Амин Алаев

Отрывок из повести “Выигрыш”

Два месяца пролетели поразительно быстро.
Казалось, Нурдин встречал его буквально несколько дней назад, когда шел густой снегопад и в салоне его старой «тойоты» воняло случайно поджаренной на моторе крысой. Но теперь они ехали в обратную сторону, в аэропорт. Заморозки и снегопады закончились, и зима вновь приобрела типичный для Чуйской долины облик — солнечный и малоснежный.
Прощание дома было долгим и эмоциональным. Мать, как всегда, рыдала. Отец с сестрой Динарой были немногословными и выглядели настолько серьезно, что, казалось, Арстан отправлялся не обратно в университет, а на войну. Даже старый тайган во дворе поскуливал и выглядел растерянным. Арстан не знал, когда теперь у него получится приехать в Кыргызстан. Это был выпускной год, и летом он планировал бросить все силы на поиск работодателя, который смог бы продлить ему визу до получения грин-карты. Он также понимал, что шансов закрепиться в Америке было теперь меньше ввиду жесткой иммиграционной политики администрации Трампа. К тому же он взял на себя обязательства по мелкому гешефту с лотереей госпиталя в Кливленде, дабы помочь непутевому брату. Затея выглядела незамысловатой, не требующей много энергии с его стороны и вполне себе безопасной для Нурдина. Даже в условиях Кыргызстана, где революции, хаос и каждодневный бардак были своего рода нормой.
В аэропорту ждали Алия, Назгуля и Валерка.
Они провели пару часов перед регистрацией на вылет за пивом и разговорами взахлеб. Нурдин с Валеркой хитро улыбались, поглядывая на то, как Алия смотрела на Арстана. Она и раньше, до того, как тот уехал в Америку, испытывала к нему интерес, а теперь, будучи недавней разведенкой, казалась вулканом, из которого мощным потоком извергались плохо контролируемые эмоции. От ее главной страсти, борьбы за права женщин (вещи в консервативном Кыргызстане во многом немыслимой), не осталось и следа — феминизм был полностью замещен совершенно другими чувствами, главным из которых была глубокая симпатия, если не откровенная любовь, к покидающему Бишкек брату Нурдина. Знали они и то, что несколько раз за этот месяц Арстан не ночевал дома, оставаясь в ее обшарпанной съемной квартире на Моссовете. Арстан выглядел сдержанным, но пообещал связать ее с какой-нибудь американской организацией, продвигающей права женщин. Число подобных заметно выросло после всплеска движения #MeToo.
Задержек с вылетом не было. Когда объявили посадку на его рейс, Арстан крепко пожал руки Нурдину с Валеркой и обнял обоих. После чего серьезно посмотрел на брата и сказал почти шепотом:
— Смотри, никакой отсебятины!
Нурдин соорудил гримасу, означавшую: «Тебе не о чем волноваться!»
Назгуля пожелала Арстану счастливого пути и чмокнула в щеку, оставив на ней рисунок губ своей яркой помадой. Алия же вынудила его смутиться непредсказуемо страстным поцелуем в губы и слезами на щедро подведенных маскарой глазах.
— Пока! Я всем напишу по электронке! — крикнул им Арстан напоследок и скрылся за воротами паспортного контроля.
Рейс Бишкек — Стамбул — Нью-Йорк — Кливленд вылетел по расписанию.

