Cтрана: Россия
В одно окно смотрели двое. Один увидел дождь и грязь. Другой — листвы зелёной вязь, весну и небо голубое. В одно окно смотрели двое (Омар Хайям) …я из тех, кто видит небо голубое, весну и листву зеленой вязи…
Country: Russia
In one window looked two. One saw the rain and mud. Other- green foliage ligature, spring and the sky is blue. In one window watched two (Omar Khayyam) …I am one of those who sees a blue sky , spring and lists…
РОССИЯ, ВПЕРЕД!
(Отрывок)
ПРОЖЕКТОРА
СТАРЫЙ ХРЕН
В пушкари берут народ зубастый:
всё-таки войны могучий бог!..
Прибыл в батарею из запаса
замполитом бывший педагог.
Лет под сорок, низенький, дебелый,
и скудна кудрями голова…
«Старый хрен, куда ты прёшься?» –
спела
в честь него безусая братва.
Он не стал мудрить в политработе
и, бессменно по взводам снуя,
верен был испытанной методе:
делайте, ребята, так, как я!
Пушки двигать вёрст по десять кряду,
добывать растопку в холода,
рыть окоп, подтаскивать снаряды –
всюду лез он первым…
А когда
молодёжь едва вязала лыко,
отразив очередной навал,
«Старый хрен, куда ты прёшься?» –
лихо
он баском подсевшим запевал…
Вражий танк стремительно и дерзко
в тыл прорвался – там ему простор!
Надо бить – а у ребят задержка:
как на грех, заклинило затвор.
Пыша жаром, «тигр» в упор катился,
то ныряя, то давая крен…
Командир за голову схватился:
–Ну, куда ты прёшься, старый хрен!
Но, ценой порыва и расчёта
чёрной силе выйдя поперёк,
старый хрен свою политработу
вёл, как показательный урок.
И, перекрывая канонаду,
крупповскуюсталь разя насквозь,
непреклонно грянула граната…
Или это сердце взорвалось?..
ТРИ ГЛОТКА
Рассказ ветерана
Воздух ахнул –
снаряд взорвался
и плеснул мне в глаза огня…
Нас обоих ранило с Васей:
в грудь его
и в ногу меня.
Нас товарищи перевязали
и, к рейхстагу спеша вперёд,
фляжку сунули нам и сказали:
«Санитары придут вот-вот…»
Вася Зинченко был сталинградский,
я из Сызрани.
Земляки!
Мы лежали, деля по-братски
хлоркой пахнущие глотки.
А в Берлине война лютовала,
залпы шли от ствола к стволу.
Солнца диск пробивался кроваво
сквозь густую дымную мглу.
Вася бредил всё тише и тише,
всё плотней приникал к земле.
Звал жену и двоих детишек,
хворью сгубленных в феврале.
Через улицу в тёмном подвале
двери вышиб фауст-патрон…
Вдруг откуда-то из развалин
появился пацан с ведром.
В этой битве, надсадно ревущей,
как взбесившийся ураган,
он стоял –
белобрысый, худющий,
весь прокопченный мальчуган.
Был понятен и мне, и Васе
тот всемирный язык беды:
«муттеркранк» и что-то про «вассер».
Ясно – матери просит воды.
Нам самим-то выжить судьба ли?
Взгляд терялся в едком дыму…
Вася тихо скрипнул зубами:
– Нашу воду… отдай ему…
На губах – шершавая корка,
пить охота до дурноты…
Прямо с флягой я сунул в ведёрко
весь запас – три глотка воды…
А Василия скоро не стало.
Кровь впиталась в асфальт и грязь.
А меня унесли санитары,
спотыкаясь и матерясь.
И всё чудилось мне над нами
в небе, сером, точно зола,
то ли облачко,
то ли знамя…
То ли чья-то душа плыла…
МАМАЕВ КУРГАН
Где раньше полыхали рубежи,
теперь вовсю благоухают травы…
А в непогодь осеннюю, скажи,
твои, земля, наверно ноют раны?
Истерзанную плоть твою тогда
осколки угловатые тревожат.
