по сути, – разновидность душевной болезни, психического разлада акцентуированной личности, а не возвышенные порывы нетленной души.
Среди бумажек, валявшихся вокруг лавки, мое внимание привлекла тетрадка с синей обложкой, сложенная пополам. «Наверное, какой-то детёныш пришел утопить в море свой дневник с колами и двойками», – подумала я и подняла секретный документ. Почерк был просто дикий, каракули невероятные, почти нечитаемые. Я уж собралась транспортировать этот документ в ближайшую урну, но вдруг разобрала несколько слов. Одно из них – «любовь»… Мне показалось странным такое совпадение с моими недавними измышлениями. Я начала читать опус, поначалу еле разбирая текст.
«…Лёля меня очень любит, я уверен теперь. Пару раз проводил некие эксперименты…стало для меня доказательством… не отпущу никогда…. Я, поверьте, умею обращаться с женщинами, ни одна… я был царем в отношениях. Но Лёля была не такая, как все самки… отстраненная, молчаливая… часто торчала за ноутбуком и что-то строчила тонкими пальчиками… тогда пытался незаметно подкрасться и поцеловать… окуналась в свою работу…
…я люблю эти домашние вечера, когда Лёля ложится на бочок на диване возле телевизора… я прижимаюсь к ней всем телом… паморочится в голове, и счастье окутывает нас пуховым одеялом…
К Лёле редко приходят гости. Пару тётечек неопределенного возраста и пару несвежих дядек. Больше всех я ненавидел Лику. Они с моей Лёлей начинали хохотать, пить пиво, курить, и каждый раз вспоминали одни и те же приключения их ранней молодости, о которых мне ничего не было известно. Я ревновал, а Лика заигрывала со мной, называла красавчиком, лезла со своими дурацкими поцелуями.
Потом оргии заканчивались, Лика убиралась восвояси, Лёля опять превращалась в томную желанную принцессу, принадлежавшую только мне…»
На другую сторону лавки шлепнулась компания красномордых пузатых мужиков, и мне пришлось уйти. Я брела по аллеям Райского уголка (так называется одно из ответвлений парка) и думала о прочитанном. Вот и окунулась в чужую жизнь, тайную и интимную, чувственную и сумасшедшую. У меня было такое ощущение, что, против воли, пришлось заглянуть через дырку в стене в мужскую баню, или в раздевалку, где довольно почесывают свои гениталии потные волосатые мужланы…
Вскоре я уехала домой, меня затянула обыденность и тупость окружающего мира, беготня за деньгами и болезни. Казалось, что я давно забыла об откровениях автора Синей тетрадки, но карточный расклад судьбы лег иначе.
КУРОРТНЫЕ ФЕЙЕРВЕРКИ
Наше прибитое место отдыха еще со студенческих времен – красавица-Ялта. С какими только особями я туда не ездила, какие только приключения со мной там не случались! Эх, залетные! Кому рассказать – обзавидуются, сволочи.
В этот раз мы ехали в Крым с моим вторым мужем Тишкой – шалопаем и вралем, потешным и веселым. Он очень любил петь, что при полном отсутствии слуха и голоса вызывало громогласный хохот у зрителей и слушателей.
Дебют вокалиста состоялся в селе Разумовка, на мостике, врезавшемся в болото. Этот берег Днепра был усеян базами отдыха всяких предприятий и строительных трестов. Мой папа со товарищи соорудили для сотрудников маленькие домики, столовую, спортплощадку, буфет и летний кинотеатр. Я выросла там, каждое лето родители увозили меня в это волшебное место между лесом и речкой, подальше от расплавленного асфальта и заводской копоти. В этом незамысловатом раю, где все ходили босиком и в плавках круглые сутки, жилось беззаботно и весело. Я привезла сюда и Тишку, который здесь чувствовал себя частью этой дикой зоны, валялся на солнечных лужайках и писал стихи: «Я полный сумасброд сред полных сумасбродов – Египетский огонь на целую версту!»
