Получив диплом переводчика в 2010 году, я работала преимущественно в области технического перевода в рамках различных международных проектов. Больше всего меня всегда увлекал устный перевод, ведь это возможность непосредственного общения с людьми другой культуры. Однако в последние годы мой профессиональный интерес лежит в сфере художественного перевода. Я прошла онлайн-курс Высшей школы художественного перевода при Литературном институте им. А.М. Горького в 2016 году. В прошлом году заняла первое место на Конкурсе начинающих переводчиков им. Э.Л. Линецкой, организованном Институтом русской литературы РАН. Я продолжаю этот путь. Пожалуй, главный урок, который я выучила за это время — возможность общения не ограничена рамками «здесь и сейчас»: так, переводчик художественной литературы способен путешествовать во времени и пространстве. И он сам выбирает себе «попутчиков» для следующего путешествия.
Country : Russia
Having worked as translator professionally since 2010, I gained some experience in the field of technical translation and got to learn more about intercultural communication, as I often was involved in international projects. Meeting people from other countries is something that I’m still very excited about, however over the last couple of years, my main professional ambition has been constantly moving towards literary translation. I completed the online-course of literary translation at the Advanced Literary Translation School of Maxim Gorky Literature Institute in 2016. Last year, I won the first place in the contest for emerging literary translators held by the Institute of Russian Literature. Today, I continue to pursue this path. The best lesson I have learned so far: meeting people does not necessarily take place in «here and now»; as a literary translator, one can travel in time and space. And it’s up to you to choose who you want to be with on your next journey.
Переведенный отрывок из произведения Девида Перри «The Grammar of Witchcraft»
Желания и ласки.
Духи подобны числам. Они одновременно в природе и над природой. Английским чародеям это известно еще со времен доброго короля Бладуда. Это пугающее знание заставило нас естественным образом держаться обособленно от промышленно развитых городов. Обособленно и близко к лесам. Другое дело – город Ливерпуль, где почти все кажется иррациональным. Даже вытесняющая все христианская архитектура демонстрирует редкую склонность к кипучему развитию. Возможно, поэтому, посещая Ливерпуль, всегда чувствуешь, будто переступаешь невидимую черту.
Для Калибана этот город неизменно таил в себе неожиданные обряды посвящения. На этот раз он был приглашен на лесбийскую свадьбу из-за его очевидно иронического убеждения о несовместимости любви и секса. Как ни странно, счастливая пара думала, что он прав. Но в тот конкретный момент это не имело значения. Он прибыл раньше срока. Раньше на несколько часов, как обычно, и не на тот берег реки Мерси. С места, где он стоял, были видны лайверы, сверкающие в небе, как пара птиц Феникс, уже объятых пламенем обновления. Огнем и пламенем. Вот что делало их олицетворением сообщества, до сих пор не утратившего неугомонную тактильную энергию юношеского либидо; даже много веков спустя. И теперь, со схожим чувством напряженной неудовлетворенности Калибан провел час или два, прогуливаясь по набережной реки в поисках скамьи, чтобы сесть и осмотреться. Возможно, в этом была вся проблема, не считая чертова похмелья. Его гей-радару необходимо было настроиться на провинциальную перспективу.
Будто бы случайно он заметил Мать Скауз с юной Дочерью, тоже искавших, где присесть. «Боже!», – это был скорее зримый, нежели воображаемый образ. Мать Скауз была бледна, как нетронутый лист пергамента. Капелька света еще теплилась в ее усталых глазах. Она одряхлела до времени и согнулась в три погибели, как шекспировская Старуха Геката. Она выглядела так, будто собственное тело пыталось наконец-то разломить ее несчастную долю пополам, как забытую засохшую косточку желаний. На голове ее топорщились ломкие грязные волосы, цветом напоминавшие связанную из прутиков метлу и мало чем отличавшиеся от нее по качеству. Издалека казалось, будто силы зла свили себе там гнездо, но устроились не вполне уютно и беспокойно вертелись в своем угрюмом месте заточения. В былые времена на такие «кудряшки пикси» смотрели бы с легкой брезгливостью. Теперь это просто казалось старомодным. Упомянутые силы, однако, взяли свое, наградив ноги Матери Скауз пухлостью от отечной болезни, что смотрелось гротескно в сочетании с ее веретенообразным туловищем. В довершение всего, вокруг ее шеи был обернут выцветший футбольный шарф, прогоркло пахнувший поражением.