И дождевая мягкая вода
ожогов старых боль унять не может…
Но это будет осень.
А пока
весенним духом тянет из расселин.
И щедро увлажняют облака
твою разбушевавшуюся зелень.
И так твои кустарники шумны
над Волгой – по откосам, по долине,
как будто жажду жизни и весны
ушедшие в тебя
им подарили.
САЛЮТ НАД ВОЛГОЙ
Вот и залпы спугнули тишь,
вот и хлынули в небо ракеты…
Что же ты, ветеран, грустишь
у гранитного парапета?
Ведь вокруг, по-над Волгой, – весна,
смех и говор юного люда.
И горят твои ордена,
как весёлые звёзды салюта…
Что ж ты вспомнил, солдат седой?
Может, отблеск кроваво-алый
беспощадной ракеты той,
что в атаку тебя подымала?
Или снова, в который раз,
в неостывшей памяти встали
те скрещенья огненных трасс,
что тебя и друзей хлестали?
Или вновь, как на той войне,
ты услышал, как в час постылый
безотрадно звучит в тишине
скорбный залп над братской могилой…
Только всё-таки вспомни ты
и о том, как плескались флаги
и на танки летели цветы
на ликующих улицах Праги.
Как победно на площадях
под гармошку плясали солдаты,
и как стыла слеза в глазах
у видавшего виды комбата.
Посмотри – ведь вокруг весна,
смех и говор юного люда.
И горят,
как твои ордена,
звёзды праздничного салюта.
В ДЕНЬ ПОБЕДЫ
Во дворе под старушкой-вишней,
шибко важен и в меру пьян,
над столом, над роднёй,
как Всевышний,
возвышаетсядед Иван.
А застолье –
дружки да поросль
сыновей, племяшей да снох –
то согласно,
а то вдруг порознь
вяжет песни упругий сноп.
И колосьями,
пышно и гордо,
то согласно, а то не в лад,
не слова, не звуки, а годы
в голове у деда шумят.
Снова дед
разбитной и тёртый,
не считает ни ран, ни кручин.
Чуть подрезана гимнастёрка,
вдрызг надраены керзачи.
И судьба проста и понятна,
командиру взаймы вручена…
Эх, изруганные,
эх, проклятые,
эх, отчаянные времена!
Как сражалось,
как пелось,
как топалось!
Как любилось –
только держись!..
Боль – и молодость,
гнев – и молодость,
кровь – и молодость,
смерть – и жизнь…
Песня выстрадана, допета.
Дед, ладонью пристукнув смех,
– За Победу! – гремит. –
За Победу!.. –
и, помедлив, скорбит:
– За тех,
кто не дожил…
И горло скрутило –
то ли водка жжёт,
то ли стон…
А хозяйственная баба Тина
знай подкладывает на стол.
Баба Тина сегодня ласкова
и послушна, как никогда.
На груди у деда приплясывают
завоёванные города.
И на тихих или зубастых,
на работников и солдат,
жёны с гордостью и с опаской
на своих мужиков глядят.
ПРОЖЕКТОРА
Поэма
Солдатам зенитно-прожекторного полка,
прикрывавшего небо над Куйбышевом,
всем женщинам – ветеранам Великой войны
с любовью, уважением и благодарностью
1
– Надюшка, а ведь нынче Новый год!
И вечер – погляди, какой хороший…
– Мороз дерёт.
– Да ладно там дерёт.
Зато ни ветерка и ни пороши.
Вот красота!
– А мне бы – так пурги!
Хоть подремать в землянке втихомолку…
– А мне б, девчонки, стряпать пироги
да украшать бы вместе с мамой ёлку.
– А мне бы юбку-«солнце» да паркет,
да закружиться в беззаботном вальсе…
– А мне бы – только б Лёшка отозвался!
И никаких других желаний нет…
Как звонки на морозе голоса!
Смеётся месяц, небо в крупных звёздах…
Но тут же эта хрупкая краса
разбита вдребезги сиреной:
– Воздух!..
2
Ах, девчонка ты, девчонка,
хохотушка, егоза!