Мерное гудение внутри самолета убаюкивало, несмотря на неудобные кресла и дефицит пространства. Арстан натянул шапочку с логотипом «Кливленд Браунс», закрыл глаза и прислонился к холодной, слегка вибрирующей стенке борта «Турецких авиалиний».
Он вспоминал о времени, проведенном в Бишкеке.
Теперь ему придется притормозить с калориями — в родном городе он набрал как минимум пару кило. В родительском доме это было нормально и вполне предсказуемо. Он мысленно посетовал на то, что вновь начал курить, хотя у него никогда не было особенной зависимости и бросить не составит труда. Что печень за все это время работала сверхурочно ввиду постоянных возлияний по поводу и без повода. Вспоминал он и о тепле тела Алии и о том, как в момент пика страсти она чуть ли не до крови закусывала себе нижнюю губу. О бедности, а часто и вопиющей нищете простого люда в Кыргызстане, бросающейся в глаза в любых уголках Бишкека. О страхе в глазах Нурдина в первый день их встречи. Перебрав в голове все возможные варианты с лотереями в Америке в контексте его диковинного бизнес-плана ради помощи брату, он еще раз убедился, что лотерея госпиталя Святого Павла была правильным выбором.
Разного рода лотерей в штате Огайо было пруд пруди. Но у той, что проводил госпиталь, были свои особенности. Во-первых, она разыгрывалась только раз в месяц, что не должно было сильно напрягать Арстана хлопотами по поводу денежных переводов от Нурдина, покупки билетов и отчетов клиентам. Времени у него будет в обрез этой весной и летом, это он знал точно. Во-вторых, госпиталь довольно подробно отчитывался перед публикой, куда именно направлялись деньги от лотереи; Арстан читал как-то раз такой вот отчет и узнал, что почти все вырученные средства шли на лечение пациентов-детей и новое оборудование. Куда шли деньги от других лотерей, было менее ясно. Если его затея получит развитие, то, парадоксальным образом, жители Кыргызстана будут содействовать улучшению детского здравоохранения в далеком и несоизмеримо более богатом Кливленде. «Нет в мире справедливости», — с грустью подумал Арстан, осознав этот неожиданный факт. В-третьих, вероятность выигрыша в этой лотерее была выше, чем в других, вероятно поэтому билеты на нее были значительно дороже.
Но самое главное, Арстан был абсолютно уверен в успехе этого гешефта из-за двух факторов — игорный азарт киргизских мужчин и тотальное недоверие в местном обществе к государству и отечественному бизнесу. Это недоверие, вполне обоснованное и не требующее лишних подтверждений, принимало порою уродливые формы и даже выливалось в революции с человеческими жертвами. Но при этом нельзя было жить постоянно только одним недоверием и негативными эмоциями. Хотелось верить, что где-то бывает так, что тебя не станут водить за нос или откровенно обманывать. Хотелось верить, что где-то с тобой будут предельно честными и открытыми, даже не зная тебя лично. Арстан собирался быть именно таким — честным и открытым, помогая при этом Нурдину заработать сом-другой. Что касается его самого, то вся эта мелкая возня не должна была отвлекать его от главного — окончания университета и поиска хорошей работы в технологическом секторе Северной Америки.
Но если что-то пойдет не так?
Что если, не дай бог, кто-то в Кыргызстане действительно выиграет по-крупному? Арстан на мгновение встревожился, но почти сразу успокоился. Шансы были настолько невысоки, что скорее воды реки Чу повернут вспять, чем ему придется чесать репу и думать о том, как переправить в Кыргызстан сумму бо́льшую, чем лимит «Вестерн Юнион» на одну транзакцию. «Глупый жеребец меринов гоняет», — подумал он о своих опасениях. Размышления о рисках на фоне хорошо выглядящего бизнес-плана смотрелись так же нелепо, как и этот жеребец из старой киргизской пословицы, отгоняющий меринов от кобылиц.
Но все же?
Арстан вспомнил, как читал однажды об уникальном случае во время войны во Вьетнаме. Американский морской пехотинец и вьетнамский ополченец случайно столкнулись лицом к лицу в туннеле и, поняв, кто есть кто, одновременно выстрелили друг в друга, после чего сразу же разбежались в противоположные стороны. Американец остался совершенно невредимым и долгое время не мог понять, как его визави мог промахнуться на столь близком расстоянии. Осмотрев себя и проинспектировав оружие, он понял, в чем было дело: пуля вьетнамца попала в отверстие ствола его винтовки и застряла там. Успел ли он выстрелить на долю секунды раньше? Попал ли в того парня? Он долго не мог поверить в такое сумасшедшее везение и прикидывал, какова была вероятность такого уникального исхода.
Один на миллион?
Один на миллиард?
«Все может быть…», — фаталистически мелькнуло в голове у Арстана. «Эчтеке болбойт… », — тихо буркнул он под нос, успокаивая самого себя, и погрузился в сон. Ему снились эти волею судеб столкнувшиеся противники в далекой и бессмысленной войне, палящие друг в друга, и всякий раз пуля вьетнамца застревала в стволе янки.
Один на миллион?..
Один на миллиард?..
Несмотря на американскую военную форму и винтовку М16, морпех в его сне казался ему знакомым. Быть может потому, что из-под надвинутой на брови каски на него смотрели испуганные глаза Нурдина.
6.
У байке было угрюмое одутловатое лицо, от которого совсем не веяло какой-либо опасностью.
Он налил в стакан минералки и бросил туда крупную таблетку, которая зашипела мириадами пузырьков, и казалось, что все трое — байке, Нурдин и здоровенный амбал, стоящий у дверей, — были загипнотизированы предсмертной пляской таблетки в воде. Все трое завороженно наблюдали за этим процессом, будто это было удивительно редкое зрелище типа солнечного затмения или случайно увиденной вязки снежного барса в горах. Теперь вопросов о том, откуда у байке взялась эта странная кличка, у Нурдина не оставалось.

(2 оценок, среднее: 2,50 из 5)

Загрузка…