Владимир Волкович

Страна : Израиль

Родился в эвакуации в последний год Великой Отечественной войны, промозглой ноябрьской ночью, посреди города Казани, на татарском кладбище «Тат мазар». В домишке, сколоченном отцом из старых фанерных ящиков, был сильный холод, который запомнился на подсознательном уровне, и послужил одной из причин переезда в жаркую страну к тёплому морю. Правда, это случилось только через полвека. Вырос на Урале, где искал самоцветы, покорял горные вершины, сплавлялся по бурным рекам, встречался с медведями. В Свердловске (Екатеринбурге) окончил Уральский политехнический институт и курсы журналистики при Уральском государственном университете. Получил две специальности – инженер-строитель и журналист. Работал всю жизнь по первой, а по второй лишь изредка писал. Был руководителем строительно-монтажных подразделений на крупнейших стройках России, жил в различных городах и селениях от Забайкалья до Заполярья, от Афганской границы до Курской Магнитной Аномалии. В конце восьмидесятых увлёкся бизнесом и создал крупное предприятие, которым руководил пятнадцать лет. Наблюдал множество чудес и необыкновенных совпадений в своей жизни, к которым самолично приложил руку. Писать начал с пяти лет, впервые опубликовался в газете «Пионерская правда». Был победителем, лауреатом, попадал в шорт-листы многих российских и международных конкурсов. Малая проза издавалась в бумажных и интернет-изданиях России, Украины, Германии, США, Израиля. Уже в зрелом возрасте, приобретя большой жизненный опыт и знания, занялся написанием крупноформатной прозы. Издано три романа, несколько повестей, сборники рассказов, миниатюр, юморесок, мыслей и афоризмов. Живёт в Израиле.

Country: Israel

 


 

              Ж И В О Й

       (Отрывок из романа «Судьба на роду начертана»)

«Самая высокая жизнь всегда на волосок от смерти» (с)

 

Аля каждый день ходила к живущей на соседней улице женщине за молоком. Той привозили его из деревни, с расчётом и на Алю, так они договорились. Иногда Аля брала сметану и  вкусное деревенское масло. Вот и сегодня, зайдя к соседке, и наполнив бидончик молоком, заболталась с ней, хоть с кем-то поделиться наболевшим, и сейчас заторопилась, вспомнив о дочке. Неля, хотя и спит в это время, но может проснуться, а её присматривает древняя бабуля, что вечно сидит на скамейке у подъезда. Аля попросила её посмотреть за дочкой на всякий случай, вдруг та проснётся.

Быстрыми шагами, Аля приближалась к подъезду и, вот-вот, должна была войти в него, но какая-то неодолимая сила заставила её на секунду замешкаться и оглянуться. По улице шёл высокий мужчина в военной форме, он удалялся, и видна была только спина. Аля прислонилась к дверному косяку, руки её дрожали. Эту спину она узнала бы из тысяч, нет, из миллионов других спин.

Она рванулась и пошла за этим человеком, ноги сами понесли её, как когда-то давно, в сорок третьем. Она шла, а спина удалялась, тогда она пошла быстрее.

Сердце сжалось в маленький комок и стучало, казалось, у самого горла.

Она уже бежала, загремел, откатившись, бидончик, и раскрылся бледным молочным пятном на сером булыжнике мостовой.

Она бежала, ноги стали ватными, глаза застилала пелена, она бежала.

Она бежала уже давно, дни сменялись днями, месяцы пролетали – она бежала…

Она бежала сквозь эти дымные годы, смерть и могилы…

Она бежала сквозь одинокие, проплаканные, бессонные ночи, искусанные губы, ногти, впившиеся в ладони.

Она бежала от постылого человека, ставшего её мужем…

Она бежала к тому, кто живой или мёртвый, но остался для неё навсегда единственным.

Вместо дыхания — свистящие хрипы, вот, он уже близко, ещё немного… больше нет сил, ещё шаг… всё, чёрная мгла опустилась…

 

Мужчина обернулся и едва успел подхватить потерявшую сознание Алю.

 

Круглолицый лепной амур смешно надувал щёки, усердно  натягивая тетиву лука. Стрела была направлена в сторону высокого венецианского окна, как будто  там находился кто-то невидимый, кого амур должен был поразить в самое сердце.

Аля приподняла голову от подушки, оглядела небольшую светлую комнату, заставленную старинной мебелью. В окне виднелось белёсое небо с неподвижно висящими облаками.

«Интересно, куда  я попала, в ад или в рай»?

Она попробовала встать, голова кружилась. Если это ад, то где же черти и топка?  Может быть здесь — взгляд упёрся в старинный камин с резными решётками. Нет, наверное, это рай, там как раз место для амурчиков.

 

Аля уловила вдруг в застывшем воздухе какое-то движение, повернулась, и в проёме  двери увидела улыбающегося Бориса

«Ну, конечно, это рай, где же ещё она могла с ним встретиться».

Борис мягко вошёл в комнату, словно вплыл по воздуху, неся впереди себя резной поднос, заставленный чашками и чем-то ещё, от чего шёл тончайший аромат.

