Владимир Гусев

Отрывок из фантастики “Последняя любовь”

Мужчина сидел на берегу моря и смотрел на закат.

Еще он время от времени, когда купающихся не было поблизости, бросал в воду камешки.

Вторую неделю я приходил на этот пляж. Вторую неделю мужчина сидел или полулежал на потрепанном покрывале и возвращал морю потерянную им во время недавнего шторма гальку.

Ты сразу узнаешь его — по смертельной печали в глазах.

Мне не нужно заглядывать мужчине в глаза. Бессильно поникшие плечи, склоненная — перед судьбою, перед неизбежным? — голова…

Его зовут Эдик. Но знакомиться вам не стоит. Так будет проще и тебе, и ему.

Берег, утомленный дневными заботами, медленно отворачивался от солнца. С нудистского пляжа потянулись отдыхающие. Две девушки, все еще без лифчиков, о чем-то щебеча, прошли прямо перед мужчиной. Но он не поднял голову, не полюбовался стройными телами, упругими грудями, миловидными личиками.

Он. Эдик. Но знакомиться мы не будем.

Я подошел, стараясь ступать босыми ногами по песчаным проплешинам, а не по гальке. Аккуратно постелил большое желтое полотенце метрах в двух от мужчины, сел, уставился на море.

Он скосил глаза, но ничего не сказал, хотя мог бы и возмутиться: что, другого места не нашел?

На этом, все еще диком пляже, без кафе и шашлычных, и днем-то бывает немного людей, а к вечеру вообще становится пустынно. И вдруг — непрошенный сосед. Что ему, то есть мне, надо?

Но мужчина был настолько равнодушен ко всему — морю, девушкам, вообще к жизни — что никак не среагировал на вторжение в его одиночество.

Он.

Вот тебе на всякий случай фотография. Смотри, не ошибись!

Не ошибусь. Уже не ошибся.

Я смотрел на море и думал о том, что именно здесь, как нигде, столь очевидной становится извечная борьба и любовь четырех стихий. Ветер задирает воду и выбивает песчинки из обрывистого берега. Волны гасят ветер. Отняв у Воздуха часть энергии, Вода то нападает на Землю, то ластится к ней. Суша, защищаясь, изредка обрушивает в море глыбы, часть своей плоти. И Вода, и Воздух завидуют ее силе, спокойствию, твердости. Земля тоскует по изменчивости, подвижности, летучести этих двух стихий. А энергию всем дарит неистовый Огонь, вечный и щедрый, не получая ничего взамен.

— Люблю смотреть на закат, — сказал я минут через десять. — Есть в нем что-то невыразимо печальное и в то же время обнадеживающее. Сегодняшний день умирает, но завтра родится новый. И все надеются, что он будет лучше, чем прошедший.

— Не для всех он настанет, новый день, — разжал мужчина плотно сомкнутые губы.

— Никому не дано знать, настанет или нет.

— Некоторым — дано! — усмехнулся он.

Его усмешка была чем-то похожа на красный перец — красивая, но жгуче-горькая.

У него замечательная улыбка. Жаль, что она умрет вместе с ним.

Жаль.

— Не позавидуешь таким, — не удивился я и процитировал: — «Скажи мне, господи, кончину мою и число дней моих, дабы я знал, какой век мой».

— Плохо, когда кто-то сам назначает себе число дней.

— У вас депрессия?

— Нет. Любовь.

— Это может быть еще хуже. Но ведь «на то она и первая любовь, чтоб вслед за нею шла очередная»?

— Очередной не будет. У меня была — последняя.

Он поднял камешек, серый, ничем не примечательный, швырнул его в море. Недалеко, без удали.

Я понимал: отбрасывал он не камешек. И даже не последнюю любовь. Нет, все было гораздо печальнее.

Он отбрасывал жизнь.

— Не бывает последней любви, есть только первая. И каждая следующая — тоже как первая. Если она настоящая, конечно.

— Что вы знаете о любви, молодой человек! — усмехнулся мужчина и бросил еще один камешек, на этот раз далеко.

Давно меня так не называли.

— Каждый считает, что именно его любовь — самая сильная и неповторимая. Если она случается, конечно.

— Вот вы сейчас — влюблены?

Мужчина наконец повернул голову и посмотрел на меня. Глаза у него были голубые, бездонные, как небо, и такие же пустые. Жизнь уже ушла из них.

— Нет, — солгал я.

— Но надеетесь влюбиться в ближайшее время, так ведь?

Скажи ему, что разочаровался в любви. Для него это важно.

— Тоже нет. Я… разочаровался в любви. Она всегда преходяща, непостоянна, изменчива — как ветер, в лучшем случае как вода. Оставляет после себя лишь горечь и сожаление о несбывшемся. Нет, все, хватит. Теперь — только секс, по обоюдному согласию!

Я поспешно подобрал камешек и бросил его в воду.

Совсем не умею лгать. Только что с восхищением говорил о любви — и сразу же от нее отрекся. Заметит или нет?

— А как же плоды любви — дети?

Не заметил.

— Свой долг перед видом Хомо Сапиенс и обществом я выполнил, двоих детей вырастил. Ну, почти — дочери семнадцать, сыну двадцать два. Осталось доучить. С этим я как-нибудь справлюсь. Да и моя бывшая поможет.

