Страна : Израиль
Представлюсь – я мечтатель. Творчеством не занимаюсь – творю, что в голову взбредет. Живу в Израиле, на “святой земле”. Родилась в Сибири, в возрасте 24 лет решила поменять место дислокации. Жила себе, ни о чем особо не заморачиваясь, наблюдала за людьми по другую сторону стойки бара в Тель-Авиве, выслушивая задушевные истории посетителей клуба, видела, что всех их объединяет одно – недостаток понимания и любви. За обретение этих ощущений многие выкладывают последние сбережения, и готовы на поступки, которых сами не ожидали от себя. Так и родилась идея книги. Но я же не писатель, да и как получиться произведение красиво изложить? Вдруг подумала я, а потом бросила заморачиваться по этому поводу. Написала. Вам судить. По крайней мере, я постаралась, еще как постаралась, опираясь на собственную фантазию и анализ жизненной ситуации всех встречных людей.
Country : Israel
Отрывок из произведение “Он настоящий”
Я не знала, что мне делать дальше. Стояла, тряслась под холодной водой, словно суслик под проливным дождем, и никак не могла понять, что… что делать-то дальше?! Куда я вернусь? Где я нахожусь? Нет ответов, нет объяснений, нет здравого смысла. И вообще, у нас же тут все идет в расход со здравым смыслом. А жизнь — сплошной абсурд, состоящий из противоречий.
Возможно, этот здравый смысл понятен только тем, кто живет по правилам, а мы с моим другом зря протестуем против правил. Быть может, действительно было бы лучше их не нарушать, а просто жить. Об этом я подумала, но впоследствии мой поступок окажется полностью противоположным.
— Анна, все хорошо? — услышала я голос Миши. Он стоял на пороге ванной комнаты и смотрел на меня. В его взгляде я заметила легкое возбуждение.
— С тобой даже не представляешь насколько хорошо. Иди ко мне. — Зачем ему там стоять, когда есть возможность побыть вместе в освежающей ванне.
По пути Миша стянул с себя шорты и отбросил их. Ванна к его приходу уже успела наполниться больше чем наполовину. Он забрался в нее. Я села, прижавшись спиной к нему, откинула голову на его грудь.
— Когда я был твоим «невидимым другом», когда ты сказала, сидя на диване, пьяная и уставшая: «Я скучаю по нему», я очень хотел тебе сказать, что тоже скучаю по тебе. — Он откинул волосы, прилипшие к моей шее, и уткнулся в нее лбом. Обнимая, сжал в ладонях мои груди.
— Покажи мне еще наше прошлое.
— Не стоить жить прошлым, малышка, — хриплым шепотом произнес он, так и не поднимая головы.
— Но я хочу его пережить. Еще раз.
— Если так сильно хочешь, закрывай глаза.
****
Свежая трава. В ней утопали мои маленькие стопы в стертых на мысах туфельках темно-коричневого цвета, надетые на белые носочки. Подняв голову, я начала оглядываться по сторонам. Заметила группу детей, они играючи бегали и веселились. Да я и сама была ребенком. Солнечный свет заливал поляну, окруженную высокими березами с короткими черными линиями полос на белых стволах. Оркестр на деревянной сцене, расположенной в центре, наигрывал незнакомую, в классическом стиле, веселящую музыку с выделяющимися звуками саксофона. По правую сторону за длинным, заставленным разными блюдами столом сидели незнакомые люди в старомодных одеждах.
Кто-то похлопал меня по плечу, и я обернулась. Ребенок в костюме медведя, сшитого из грубой мешковины, застыл передо мной в ожидании. Из-под плотной ткани его шортиков торчали худощавые бледные ноги. Он протянул руки к огромной круглой маске — голове — и снял ее.
Меня моментально зачаровали его светлые, как небо, голубые глаза.
— Привет, — сказал он с трепетом в голосе, по-детски наивно смущаясь.
На тот момент ему было лет двенадцать.
— Михаэль Серовски! — выпалила я, надув губы, согнула руки в локтях, упираясь кулаками в бока. — Почему ты постоянно ходишь за мной по пятам? Чего ты привязался?
Я и не собиралась этого говорить, потому как не могла и слово произнести, лишь являлась наблюдателем в своем же теле, но осознавала, что мне нравилось, когда этот мальчик появлялся рядом.
— Да перестань. Почему ты такая злюка? Давай играть. — Он кинул в меня мягкую медвежью голову. Она ударилась о мою детскую грудь и, отскочив от нее, упала на траву.
— Эй, ты! — крикнула от злости «девочка Анна» из прошлой жизни, а мальчик Михаэль, смеясь, начал убегать.