Аля ущипнула себя за руку, неужели  это не сон и не загробный мир, и она видит того, кого не могла забыть все эти тяжкие годы, несмотря на похоронку. Борис поставил поднос на маленький столик на колёсиках, стоящий возле кровати, опустился перед ней на колени, положил свои широкие ладони на одеяло, которым Аля была укрыта, и сказал просто, как будто они расстались только вчера:

– Здравствуй, моя любимая.

У Али вдруг забилось сердце так, что, казалось, одеяло поднимается на груди в такт его ударам. От его голоса, слегка хрипловатого, и такого родного, перехватило дыхание:

– Я…я… — Она пыталась что-то сказать, но в пересохшем  горле рождались только невнятные звуки. — Я… ждала… тебя.

Борис приподнял  лежащую поверх одеяла тонкую руку, и прижался к ней губами.

Слёзы подступили к глазам, она хотела сдержать их, но не смогла. Тогда Борис наклонился к её лицу и начал целовать, ловя губами слезинки.

Она обхватила руками его голову, с такою же, как раньше, густою копной волос, но уже изрядно тронутых сединой, и судорожные рыдания сотрясли её тело.

Борис, молча, гладил вздрагивающие плечи, и от его сильных рук вливалось в Алю такое успокоение, что она постепенно затихла.

Вглядывалась в его до боли знакомое, но в чём-то изменившееся лицо, и отмечала про себя жесткие складки у рта, морщины на лбу и косой шрам, уходящий куда-то за ухо. Лишь глаза оставались такими же озорными и весёлыми.

Сколько же лет, Боже, сколько лет они не виделись, десять, всего десять, а, кажется, целую вечность. За эти десять лет они прожили целую жизнь. Они изменились, они стали другими, но то, что их соединило когда-то, не изменилось ничуть. Наоборот, это чувство перебродило за годы, и из молодого, ординарного вина, настоялось крепкое, густое и хмельное. И они пили его сейчас, и каждая клеточка их тел внимала и впитывала этот необыкновенный, божественный  напиток.

Борис целовал губы, шею, грудь, и от этих поцелуев Аля напряглась, и её забывшее мужскую ласку тело рвалось навстречу этим жадным губам, этим быстрым горячим рукам, этой мужской тяжести, которую она хотела ощущать бесконечно.

Борис сбросил с себя одежду и осторожно снял с неё платье, в котором выбежала из дому за молоком. Она не почувствовала никакого смущения от того, что её рассматривает ставший за десять долгих лет чужим, но навсегда оставшийся родным человек. И когда он прижался к ней вздрагивающим от волнения и желания телом, затрепетала, ощутив знакомый запах своего единственного мужчины.

И потянулась к нему, и хотела в этот миг только одного: отдать ему всю себя без остатка, исчезнуть, слиться, став с ним единым целым. Распахнула ноги навстречу стремящемуся к ней естеству, обвила его кольцом своих рук и ног, боясь выпустить хоть на секунду, страшась, что он снова исчезнет навсегда.

И этот клубок слившихся тел, уже жил своей отдельной жизнью, двигался, как единое целое, и замирал. Души их слились, как и тела, и сердца их стали одним огромным сердцем и бились в унисон, и уже невозможно было отличить одно от другого, и мир перестал существовать.

Но вот яркая вспышка, как взрыв Вселенной, как первый миг творения пронзила их тела, и они забились в сладостных конвульсиях, предшествующих рождению новой звезды, рождению новой жизни.

Спустилась с небес душа их дочери, и обрела плоть, которую они вновь зачали в этот миг.

 

– Мне надо идти, любимый, ты знаешь, у меня дочка, ей два года. Я оставила её почти без присмотра.

– Я всё знаю. Нет не всё, — Борис запнулся, и Але послышались осуждающие нотки в его словах.

Она и так чувствовала себя виноватой, как будто совершила преступление, за которое нужно будет отвечать. Не дождалась, вышла замуж за другого. Показалось, что он сейчас может повернуться и уйти так же неожиданно, как появился. Она и не знала толком, как он оказался в городе, и что это за чудесная сила заставила её обернуться. Борис успел сказать только, что снимает эту комнату в старинном доме уже третий день. И каждый день дежурит возле её дома, чтобы хоть одним глазком взглянуть на неё. Он и принёс её сюда, когда она потеряла сознание, благо дом этот находится совсем рядом.

Аля прижалась к Борису, он гладил её по волосам по спине, они стояли у двери и готовы были вот-вот расстаться, но не могли оторваться друг от друга.

– Боря, я знаю, что виновата перед тобой, — Аля почувствовала вдруг себя маленькой девочкой, школьницей, которую должны наказать за провинность, и думала лишь о том, чтобы это не было слишком больно.

– Да что ты, выбрось из головы даже саму эту мысль о какой-то вине, — Борис отодвинулся от Али и голос его стал твёрже и жёстче, — ни ты, ни я, никто не виноват в том, что случилось, это война, проклятая…

Он снова прижал к себе Алю и целовал её сразу осунувшееся лицо.

– Когда мы увидимся? — спросил тихо в самое ухо.

– Вечером.

– Вечером, — повторил, как эхо, и прижался губами к её губам.

 

1 Звезда2 Звезды3 Звезды4 Звезды5 Звезд (4 оценок, среднее: 3,75 из 5)

Загрузка...