Завлекательная чёлка,
искромётные глаза.
По годам твоим весенним
в эту ночь под Новый год
покружить тебе б с весельем
разудалый хоровод.
Да на саночках кататься
по дорожке ледяной,
да с милёнком целоваться
(не качай, брат, головой!).
Всё не так!
Войной исчёркан
этот светлый праздник наш.
И в подарок ты, девчонка,
получила патронташ.
Да винтовку боевую,
да команд сухую речь…
Да приказ:
страну родную
от фашиста уберечь!
3
Куда исчез он, рай морозный?
Откуда взялся жаркий ад?..
Перед напором смерти грозной
ты не девчонка, ты – солдат!
И хоть зови родную маму,
и хоть ругайся в богамать, –
должна ты твёрдо и упрямо
стоять, стоять, стоять, стоять.
Стоять!..
А ворог хищно кружит
и выдох взрывов густ и жгуч…
Стоять!..
А всё твоё оружье –
прямой, как правда, света луч.
И надобно с соседкой вместе
(солдату не к лицу дрожать…)
поймать фашиста в перекрестье,
дрожать – а всё-таки держать.
Держать!
Пусть рвется выше-ниже,
пусть мечется вперёд-назад.
И голосить, себя не слыша:
– Смотрите, вот он!
Вот он, гад!..
4
Женщина…
Веками не тебе ли,
славя радость жизни и любви,
и бояны, и акыны пели
песни благодарные свои.
Воспевали губы слаще ягод,
стройный стан, крутую плавность плеч…
Но тебя от горестей и тягот
не могли мужчины уберечь.
Ты семью вела, огонь хранила,
будничных забот вертела круг.
Как умела, пахаря кормила,
а порой сама впрягалась в плуг.
И пошло присловье не отсюда ль,
что, себе и детям строя дом,
надобно мужскую мощь и удаль
на терпенье замешать твоём.
И живёт обычай стародавний:
в тяжкий час, тревогу протрубя,
на борьбу, на подвиг, на страданье
призывает Родина тебя.
И шагает во главе похода
наша Русь под яростным огнём,
для солдат и для всего народа
воплотившись в облике твоём.
5
Где небо?.. Где земля?.. Всё смерть и ад.
Лишь ухают фугаски грубым басом…
«Ты всё равно нас не погубишь, гад!
Мы выживем назло твоим фугасам!»
Осколки хлещут по лесу, по льду,
по зданьям, по машинам и по людям…
«Мы выстоим! Мы выдюжим беду!
Мы женихов дождёмся и полюбим!»
Среди армады воющих смертей
неужто ты одна жива на свете?..
«Мы выйдем замуж и родим детей!
Они прекрасны будут, наши дети!»
А смерть бушует:
– Всё вокруг сотру!
Москву и Пензу, Новгород и Нальчик!..
«Мы переженим нашу детвору
и бабушками внуков будем нянчить!»
И мощным хором батарей и рот
летит навстречу смертной круговерти:
– Страна не дрогнет! Выстоит народ!
Пускай мы смертны – Родина бессмертна!
6
Много лет как вернули пушки
нам оглохшую тишину.
Стали бабушками девчушки,
победившие в ту войну.
И в шкафу на парадном жакете
их медалей солдатских ряд.
И глаза неотцветшие эти
добротой и покоем горят.
И сидят они мирно у ёлки
в новогоднем семейном кругу…
А я вижу ту ночь у Волги,
небо в звёздах и лес в снегу…
Даже этой торжественной ночью
нам из бывшего болью вчера,
как погибших бесстрашные очи,
светят давние прожектора.
И зимою нам светят и летом,
в ясный полдень и в серую рань,
разгоняя безжалостным светом
тьму, где прячутся нечисть и дрянь.
Освещая большую дорогу,
где идти нам с тобой до конца,
и пронзая совестью строгой
и дела, и умы, и сердца.
И сегодня, когда на планете
веселятся все до утра,
я прошу вас –
помните эти
негасимые прожектора!
(5 оценок, среднее: 4,00 из 5)
Загрузка...С