Ее Дочь, напротив, была безупречна; сказочное существо из мира детских песенок. Ни одна пылинка не смела лечь на нее. Чиста, бледнолика, глаза ее были голубыми, а волосы походили на краснеющие осенние листья. Калибан не был уверен, имеет он дело со случаем облагораживания породы или родительской проекции. «Кууу!» – он услышал, как девочка просила Мать покормить одинокого замызганного голубя, так что, усевшись на муниципальную скамью, они бросили немного хлеба на землю, чтобы привлечь праздное внимание птиц. Вскоре невесть откуда взявшаяся гурьба жирных, обсиженных мухами голубей ковыляющей походкой направилась в их сторону. Девочка хрюкнула от восторга и бросила еще хлеба на землю. Тут она заметила голубя необычной расцветки, который выделялся среди прочих:
– Мамочка, посмотри, вон тот уродлив и не похож на остальных. Он другой.
Молодая Мать присмотрелась:
– Это нечистая сила. Осторожнее. Убегай скорее.
Девочка взвизгнула с притворным ужасом и поспешила вернуться под крыло мнимой материнской заботливости. Ошеломленный услышанным, Калибан уставился на них. Они не замечали! Он вдруг понял, что это один из способов, которыми лишенные морального чувства родители передают из поколения в поколение калечащую нетерпимость. Собственную желчь, не нашедшую выхода, подсознательно выраженную так, чтобы притупить чувство сострадания у следующего поколения. В конце концов, невежество, как и мудрость, можно передать под видом поцелуев и объятий. Мать Скауз хотела, чтобы кто-нибудь был на ее стороне. Неважно, кто! Она хотела, чтобы жизнь была справедливой, но никогда не задумывалась о ее изначальной бесчеловечности. Может, ему стоит сказать что-нибудь? Калибан посмотрел в их сторону, но было слишком поздно. Дочери Скауз уже надоели голуби, и парочка побрела дальше по берегу реки, приводя в порядок растрепанные чувства.
Непохожесть на других всегда считалась свойством зла. Калибан знал, что прирожденные чародеи много веков несли на себе бремя этого опрометчивого предрассудка. Будучи гомосексуалами и лесбиянками, мы воспринимались как сексуальные извращенцы, однако все, что делало нас чуждыми христианскому миру, давало нам силу. В определенном смысле, наша сексуальность бросала негласный вызов всем угнетаемым в нашем окружении, спасая нас от презрения к себе, преследовавшего наших ближних. Они походили на кусты небрежно посаженной живой изгороди, чьи корни в приступе мстительной ярости мучительно душили друг друга в отчаянной борьбе за выживание. В их ветвях кишели злоречивые ласки и грызущиеся летучие мыши, готовые в астральном сне царапать и рвать когтями любого, кто их потревожит. То и дело их унаследованная тревожность проступала наружу ядовитым сочивом травли. Первыми она заразила евреев, позже нас, и наконец запятнала их собственные умозрительные писания. Но наша Магия защищала нас от семейной пустоты, которая удушьем сковала постылое переплетение их жизней. Наша странность сама по себе изолировала нас от неискренности, обезобразившей их удовольствия. У нас были четкие правила о равенстве полов, чистоте и еде, которые подсказывали нам, что их взятые с потолка порядки ведут к безумию. Будучи чародеями, мы настаивали на том, что помещение солнечного сознания на пьедестале выше природы неизбежно выльется в глубокое неуважение к Великой Семье Жизни, и мы оказались правы. Отцы Церкви проигнорировали наши предупреждения на свой страх и риск. Много веков назад сэр Фрэнсис Бэкон восстал против них, чтобы уберечь наш Очаг от дальнейших угроз, а в свой черед сам Чарльз Дарвин подхватил наш факел гилозоизма. Мы научились приспосабливаться, в то время как их лицемерный мир лишь отсрочивал свое неизбежное угасание.
Размышляя над этим потомственным парадоксом, Калибан недоумевал, почему в наши дни, по-видимому, каждый воображал, что отличается от других. Может быть, особенно в Ливерпуле. В действительности каждый отличался не больше, чем все остальные. Еще одна насмешка! Хуже того, если кто-то на самом деле отличался добросердечностью или щедростью, как его подруги-лесбиянки, сам факт этой отличительной особенности почему-то затмевал свет их добродетелей в глазах окружающих. «О, Господи», – его голова по-прежнему гудела так, будто Шотландский военный оркестр полным составом маршировал у него в мозгу. Он смутно ощутил подступающую тошноту. К черту это похмелье и к черту историю, нужно найти девушек и опрокинуть рюмку на этой чертовой свадьбе, чтобы его наконец отпустило.
«У оборотня на пути не стой»,
Сказала жена лесника,
«В зубах у него цветет мак дурной,
Когда ночь от Луны бледна.
От укуса ужасного зверя твой
Ум объемлет безумия жар,
И песнь его будоражит кровь
Властью Возвышенных чар.
Властью Возвышенных чар, дорогой,
Властью Возвышенных чар,
Лунный зов влечет воинственный взор
Во власть Возвышенных чар».
Так воздай хвалу небесам над тобой,
Когда с Солнцем проснется заря,
И еще одна ночь пройдет стороной,
И вервольф не полюбит тебя.