Страна : Россия
Женя Ферченко родилась в маленьком посёлке на Украине в семье учителей. В возрасте 9-ти лет она уехала на лето в Неаполь по программе «дети Чернобыля» в Итальянскую семью.
По её возвращению Советский Союз развалился и вместо пиццы на пляже ей пришлось стоять на морозе в огромной очереди за продуктами по талонам. Тогда она и решила эмигрировать как только представится возможность.
Уехать получилось через 8 лет по обмену студентами с немецким ВУЗом. Там Женя закончила магистратуру по финансовому праву, после чего поехала доучиваться в аспирантуру в Барселоне. Но диссертации на тему “Финансовые аспекты международного терроризма” так и не суждено было быть написанной, так как девушка получила предложение из Лондона, где и проработала более 10-ти лет. Женя всегда много писала, только до недавнего времени это были очень скучные тексты.
Сейчас Женя проживает в Москве со своим голландским мужем и маленьким сынишкой, где записала и выпустила одноименный музыкальный сингл Snow Job https://bit.ly/2lR5UrR
Country : Russia
Ferchenko was born in Ukraine to a family of schoolteachers. At the age of nine she went to spend a summer in Italy with a local family as a part of the “Kids of Chernobyl” program.
After she got back in November 1990 the country she left Soviet Union did not exist any more. So one day she had pizza on the beach and next day she was queuing up in a freezing cold to get some groceries from a track. The contrast was to big she decided there and then to leave the country as soon as she could. The opportunity arose eight years later for her to jump on the exchange program with a German university. Ferchenko majored in international financial law and earned her master’s degree in 2003. Soon after she moved to Barcelona to work on her Ph.D thesis on financial aspects of international terrorism but gave it up to join Barclays in London. She spent over 10 years writing reports, updates and research pieces until she could unleash her creativity and start writing for pleasure.
Today Jenni lives in Moscow, Russia with her Dutch husband and a baby-boy. She has also written and recorded an original Snow Job song to accompany the release of her novel book (available across the media platforms) https://bit.ly/2lR5UrR
https://www.femalefirst.co.uk/books/jenni-ferchenko-snow-job-1123974.html
Перевод прозы “Snow Job: The Great Game”
ПРОЛОГ
Нет ничего, чего бы вы не могли слышать. Почему именно вам я хочу это рассказать, и именно вам, – не знаю; может быть потому, что я вас очень люблю. Эта несчастная женщина глубоко убеждена, что она самое павшее, самое порочное существо из всех на свете. О, не позорьте ее, не бросайте камня. Она слишком замучила себя самое сознанием своего заслуженного позора! И чем она виновата, о боже мой! О, она поминутно в исступлении кричит, что не признает за собой вины, что она жертва людей, жертва развратника и злодея; но что бы она бы вам не говорила, знайте, что она сама первая не верит себе и что она всею совестью не верит, напротив, что она… сама виновата.
Морозный воздух кусает мои щеки и руки. Я опираюсь на крыльцо, и в этот момент aйфон выскальзывает из пальцев и падает экраном вниз на каменные плиты.
Они его убьют! Они убьют его, а потом убьют меня…
Моя душа кровоточит, и кровь медленно, беспокойно, тихо и неуклонно поглощает всю меня.
За окном колышется высокая тонкая береза посреди иссохшего бесцветного сада. Слабый ветер играет бахромой её длинных ветвей, и крошечные мерцающие снежинки вспыхивают и сгорают в золотом огне низкого слепящего солнца, возвещая о начале зимы.
Снежинки окутывают холодную грязную землю серебряной шалью, очищая все грехи лета и осени… и этот управляемый хаос, в котором мы все погрязли, — огромный ресурс власти для таких людей как Акбар, для тех, кто, не моргнув глазом, сделают всё, что угодно, совершат самое безжалостное насилие только ради того, чтобы защитить свои деловые интересы.
Я ушла от него, знаете почему? Именно что бы доказать только мне, что он – низкая тварь. О, может быть вы этого не поймете… Знаете ли, что в этом всем обмане для него, может быть, заключается какое-то ужасное, неестественное наслаждение, точно отмщение кому-то. Иногда я пыталась ему помочь, что он как бы опять видел вокруг себя свет; но тотчас же опять возмущался и до того доходил, что меня же с горечью обвинял за то, что я высоко себя ставлю, и что он ни от кого не требует ни высокомерного сострадания, ни помощи, ни «возвеличения до себя».
