Александр Бинштейн

Отрывок из сборника  стихотворений “Пыльные Крылья”

***

Конь, пес и голубка дружили со мной,
Всегда, и какой бы не шёл я  страной,
Лесом ли, полем лежал ли мой путь,
Бежал ли я, или вставал отдохнуть.

Три верных друга, со мною везде,
Из тех, что не бросят в бою и в беде,
Со мной даже в пекло готовы залезть.
Конь, пес и голубка — сила, верность и честь.

Шли годы, меняла свой облик земля,
И нужно признаться, менялся и я.
И сам не заметив под натиском дней,
Я начал стесняться надёжных друзей.

Конь, пес и голубка плетутся за мной,
И ждут, что я вспомню дорогу домой,
Отмоюсь от ложных объятий и клятв,
Пойму, чем на самом я деле богат.

И ждут, когда ночь раскрывает покров,
Под окнами буйных хмельных кабаков,
За пологом спален развратных домов,
Когда же я выйду навстречу им вновь.

Конь, пес и голубка ушли от меня,
В минуту рождения нового дня,
Когда лишь забрезжил несмело рассвет.
Я здесь, а друзей моих рядом уж нет.

С тех пор я скитаюсь совсем одинок,
Прошел бесконечные версты дорог,
И кто бы ни встретился мне на пути,
Прошу мне помочь и пропажу найти.

Я звал бы, кричал бы, что есть моих сил,
Но горе — я их имена позабыл,
По праву настигла предателя месть.
Конь, пес и голубка — Сила, Верность и Честь.

***

Мы с тобою друг другу  — мебель,
Я  — стульчик от чиппендеил,
Ты же, полка для украшений,
Современных модерн-кутюр.
Вероятность с тобой отношений,
Представляется мне как небыль,
Словно кресло в монгольской юрте,
И в чукотском чуме гипюр.

Мы из разных пород древесины,
Мне, пожалуй, роднее скрипка,
Хоть жеманится, не желает,
Признавать за мною родство,
Ты же — мебельная ошибка,
Ни сосна тебе мать, ни липка!
Клей с опилками жалкой осины,
Наполняют твоё естество.

Но сегодня, на общей свалке,
Мы несчастны с тобой и жалки,
На ветру истории стружки,
И опилки в печи бытия.
Прижмись ко мне крепче, подружка,
Гобелен со своей подушки,
Я сорву, обнажив пружины,
Чтоб от стужи укрыть тебя.

***

Я не знаю причин, приводящих в движение сны,
Спящий разум рождает проекции мнимых реалий,
Только сыпались с неба  гигантские валуны,
Полотно черных туч на пути своём с воем пронзали.
Мои ноги, скользя по разверзнутой глине сырой,
Разъезжались, я падал,  поминая то Б-га, то черта,
Подымался, стонал, но при этом одною рукой,
Я со спящим младенцем нежно придерживал сверток.
Дождь хлестал через дыры в перине небес,
И глухие удары сотрясали дрожащую почву.
Я метался, как светом лампады застигнутый бес,
Укрывая, как мог, этот маленький спящий комочек.
Я не знаю кто он, я не помню, и нет моих сил,
Укрываться от бьющих штыками в следы мои, яростных молний,
Но он дорог, любим, как любим, может быть только сын,
На которого вдруг указал, жертвы жаждущий, Молох.
А потом пустота, и разорванной наволочки ткань,
Аритмия, дыхание перерывается хрипом,
Пересохшая, сжатая спазмом больная гортань,
Позвонки отзываются резкой болью, треском и скрипом.
Не умею, и не хочу толковать свои сны,
В эту ночь от безумства отделен был лишь тонкою пленкой,
Может это была лишь нелепая фаза луны,
Но на локте весь день ощущаю я тельце ребенка.

***

***

Мои крылья повисли, как грязные пыльные тряпки.
Я пытался обнять целый свет, но обнял лишь стакан.
И вот-вот, я сменю сапоги на домашние тапки,
И закину за шкаф свой пустой бесполезный колчан.
Я лез в драку как в бой, за смешные банальные цели.
Я пил жизнь, как вино, жадно, много, рекою, взахлёб,
Улетучился хмель, мне в наследство оставив похмелье,
Тремоло пальцев и покрытый испариной лоб.
Мне забиться бы в щель, я боюсь, избегаю пространства,
Шум мне бьет по ушам, свет предательски режет глаза,
Счастьем кажется мне летаргическое постоянство,
Мне бы лист лопуха, пока не начнется гроза.
Отворил бы я вены себе одноразовой ложкой,
Но боюсь насмешить безразличный пластмассовый свет.
В моих жилах чернила, я умру, как и жил, понарошку,
Не решив до конца жил ли я, или всё-таки нет.

***

Я в своем царстве зверь, но больше не царь,
Поугас моих глаз колющий белый огонь,
На плечах алой краской запеклась киноварь,
И, завидев меня, не сбросит наездника конь.

Отражаются зарницы, на очах отроковицы,
Я смиренно у камина теплой шкурой, —  Не гони!
На лицо твое молиться, смотришь мимо? Или мнится?
Мне б горячей кровью волчьей согревать твои ступни.

Я не выл никогда от полученных ран,
Не страшился огня, меча или вражеских полчищ,

Но слезятся глаза, как на солнце смотрю на твой стан,
И мой вой горловой, это гимн в твою славу, по-волчьи.

Явь ли это, или снится? Вавилонская блудница,
В шерсть седую на загривке пальцы погрузи свои.
Зверь с наездницей промчится, от границы до границы,
Сердца кровью причастится жало острое любви.

(128 оценок, среднее: 4,40 из 5)

Загрузка…