Она быстро подхватила незамысловатое подобие головы, что, смявшись, валялась у ее ног, и побежала за Михаэлем.
— Стой, ты не заставишь меня с тобой играть, если я этого не хочу! — Она замахнулась и что было сил кинула смятую стеганую медвежью голову в спину мальчика, правда, промазала немного. Голова чуть задела его плечо и отпрыгнула от него, подобно мячу.
Мальчик, продолжая бежать, обернулся. Задорно смеясь, увлекал «Анну из прошлой жизни» за собой. Он так простодушно радовался, а она бегала за ним по ясной поляне, ничего вокруг не замечая, выкрикивая бранные выражения на детский лад. Настигнув его, поколачивала слегка. Потом убегала. И когда он ее догонял, она, поколотив его еще разок, удирала, зная, что он побежит за ней. В принципе, этим мы с ним до вечера и занимались. А потом залезли на дерево, уселись на одну их больших длинных веток, свесив худощавые детские ноги с острыми коленками, и болтали ими в воздухе. Мальчик Михаэль в костюме медведя и я, «Анна из прошлой жизни», в надетой на голову большой, старательно расправленной круглой тряпичной маске, — подобии медвежьей головы.
Мы смотрели с высоты на детский праздник, слушая музыку, и наслаждались соло саксофониста. Стоит признать, волшебную мелодию он исполнял с душой, ноты ее, отпечатанные на страницах, превращались в волны звука и растекались по всей поляне, окутанной красным светом бумажных фонариков гирлянд.
— Завтра поиграем еще? У меня есть деревянный конь, большой, на колесах, — отвлек меня от созерцания праздника мальчик Михаэль.
— Деревянный конь — это здорово. — Голос мой звучал приглушенно, пробивался сквозь плотную ткань мешковины круглой маски головы.
— Мама шоколадные кексы испечет, она всегда печет их по пятницам. Я обязательно с тобой поделюсь.
— Ой, кексы — это очень даже здорово, особенно шоколадные, — подбодрила его я — «девочка Анна».
— Да, кексы у мамы отменные получаются. — Он так знакомо улыбнулся, глаза его засверкали, тонкие ладошки свои он свел вместе и, приподняв плечи, засунул их между колен.
— А я нарисую тебя в образе большого медведя. Когда ты вырастешь, то станешь сильным как медведь. И этот рисунок я тебе завтра подарю.
— Ты будешь думать обо мне вечером и рисовать?! — зазвенел громко его юношеский голосок.
— Да, — заявила я коротко и уверенно, так, будто по-другому уже и быть не может.
— Все кексы утащу из дома, все тебе отдам. И коня подарю, честное слово, — искренне сказал, решительно. Склонившись, смотрел на меня, вглядываясь в узкие прорези для глаз медвежьей головы.
Внезапно все исчезло.
Как же мне понравилось сидеть, болтая худыми маленькими ножками в сандалиях на дереве рядом с юным Михаэлем (он тогда еще не подозревал, кем ему предстоит стать, был таким добрым и наивным), чувствуя уверенность в том, что следующий день будет наполнен радостью. Кексы, игры, благодарное удивление от уже полюбившегося мальчишки за подаренный ему рисунок. А потом… потом мы могли бы придумать еще что-нибудь, выливающееся в следующий день, насыщенный нашими фантазиями.
Я вернулась к Мише, который, когда вырос, стал сильным как медведь, скользнула медленно вниз по его груди, на которую опиралась спиной, погрузилась в холодную воду и утонула в ней с головой. Он быстро подхватил меня за плечи, притянул к себе и обнял.
Глубоко вздохнув, я попыталась восстановить сбившееся дыхание. Дыхание восстановилось, и короткий смешок вырвался из груди, поначалу совсем тихий и приглушенный, но стоило вобрать в легкие больше воздуха, как он перерос в пронзительный смех, эхом отразился от кафельных стен ванной комнаты.
— Миша, ты даже в том возрасте был таким, — я старалась не рассмеяться в очередной раз, — таким хорошим, таким щедрым… — Но не сдержалась, и Миша рассмеялся вместе со мной.
— Могу и сейчас покатать тебя на деревянном коне, на той же поляне, — весело сказал он. — Я любил тебя уже тогда.
— Знаю, и я тебя тоже, — делая глубокий вдох, сказала я. Вдруг стало совсем не смешно, а наоборот, обидно и больно, настолько, что защемило сердце. Все ведь могло повториться в этой жизни, но не повторилось, мы могли бы… Много чего смогли бы, а вместо этого я жила в поиске того, кто был рядом всегда, только за гранью моего мира.