— Вы развелись?

— Я не смог простить ей измену.

— Теперь понятно, почему вы то воспеваете любовь, то отказываетесь от нее. Знаете, именно вы мне и нужны! А я — вам.

Он впервые оживился. В его глазах даже блеск появился. И поникшие плечи распрямились. Так домашний цветок, о котором забыли хозяева, отвечает на долгожданный полив.

— Скоротать время в беседе — занятие взаимоприятное.

— У вас будет столько времени, что скоротать его будет непросто. Если захотите, конечно, получить его — в неограниченном количестве.

— Я тоже люблю фантастику.

— Да, это фантастика. Но вполне реальная. На себе проверил. Работает.

— Какая-нибудь капсула, в которой время течет быстрее? — начал я вспоминать сюжеты прочитанных в юности рассказов. — Зашел в нее, переделал кучу дел, вернулся — а здесь прошло пять минут. Если бы еще и биологическое время в капсуле не бежало вприпрыжку…

— Да нет, — нахмурился он и даже отмахнулся от моего предположения рукой. — Все гораздо проще. Я подарю вам свое бессмертие.

— Как в сериале «Горец»? А другие бессмертные будут пытаться отрубить мне голову?

Я не мог удержаться от смеха. Но мужчина не обиделся. Терпеливо объяснил, словно учитель нерадивому ученику:

— Самый лучший способ дезавуировать просочившуюся информацию — высмеять тех, кто в нее поверил. Или обрядить истину в шутовской наряд фантастики. В сериале «Горец» правдиво только одно: у получивших бессмертие не может быть детей.

Спрашивать, почему, я не стал. Не захотел еще раз показаться туповатым школьником.

— И что вы хотите взамен? Мою душу? Но если я стану бессмертным, вы ее никогда не получите!

То, что он предложит, покажется тебе фантастическим. Верь ему!

— В обмен вы потеряете возможность любить, — не среагировал он на шутку. — Лично мне от вас ничего не нужно, кроме согласия. Хотя кое-что я тоже получу.

Я перестал смеяться. Очень уж серьезно говорил он о несбыточном.

— И что вы приобретете, отдав мне свое бессмертие?

— Способность умереть.

— Забавная сделка! Хотя… в чем-то логичная. А любовь? Кто получит ее?

— Наверное, тот, кто затеял эту дьявольскую игру. Кто он — я не знаю. Зачем ему это нужно — тоже. Но все работает! И душа, заметьте, останется вашей… собственностью.

— Отказаться от радостей секса ради гарантированного бессмертия… — колебался я.

— Любовь и секс — вещи взаимосвязанные, но разные. Ваши сексуальные потребности и возможности сохранятся и даже усилятся, запрета на плотские утехи нет.

— Заманчиво, даже очень. На сумасшедшего вы не похожи. Но и на нормального человека, извините, тоже.

Я постарался улыбкой смягчить жесткость своих слов. Но Эдик отреагировал спокойно, даже равнодушно.

— Я — бессмертный, следовательно, ненормальный. Думаю, и вы сможете стать таким. А не получится — вы ведь ничего не теряете. Все останется, как есть.

— Надо подумать. Монахи безо всяких гарантий отказываются от многих мирских радостей, даже от секса. Правда, они верят. А я… Знаете, в чем причина моих сомнений?

— Да. Вас удивляет неравноценность обмена. Но здесь есть один нюанс. Возможность любить вы утратите не навсегда. Один шанс у вас останется. Но — единственный.

Он перестал бросать на меня косые взгляды, впрочем, как и я на него. В этом не было ничего плохого, просто мы оба смотрели на море, на медленно падающее в него солнце. Теперь он повернулся ко мне, я последовал его примеру.

Волосы светлые, стрижка короткая, морщин на лице почти нет. Торс внушительный, без животика. Наверное, занимается каким-то спортом. Интересно, сколько ему лет? Тридцать, сорок, пятьдесят? Про таких говорят: мужчина неопределенного возраста. Дышать начал часто и мелко, чувствуется — для него происходящее сейчас между нами важно.

Очень.

— Я потому и спросил, не влюблены ли вы. Если примете от меня этот дар, то ваша… текущая любовь станет — последней.

На этот раз в его улыбке не было горечи. Я усмехнулся в ответ.

— Другой уже не будет, — продолжил Эдик, — и разлюбить вы тоже не сможете. Именно это произошло с женщиной, которая передала мне свой дар. Она не смогла жить без меня, я теперь не могу жить без моей любимой. Это — расплата за мою прошлую нелюбовь. Подумайте, хорошо подумайте, стоит ли менять любовь на бессмертие.

Не соглашайся сразу. Это может вызвать подозрения.

— Женщина, которую вы не любили, передала вам свой дар? — удивился я. — Не попыталась отомстить, убить соперницу, не возненавидела, в конце концов?

— Могу лишь повторить: вы не знаете, что такое настоящая любовь. Это — когда счастье любимого человека становится важнее собственного. Когда оно становится смыслом жизни. Когда… Впрочем, вы все равно не поймете.

Он швырнул еще один камешек. Волны приняли его с раздражением.

(3 оценок, среднее: 3,67 из 5)

Загрузка…