Всё вокруг — словно чистое полотно, снежная пелена, защищающая новый урожай, освобождающая место для новой жизни.
Я искренне радуюсь солнцу. Новый день настал. Я вдыхаю его свежесть. Мне не надо никуда бежать. Всё, что мне нужно, находится прямо здесь, в моем сердце, в моем кровоточащем сердце… Даже если оно перестанет биться, ужевсё равно никто не сможет забрать воспоминание, как он держал мое лицо в своих руках.
Мы все хотим познать красоту жизни, но чего-то всегда не хватает. Однако ничто не мешает познать красоту смерти… впрочем, немногие желают воспользоваться этой возможностью.
Если я умру сегодня, то вкушу эту красоту.
Все замедляется в сонной тишине. Улыбаюсь ленивому солнцу, снегу на ветвях, счастью в своей душе, которое он увидел раньше, чем увидела его я.
Если я не могу спасти его, то, по крайней мере, могу рассказать эту историю.
ГЛАВА ПЕРВАЯ. ЛЕМАН БРАЗЕРС
Темные стены офисной душевой кабинки давят на меня, как стены гроба, затягивая в свою черноту. Вытирая пот бумажными полотенцами и застегивая строгую черную юбку, я всё ещё чувствую, как вчерашний снежок лениво все еще тает во мне.
Почему он сказал, что я могу пропустить утреннюю планерку? За последние два года он мне не позволил пропустить ни одной планерки. Алекс всегда твердил: «Неважно насколько ты пьяная, обдолбанная, больная или уставшая — в 6:30 ты должна быть на собрании и конспектировать всё, что скажут аналитики».
И что это был за поцелуй? Он был таким нежным, таким настоящим… как будто он никогда не целовал меня раньше — может он, наконец-то, понял, что любит меня?
Мне становится всё жарче, жилки на висках пульсируют всё сильнее, я вся покрываюсь потом и больше не могу себя сдерживать.
Я наклоняюсь над раковиной , и меня тошнит.
Стараясь не запачкать блузку, я быстро смываю зеленые и желтые нечистоты, вытирая и вытираю всё насухо. Головокружение буквально убивает меня, но я должна держаться. Сейчас бы не плохо было бы бахнуть крепкого черного чая с сахаром. Заодно и горький привкус во рту прошел бы. Именно такой чай для меня заваривала мама…
Блин, я опаздываю! Сейчас планерка уже закончится, и все начнут разбредаться по своим рабочим местам.
Неожиданно новая волна поднимается из желудка и меня снова рвет… снова и снова… У меня едва хватает сил, чтобы открыть кран и смыть мою рвоту. Я обессиленно падаю на деревянную скамью у душевой кабинки. Похожая стояла в саду у мамы — цветущие розы и георгины, сладкий, пьянящий запах цветов и винограда. Мама гладит меня по голове, читая «Преступление и наказание»: «Ты иногда необычайно, страстно влюблена в страдания».
Нет! Не нужен мне твой чай. Я ненавижу его, особенно с сахаром! У меня престижная работа. Я инвестиционный банкир и не в каком-нибудь Хухуево- Кукуево, а, на минуточку, в Лондоне. В меня тут верят. Я не могу пренебрегать интересами банка и должна быть на рабочем месте вовремя.
Я быстро поднимаюсь и мою руки. Точно так же, как сделал это Алекс несколько минут назад. С таким же отстраненным видом, я надеваю пиджак, аккуратно зачесываю в хвост волосы и тихонько закрываю за собой тяжелую, деревянную входную дверь.
В пустом, холодном, отделанном золотом и мрамором в викторианском стиле холле, я, нетерпеливо, что бы не дай Бог не поймали, жду этот дурацкий, никуда не спешащий, полный зеркал лифт, в. которомТам со всех сторон отражается моё бледное лицо. Хотя, если покрутиться, то можно увидеть и более интересную часть тела, как говорит Алекс, «самую отпадную задницу на трейдинге».
Через несколько мгновений двери наконец-то открываются, и я бодрым шагом выхожу в огромное, открытое, кишащее офисным планктоном, пространство с сильным запахом денег.
Я «надеваю» профессиональную улыбку и иду мимо пустых стеклянных офисов начальства, где этот запах особенно едкий.
