Ольга Черниенко

Отрывок из повести “Ворона”

Человек – воистину царь зверей,
ведь он жестоко истребляет их.
Мы живём, умерщвляя других.
Мы ходячие кладбища!
Ещё в раннем возрасте
я отказался от мяса.
Леонардо да Винчи

 

Говорят, если ребёнок в раннем детстве постоянно болеет, значит, он отрабатывает карму своих предыдущих воплощений. Не знаю, чем нагрешила я в прошлой жизни, но все свои дошкольные годы я провела в постели.

В памяти остались тумбочка с микстурами у кровати, печальные глаза мамы, мокрое, ледяное полотенце, которым она накрывала мой пылающий лоб, пижама в полоску, как у заключенного, и большой плюшевый мишка, сочувствовавший всем моим детским невзгодам.

– Лежишь? – старший братик высыпает на постель оловянных солдатиков, – может, в войну поиграем? Ты кем будешь – белым или красным?
Зная, что он хочет быть красным ( ведь, в кино всегда «красные» побеждают), шепчу : – Белым! Только белым!

Белым – не потому, что у меня в четырехлетнем возрасте были какие-то политические предпочтения, просто с «красным» были связаны – больное горло, « пожар» в голове от высокой температуры, и постоянный кровавый цвет в глазах, даже когда прикрываешь их веками…

Как же мечтала я вырваться из «тюремной» пижамы, взмыть к потолку, полететь на простор, в голубое небо, окунуться в холодный, белый снег…

И умывшись им, словно живою водой, превратиться в сказочного Белого Лебедя, чтобы лететь «через моря, океаны» – спасать зверей, о которых мне бабушка рассказывала: зайчиков, белочек, козлят, поросят, чьих мамочек съели волки.

Собрать сиротинушек под одной крышей, в крепком, кирпичном доме, как у Наф-Нафа, чтобы ни один» серый волк-зубами щелк» не мог его сдуть!
Но не получалось мне стать Белым Лебедем – болезни, казалось, плавно переходили одна в другую : ангина, корь, скарлатина, ангина, коклюш, свинка, опять ангина, ревматизм,осложнение на сердце, обмороки…
и вот я уже не в состоянии не то что ходить, но даже стоять …

Мамаша, у вас девочка зелёного цвета, ей необходимо усиленное питание, – куриный бульон, паровые котлеты, мясо… иначе она физически не сможет пойти в первый класс! – доктор говорит слова, от которых бросает в дрожь, словно зачитывает мне смертный приговор!

Я ненавижу мясо! Я люблю картошку, соленые огурцы, и… конфеты в виде разноцветных сахарных подушечек с повидлом внутри! Ведь в те, послевоенные, пятидесятые, других конфет, кроме леденцов и подушечек, мы не знали, с продовольствием на Крайнем Севере было очень плохо: молочных продуктов не видели вообще, крайне редко – мясо и яйца. Продавали их – «по десятку в одни руки!». Выстраивались огромные очереди из семей в полном составе: бабушки, дедушки, дети, внуки, ( приносили даже младенцев!), на запястьях химическим
карандашом писали порядковые номера, так напоминавшие многозначные цифры на руках узников фашистских концлагерей из популярного в то время фильма «Судьба человека». От голода нас спасала рыба, картошка, овощные соленья и макароны – очень толстые, какого-то фантастического, синеватого оттенка.
В то время я не знала, что причиной нехватки продуктов были непродуманные, губительные для сельского хозяйства, реформы, проводимые « нашим дорогим Никитой Сергеевичем». В
результате его «нововведений», к началу 60-х белый хлеб стали продавать по карточкам, а с 1963-, Россия – бывшая житница Европы – была вынуждена закупать зерно за границей.
Чтобы накормить детей деликатесами, рекомендованными доктором, родителям надо было совершить подвиг – «найти блат», зайти с черного хода, и « дать на лапу» директору магазина или местного Дома Культуры под гордым названием «40 ЛЕТ ОКТЯБРЯ», чтобы тот позволил буфетчице продать курицу или котлеты, предназначенные местному заводскому начальству и партийному руководству.

А дома их ждал неблагодарный ребёнок…
Когда отчаянные попытки впихнуть в меня кусочек котлеты » за маму, за папу» – не помогали, рядом, с грозным видом, устраивается отец: – Возьми ложку, открой рот, глотай!

Сижу молча, стиснув зубы, словно партизан на допросе в гестапо. От одного запаха фаршированных луком, яйцом котлет, под названием «зразы», тошнит. Проглотить хотя бы кусочек этих «зараз» равносильно смерти. Ищу сочувствия у мамы, бабушки, брата. Но все они хором кричат – ешь!

Размазываю «заразу» по тарелке, беру в рот, делаю вид, что жую и глотаю, а на самом деле, просто отправляю куски котлет за щеки, как хомяк.
И некому пожалеть меня, несчастную, кроме толстого пушистого серого кота Васи. Вот он – сидит под столом, хищно сверкает огромными изумрудными глазищами , предвкушая чудный момент, когда упадет ему под нос вожделенная котлета, стоит хоть на секунду моему стражу отвернуться ! Молниеносно исчезает из-под стола кот с добычей в зубах, а мне остается лишь облизываться, делая вид, что все было проглочено мной с огромным удовольствием. Толст, и пушист был мой хвостатый друг – Вася…
Однако, обеденные мучения не всегда заканчивались счастливо – приходилось глотать эти «заразы», давясь, и обливаясь слезами…

Конечно, ни о каком нравственном выборе – есть или не есть мясную пищу, по принципу «не убий», в столь раннем возрасте речь тогда не шла, и откуда берётся мясо – я не задумывалась,(возможно, и на деревьях растет). Просто мой детский организм интуитивно протестовал против неудобоваримой, неприятно пахнущей пищи.

