Страна : Армения
Астерина родилась 12 июня 1993 года в столице Армении — г. Ереван. С детства увлекалась литературой и иностранными языками. В 2015 г. окончила магистратуру Ереванского государственного университета по специальности филолог-переводчик (английский, испанский и португальский языки). С 2017 года изучает китайский язык. Еще во время студенчества начала заниматься переводом и написанием художественных рассказов, а в 2018 году стала финалистом Открытой Евразии 2018 в номинации «Перевод» (перевела рассказ «Дочь курда» Елены Асланян с русского языка на английский). В 2019 г. Астхик стала также призёром международного конкурса переводчиков «Читающий Петербург» по китайскому языку, организованного библиотекой им. Маяковского. Замужем, мать двухлетнего сына.
Country : Armenia
Asterina was born on June 12, 1993, in Yerevan, Armenia. Since very young age, she has grown fond of literature and foreign languages. In 2015, she graduated from the Yerevan State University obtaining a Master’s Degree in Philology and Translation Studies (English, Spanish and Portuguese languages). She has been studying Chinese since 2017. As a student, she began to translate literary works and write fiction, and in 2018 she became a finalist of the Open Eurasia 2018 in the nomination of «Translation», as she translated the novel “The Daughter of a Kurd” by Elena Aslanyan. In 2019, Astghik also became an award-winner of the International Contest of Translators «Reading Petersburg» in the nomination of the Chinese language, organized by the Mayakovsky Library. Asterina is married, with a two-year-old son.
Отрывок из малой прозы “Никогда не целуйте незнакомца”
Взирая вниз, на небо, с высоты десяти тысяч метров, я лениво обдумывал, куда меня занесет эта неуклюжая летающая железяка на этот раз.
А жизнь, думалось мне, она – словно заснеженная серо-голубая пустыня меж двумя горными перевалами, над которыми цинично сияет холодное бриллиантовое солнце.
А что, стало быть, Время, если не жидкий и неровный атлантический горизонт, разделяющий настоящее и будущее, словно Старый Свет от Нового? А прошлого в нем не существует, даже если наши органы чувств ощущают его частичку. Это настоящее, безжалостно тающее в каждый момент.
В чем же смысл путешествия? У каждого он свой. У меня, например, благороднейшее (в теории) призвание – старательно продлевать человеческое проживание или просто прозябание между двумя концами этого пути.
Иным словом, я рядовой европейский ученый. Должен сказать, я уже изрядно привык к такому безликому определению, уже десятый год пыхтя в Южной Африке над созданием мифического лекарства против иммунодефицита человеческого организма. Бледнолицый ученый, который еще вчера бездумно поглощал канцерогенный фаст-фуд на перерыве, обдумывая решение очередной задачи, еще вчера на автопилоте крутил педалями к своим так и необжитым апартаментам в центре Йоханесбурга, и еще вчера точно знал, что ничего сумасбродного в своей разлинованной жизни не произойдет.
Большее, на что я надеялся – это долгий утомляющий перелет до Вены, откуда поездом до Амстердама, унылой электричкой до моего родного городка и полусонным такси до дома моего. Такого же необжитого.
Я безразлично блуждал глазами по невыразительным лицам пассажиров, которых в 4 часа ночи занесло в аэропортовую очередь за двойным эспрессо, когда вдруг наткнулся на чью-то неуместную улыбку. Как странно было ее здесь видеть. Она- хрупкая южанка с выразительными черными глазами, неестественно искрящимися под софитами аэропортового освещения, улыбалась чашечке кофе. Обхватив бумажный стаканчик двумя руками, она радовалась ему с некой детской простотой и экзистенциальностью.
Эта улыбка не была кокетливой, загадочной или, хотя бы, двусмысленной. В ней читалась чистая обреченность. Как единственный цветной объект в черно-белом кино, она притянула мой взгляд к своему незаурядному лицу, хотя некоторым красота его могла показаться спорной. Ангельские черты лица юной чертовки- чертовски молодые и страстные, ангельски плавные и не омраченные контрастами; неестественно бледный тон лица, оттеняющий черные жемчужины глаз; немаленький носик, но будто выточенный из фарфора. И глубочайший взгляд, который поймал меня с поличным- будто наблюдать за ней было наитяжким из преступлений.
Мне стало не по себе, и я потупил свой взгляд в стаканчик, шагая мимо нее к посадочному гейту. Как ни странно, мне запомнилось место ее билета. Оно было далеко не рядом с моим.
Место 21 C – этот клочок бумажки рядом с ее местом стоил мне моих весьма нескромных премиальных, но в тот момент мне показалось, что это самое удачное из всех моих приобретений.
Она удивленно распахнула свои невинные глаза, но и виду не подала. Лишь кончики губ, слабо дрогнувшие в непроизвольной улыбке, дали мне знать, что я не был непрошеным гостем. Семнадцать минут ожидания пилота были самыми неловкими в моей жизни, закоренелого интроверта, в чьих манерах не было заводить разговоров с незнакомцами.
Железная коробочка неуклюже взлетела, но ее колебания не могли доставить никакого неудобства мне– человеку, знавшему анатомию ее передвижения наизусть. А вот моей компаньонке, явно, приходили не по душе лихорадочные подергивания самолета. Она нервно приросла с стулу, сильно обхватила сидение, и все ее милое лицо выказывало сильнейшее напряжение. В другом случае я бы, конечно, попытался помочь избитыми словечками типа ”не напрягайтесь”, ”успокойтесь” или просто промолчать, но сейчас я лишь взял ее за руку. Без разрешения…
-Что бы вы сказали о человеке, который так боялся за свою жизнь, что боялся жить?