Моя улыбка приобретает более самодовольный оттенок при воспоминании о том, как мы забавлялись с Алексом буквально полчаса назад, о его сильных руках, закрывающей мои рот и нос так, словно я не могла дышать, ощущая дрожь по всему телу. Наш маленький секрет…
Поправив юбку, я иду к своему столу.
— Катя, ты сегодня полдня работаешь? — доносится «дружелюбное» приветствие немецкой коллеги.
Она демонстративно стучит ногтем по циферблату Картье, показывая 7:15 утра.
— Полдня — ползарплаты, — ехидно констатирует она с ярко выраженным немецким акцентом. Такие, навернокажется, служили в гестапо… Её приглаженные гелем волосы и сердитое лицо без капли макияжа ещё больше подтверждают эту мысль.
— Я пришла раньше всех, — честно говорю я. — Просто бегала за кофе, — пытаюсь оправдаться я перед этой фригидной брюзгой, в этом смысле полностью оправдывающей своё прозвище Дева Мария.
— Похоже, тебе нравится кофе с молоком, — усмехается потаскушного вида светловолосая полячка, сидящая напротив, — не забудь вытереть усы, — хихикает она, попивая свой капучино.
— У тебя тут что-то… — парирую я, указывая на пенку от капучино над её верхней губой.
Не сказав ни слова, она быстро вытирает её, манерно делая вид, что очень занята.
Как только я логинюсь в свой компьютер, тут же все мои шесть мониторов начинают мерцать бесчисленными запросами от клиентов.
:
— Катя, что случилось с китайским юанем?
— Цифровой опцион, пожалуйста.
— Сколько стоит ирландский кредитный своп на дефолт?
— Купи пятьдесят миллионов евро за семьдесят восемь, если сделано, продай сто за девяносто.
— Поймал лося на золоте. Сколько стоит закрыть позу?
В это же время вибрирует мой телефон. Сообщение от Алекса: «Продай ту структурную сделку, что я говорил. Сейчас же».
«Какая маржа?» — быстро печатаю я в ответ, вспоминая его устрашающий взгляд, возникающий всякий раз, если я не уточняю на сколько нагреть клиента.
«Все равно. Просто продай. Быстро!»
Впопыхах отвечая паре–тройке клиентов в чате, я набираю номер хедж фонда в Ливии.
— Ас-саляму алейка, Ахмад. Это Катя из Леман Бразерс в Лондоне. Киф аль-халь? — я спрашиваю «как дела» по-арабски, чтобы расположить к себе моего контрагента.
— Катя, уа-алейкум ас-салям. Ты теперь учишь арабский? Вери гуд! — говорит Ахмад, жуя что-то.
— Я же в Лондоне живу, — отвечаю я, — ходила в клуб вчера ночью, там было с кем попрактиковаться.
— Приезжай в Ливию. Познакомлю тебя с молодым и очень богатым шейхом. Ты ему понравишься, — игриво сообщает он.
— Очередной нефтяной принц? — так же игриво спрашиваю, одновременно продавая пол корабля золотых слитков греческому банку, зарабатывая на этом пять процентов комиссии — это заслуживает отдельной благодарности от Алекса.
— Металлы. Сейчас он интересуется литием. Если ты найдешь хорошую цену, он женится на тебе, и тебе никогда не придется снова работать!
— И что, мне придется присоединиться к его многочисленному гарему? — фыркаю я, поймав на себе осуждающий взгляд Девы Марии.
— Нет, нет, хабибти! Ты будешь его принцессой, — отвечает Ахмад.
— Посмотрим, — брякаю я, особо не ведясь на этот бред.
— Так как там с ценой на мою структуру? — спрашивает он, растягивая букву «р».
— Тебе повезло, у нас сегодня распродажа, — азартно отвечаю я, обновляя калькулятор цен с рыночными котировками.
— Так, посмотрим… она тебе обойдется в два миллиона триста тысяч долларов, — озвучиваю я, пытаясь заработать двести тысяч долларов.
— Катя, хабибти, другой банк предлагает купить за два миллиона долларов, — нагло блефует он, явно занижая, пытаясь развести меня на ниже рыночной себестоимости.
— Ахмад, хабиби, это же твой величайший ум придумал столь прекрасный продукт с заёмным капиталом, сложной документацией и нелинейными платежами из разных оффшорных структур…
(3 оценок, среднее: 2,00 из 5)
Загрузка...