Не шли мне на пользу мясо и бульоны из синих, страшных кур: плохое самочувствие только усугублялось, и, наверное, я действительно не смогла бы ходить в школу, если бы мне не удалили гланды. Болеть после операции стала меньше, но последствия осложнений на ноги и сердце сказывались на протяжении всей учебы в младших классах. Я не могла заниматься физкультурой, и все уроки просиживала на скамейке в спортзале. Однажды, когда мои одноклассники дружно бегали за баскетбольным мячом, острое желание двигаться, резвиться, появилось и у меня.

Но не выдержало больное сердце даже малой физической нагрузки – скорая помощь едва успела откачать незадачливую »физкультурницу».

В следующий раз, когда решишь умереть, изволь бегать у себя дома или во дворе – я не хочу сидеть в тюрьме! – прошипела классная руководительница, когда я вновь появилась в школе.
Ещё страшнее были прививки. Каждый раз, после укола под лопатку, не менее недели, с высокой температурой я проводила в постели – иммунитетом организм мой, практически, не обладал.
С раннего детства, из-за постоянных болезней изолированная от своих сверстников, в школе я испытывала трудности с общением. В шумных играх на переменах участия не принимала, ни с кем не дружила, и, пребывая в одиночестве, чувствовала себя хрупким птенцом, случайно выпавшим из теплого, уютного гнезда, где меня постоянно окружала трепетная родительская
забота, в мир, где правит жестокость, ненависть, зависть, цинизм. Тощая, бледная, с сильнейшей близорукостью – «глиста в очках», « кобра очкастая» – эти прозвища получила я от издевавшихся надо мной одноклассников. Они устроили мне настоящую травлю:придумывали обидные шутки, дразнилки, обливали тетради и школьную форму чернилами, приклеивали на спину бумажки с оскорблениями, а после уроков, по пути домой , старались толкнуть в глубокий сугроб, или пробежаться рядом, по лужам, дабы обрызгать грязью мою одежду.

Неправда, что все дети безгрешны: звериным нюхом чуя всех, кто на них не похож, они изгоняют чужака из стаи.
Учительница же не только не наказывала моих мучителей, но и сама смеялась вместе с ними, негласно разрешая унижать любого, кто от них отличался. Я же была «белой вороной» , по её понятиям, практически, «врагом народа» – ребёнком из интеллигентной семьи, «с чуждым для социалистического трудового общества» менталитетом, мировоззрением, и воспитанием.

В этом она была непоколебимо уверена, поскольку ещё «великий пролетарский» вождь когда-то, на заре советской власти, заявлял – «интеллигенция это не мозг нации, а г..но».
И для «широких народных масс» интеллигенция на долгие годы осталась »гнилой», «вшивой» ; над «классово чуждым» интеллигентом в шляпе, который « ещё и очки нацепил», и «рук замарать боится» всегда возвышался мускулистый революционный гегемон – «хозяин страны» в кепке набекрень, с «мозолистыми» ладонями , папироской в зубах, гордо и
презрительно сплёвывающий сквозь зубы – «мы академий ваших не кончали»!
Дети же »гегемона» – малолетние «шариковы» не знали другого способа возвыситься, как издеваться над теми, кто слабее, по принципу “уж мы душили их, душили! “
Узнав однажды, что после уроков, вместо сбора металлолома, я собираюсь на занятия в музыкальную школу, учительница, поставила меня лицом перед классом, и отчитала: -Дети! Смотрите! Она не хочет приносить пользу обществу, не хочет собирать металлолом, необходимый нашей стране для победы над американским империализмом! Она на скрипке пиликает! Интеллихэнтка… Ручки замарать боится! А ну- ка! Расскажи, чему тебя в музыкалке той учат – ножки задирать?
Сколько же, мягко говоря, « навоза» было в голове у этой женщины, способной тоннами вываливать его на голову восьмилетнего ребёнка!
Выражение «пиликать в музыкалке, ножки задирать» стало своеобразным, школьным, как сейчас говорят, «мемом». Теперь, завидев меня, мучители всем стадом орали – « кыш отседа – пиликать, ножки задирать»!
На переменах я старалась спрятаться в какой-нибудь угол, надеясь, что никто меня там не увидят, или отсидеться на другом этаже, в гардеробе…
Не было надежды и на то, что я буду в безопасности хотя бы во время урока. Ибо каждый урок превращался в Ад.
Из-за врожденной стеснительности, даже зная правильные ответы, на вопросы учителя не отвечала, понимая: стоит рот открыть, как все обязательно будут надо мной смеяться. Чтобы я ни делала, всё вызывало злобный смех. Однажды я спросила мальчиков, почему они не оставят меня в покое?
Ответ сопровождался долгим, циничным ржанием: – Ты же из «недобитых» – «барон фон дер Пшик отведал русский шпик»! Мы будем счастливы, когда ты, наконец, сдохнешь!
Чем больше меня дразнили, тем больше я замыкалась в себе, но никому никогда не жаловалась. Если меня спрашивали, как дела в школе – просто пересказывала истории из жизни одноклассников, как будто участвовала в этих событиях. Врать было противно, унизительно, но как поступить, чтобы не расстраивать родителей, я не знала. Ведь лучше примириться с тяготами собственной жизни, чем быть причиной страдания других людей.

 

(8 оценок, среднее: 3,13 из 5)

Загрузка…