Я сам не знал, какого ответа ожидаю на свой глупый вопрос: мне почему-то просто хотелось растопить эту холодность. Но вот опять ее загадочный взгляд- пряный коктейль из удивления, порицания, силы и обреченности. Такой долгий, что мне с трудом удалось выдержать его.
-Я понимаю, что это именно так выглядит со стороны. Но поверьте- этому человеку не страшно умирать. Что если ему просто страшно довериться?
-Страшно довериться? Довериться кому-то или чему-то?
-Чему-то.
-Так я ведь не просил довериться. Особенно, этой летающей штуковине. Но ведь не познать в жизни ничего из-за страха- далеко не радужная перспектива.
-А что если у каждого свои представления на счет того, что надо познавать в жизни? Разве можно составить такой лист достопримечательностей- универсальный и обязательный для всех?
– Многие составляют. Сами для себя. Некоторые списывают у других, конечно. Хотя, я знал таких, у кого этот лист принципиально пустовал. Следовательно, вы одна из них?
Она ответила той знакомой улыбкой:
-Я бы не сказала, что пустует. Но, все же, неразумно было бы делиться об этом с незнакомцем.
-Ах да, конечно. Было бы весьма опрометчиво с вашей стороны.
Мне стало как-то неловко, и мне показалось, будто рука моя обожглась обо что-то сильно горячее, или холодное. Я отпустил ее руку.
-Спасибо,- вдруг послышался ее голосок,- я не поблагодарила вас за помощь. И простите за слабость. Вы правы. Да, мне бы очень не хотелось умереть именно в этом самолете.
-Вы говорите так, будто есть разница.
-А вы, стало быть, считаете, что разницы нет.
-Просто я долгие годы провел, общаясь с людьми, которые предпочитали всеми силами продлить свое блуждание по жизни, порой бесцельное, нежели сделать его хоть чуточку интереснее.
-Так легко об этом говорить. Но мне кажется, что лично вам, Доктор Гройдинг, не захотелось бы попрощаться с жизнью именно в этой железяке, не приблизившись к своей цели еще на шаг. А потом еще на один. И так до конца…
-…которого нет.
Ее ангельский голосок звучал одурманивающе. Мое имя в ее устах… Как будто оно произносилось так вечно. Но вдруг меня осенило.
-Простите, фрау. Мне послышалось, или Вы знаете, как меня зовут?
-Ну, это не доставило мне труда. У вас из-под пиджака выглядывал бейдж. Видимо, тяжелый был день, доктор?
-Да нет, как обычно. Но я не удостоился чести называть Вас по имени… И да, это отлично, что в английском языке нет различиями между ”you” и ”you”, а то бы мне сейчас сильно захотелось бы попросить Вас перейти на ‘ты’.
Она беспечно засмеялась. Маленькие, трогательные зубки.
-Мне и в голову не пришло бы тебе отказывать. Не люблю эти условности. Хотя у нас, в венгерском, например, есть целых два местоимения для этих изысканных вежливостей.
-Так ты прелестная, юная мадьярка?!
– Криштоф… Каталин.
-Честь имею. Герман… Герман Гройдинг.
-Как забавно. Если бы я не знала, что Гройдинг- это фамилия, вполне могла бы предположить, что имя. Ведь ты назвал его вторым.
-Знаешь, Каталин. Не проживи бы я десять лет на чужбине, то удивился бы твоему искреннему удивлению. Культурные различия… Но ведь они не делают тебя и меня по-настоящему разными.
-А не имеешь ли ты в виду общий ДНК?
– Видишь ли, Трине, я имел в виду общую любовь к кофе. Позволь угостить тебя.
-Трине? А мне нравиться!… Как и идея с кофе!
-Так называли бы тебя в моей родной деревушке. Знаешь, говорят, у нас велосипедов стало больше, чем жителей…
-Говорят?
-Меня так давно там не было…
-Если вдруг почувствуешь себя чужим, всегда можешь приехать в Будапешт.
-Так мы встретимся?
-А надо ли?
-Значит, я успел тебе опротиветь?
-А то как!
-Знаешь, а ты побила рекорд. Никому еще не удавалось продержаться со мной в беседе больше часа.
-Ты так говоришь, будто у меня есть выход.
Драматизм взлета потихоньку выравнивался, как и ее дыхание. Мы болтали на разные темы, и я узнал, что она интерн, будущий врач, летела в Африку, чтобы понаблюдать за работой наших коллег-исследователей, с целью использовать полученную информацию для своей дипломной работы. Со своей стороны, я, конечно же, обещал помочь любого типа информацией. Она гордо отказалась, и это было весьма мило с ее стороны. Я вдруг вспомнил свой задор: как отказывался от помощи доброжелателей, надеясь, что изобрету тот самый велосипед, к которому у других не хватало винтиков.
-Но напрасно. Напрасно ты все это время боялась довериться полету. Ведь инженеры-механики этого самолета были мастерами своего дела. Наверняка Стенфорд кончали.
-Ты уверен? А как на счет дурацких случайностей?
-А разве такие не могут поджидать нас на каждом шагу?
-Да, но… Здесь предсказуемее.
-Отнюдь, это всего лишь предрассудки.
Она мило улыбнулась, и я разглядел в жемчужно-черном взгляде доверие. Ее лицо не исказилось даже из-за весьма неприятной трясины, в которую, очевидно, занесло наш железный коробок.
(1 оценок, среднее: 5,00 из 5)