Поскольку пляжи никто и не думал очищать от водорослей, часть реки превратилась в болото, за которым начинались заповедные плавни с реликтовыми желтенькими кувшинками, роскошными белыми лилиями и синими водяными колокольчиками. И вот как-то душной летней ночью я выползла из домика подышать свежим воздухом. Лунное око таращилось на средину болота, где на мостике стоял Тишка и орал песни. Местные жабы, взгромоздившись на кочках, вторили солисту изо всех сил. Все верещали как оглашенные, соревнуясь, кто громче прокричит куплет – хор жаб или Тишка. В конце концов, жабы победили, мой супруг сорвал голос и, понурив крупную, лысоватую башку, удалился с поля боя. Я просто свалилась на песок от очередного приступа хохота. Коронкой Тишкиного концерта была его любимая песня «Сиреневый туман». Слова в ней были такие:
Сириневый туман над нами проплываеть,
Над тамбурам гарить прасчальная звизда.
Кандухтер не спишить, кандухтер панимаеть,
Шта с деушкаю я прасчаюсь (пауза) НАФ-СИГ-ДА!!!!
При этом Тишка делал уморительные движения – перебирал короткими ножками, дергал тощим задом и корчил рожи. Еще одним излюбленным занятием для него были прогулки по Днепру между необитаемых островков, которые местные называли Белаи. На базе отдыха бесплатно выдавали напрокат лодки с веслами для всех желающих. Тишка всегда тщательно выбирал посудину, стучал по ней во всех местах, вынюхивал, нет ли пробоины, даже покусывал весла, чтобы убедиться, не трухлявые ли они. В конце концов, он выводил лодку в воду, влезал в нее и долго плевал на ладони, прежде, чем взяться за вёсла. Но это его страсть неожиданно прервалась. На средине реки Тишаня, как обычно в своем духе, решил попробовать свои силы-силенные, поставив лодку против течения, стал отчаянно грести. Издалека было видно, как мой маленький крепыш внутри огромной лодки дико работает палочками-вёслами, пытаясь продвинуться хоть на сантиметр вперед, но его, как завядший листочек, уносит в широкие Днепровские просторы. Помогли парни на моторной лодке, которые догнали безбашенного гребца и отбуксировали к берегу. С тех пор Тишка обиделся на лодки и больше никогда этим видом транспорта не пользовался.
Тихон называл себя – «ебипетскийогонь», обещал, что мы завтра переедем на ПМЖ в Воронцовский (или Ливадийский) дворец и будем кушать лобстеров, не вылезая из джакузи. Даже изменять ему было весело и легко – на огромной Тишкиной голове было много места для оленьих ответвлений, которые после каждой нашей поездки в Ялту вырастали до потолка. Однажды мимолетный флирт случился под самым курносым носом Тишки, пока он спал, налакавшись чаврика – ялтинского портвейна.
А пока мы собирались в дорогу. Я, как старательная жена, стирала, гладила, собирала вещи. Наконец-то дело дошло до чемодана. Я открыла наш «сундук на колесиках», как мы нежно его называли, и – о, Боже, там увидела Синюю тетрадку, которую в прошлом году подобрала на пляже в Форосе. Сказать, что я обрадовалась, было бы не точно, мне сразу же захотелось бросить все и сесть читать откровения страстного мачо. Но тут Тишка закричал из коридора – «Пора сматываться! Лысого с кроссами замели!» – это был наш сигнал к срочному десантированию. Я быстро все запихала в чемодан (в том числе и Синюю тетрадку) и мы помчались на вокзал.
Вот уж дело случая – на перроне мы встретили моего одноклассника Валерку Третьяка, приблатненного футболиста, с новой Клавой, так он называл всех своих секспартнерш. Мы страшно обрадовались и сразу после обниманий и поцелуев полезли в вагон и принялись вспоминать школьные годы. Закончился приступ ностальгии утром, когда исчерпалось винище, перед самым Симферополем. Выползли на перрон, упали в троллейбус и дрыхли до самой Ялты.