Максим Исаев

Отрывок из повести  ”Рыбалка с Борисом Бешеным”

Друзья, если кто читал мой рассказ о Борисе Бешеном, то наверняка помнит, что я обещал написать о том, как я первый раз в жизни ездил на рыбалку со своим другом и по совместительству однокурсником Бориком, как мы его всегда называли. И теперь вот решил выполнить своё обещание. Но в самом начале я должен предупредить вас, что если у кого завышенное чувство юмора или раздутый живот, то сходите сначала на горшок, ибо я не ручаюсь за последствия от прочитанного, – вполне может случиться неожиданности прямо в штаны, добежать до сортира не успеете.

Случилось сия невероятная, чуть не ставшая трагической, в то же время забавная, бескручинная, с нашими дринканутыми головами, история в далёкие романтические, полные наивности и ожиданий девяностые годы, когда мы впервые слышали много новых слов, понятий, таких, как приватизация, кооператор, рэкет; когда после кровавых событий в нашей большой стране, в Кремль залетел поющий и пьющий, но не состоявшийся дирижёр Ельцин, а у нас тут, в Белоруссии, власть в руки прибрал молодой депутат из крестьян, – потом он станет Батькой, а пока что – только надежда на перемены и спасение страны.

Жил я тогда в казённой квартире, работал на заводе и не был вдохновлён ни охотой, ни рыбалкой; мой азарт и усердие я тратил на своих маленьких пацанов и на заочную учёбу в третьем аж институте заочно, – по привычке учиться, учиться и учиться, как завещал нам дедушка Ленин.

Бешено меняющийся мир летел мимо меня, мимо моих интересов, мимо моей законсервированной жизни, и летел бы и дальше, не трогая меня своим крылом, если бы не случай.

Я только что вернулся из Москвы, где успешно сдал экзамены в Литинституте и не менее успешно защитил курсовую работу по творчеству Шиллера, и настроение было патетическое: я хвастался сыновьям тем, какой у них папаня молодец, и что они должны брать пример с меня.

Будучи на этой приятной для меня волне, я не услышал, как буйно прозвенел дверной звонок.

– Папа, нам звонят. Я открою, – побежал мой старший. А внимательно застывшему, слушая мой хвастовской рассказ, младшему, я продолжал заливать в свободный уши катамнез о преимуществах образования.

– Папа, это к тебе. Дядя Боря, – не успел известить сынок, вернувшись, как тут же за ним в дверном проёме нарисовались могучие плечи и круглая как арбуз голова Борика.

– Привет! Есть дело! Пошли в кухню! – выстрелил Борик Бешеный в своей бешеной манере излагать всякую мысль и, не дожидаясь моего даже ответа, пошел сам в кухню.

– Ты нам нужен завтра, едем с хлопцами на рыбалку, взяли ящик водки, за руль некого сажать, а ты не пьющий, – изъяснил суть дела Брик, даже не дав мне сеть за стол.

Я искренне посмеялся и решил подшпилить, уколоть его сарказмом:

– Так вы на рыбалку или на пьянку?

– Конечно на рыбалку, – уверенно бухнул Борик, и удивлённо уставился на меня, не понимая, в чём тут проблема.

– А водка зачем? Ящик водки? – спросил я уже громко усмехаясь.

Борик отвёл взгляд на секунду и выбросил недоумение от моего наивного вопроса:

– Не понял. А как без водки! Это же рыбалка!

Я тут должен прервать наш с Бориком диалог и объяснить читателю наше с другом взаимное непонимание по отношению к сорокоградусной микстуре. Как-то довелось мне пару раз быть приглашённым в гости к нему и прямо с работы поехали мы к нему домой. Жил Борик тогда почти в центре столицы на седьмом этаже девятиэтажного бетонного гнезда, полученного от тестя в качестве награды за то, что взял в жёны брюхатую на седьмом месяце дочь его. Приехали, зашли в лифт. Теперь внимание! Как только катающийся шкаф рванул с места и устремился в космос, Борик тут же достал из бокового кармана бутылку белой, резво снял и выбросил тут же на пол крышку, и с горла вылил в своё горло всё содержимое ёмкости, да так быстро, что я, онемевши, даже не успел сообразить, что это было. В квартиру защёл он ещё трезвым, а через мгновение уже заснул, сидя в кухне за столом. Жена, молча наблюдавшая за нашим вторжением в их жилище, ровно и совершенно безучастно посмотрела на него и вышла из кухни, напоследок бросив на меня безразличный взгляд. Посидев некоторое время в крайнем недоумении, почувствовав себя полным идиотом, я встал и ушёл, громко хлопнув входной дверью. И долго потом не встречался с Бориком, перемалывая в себе и обиду, и, будучи в неразумении того, зачем же он приглашал меня в гости, утешая дикую злость.

Прошло, наверное, год или два. Шелуха обиды в моём добром сердце осыпалась, смылась бесследно, оставив после себя следы юмора, и я уже смеялся, как только вспоминал этот забавный случай, как тут же Борик сам позвонил и сказал, что срочно нужна моя помощь. В своём тесном боксе он опять возвращал с того света свой очередной будущий шедевр на четырёх изношенных до лысины резинах и всё хвастался, что из этого металлолома он сотворит чуть ли не «Maybach» последней модели, и ему понадобились какие-то токарные чудеса. Понятное дела, я в то время работал на заводе. Я обещал ему помочь в деле достижения неслыханно наглой мечты по пути к «Maybach» и в благодарность был удостоен приглашением в гости. Чёрт меня дёрнул: я согласился и опять очень пожалел, что опять наступил на старые и уже ржавые грабли.

Я избавляю вас, дорогой мой читатель, описанием подробностей моего визита к другу и, по воле судьбы, однокурснику, скажу только, что участником этого спектакля, этой драмы, я уже был и подробно об этом описал выше. Картина маслом повторилась точностью до «одной сотки», как говорят у нас на заводе инженеры. Уходил я от этого Бармалея с ощущением, будто меня в дерме поваляли, и был полон ненависти к другу Борику. Но в следующий раз я таки решил пободаться с ним за его предательский, свинский поступок в очередной раз и, навестив его, начал с боевой атаки. На его широкую улыбку и протянутую руку я выпалил сколько мог грубо:

– Пошёл ты в жопу, гавнюк! Бармалей подлый!

Борик застыл от моего неожиданно воинственного поведения и выпалил, задумавшись, оставаясь приклеенным к своему месту:

– Что такое? Что ты такой злой?

– Какого чёрта ты меня приглашал к себе?

– В гости! А что?

– Ну ни хрена себе – в гости! Опять нажрался как свинтус и сразу заклинил за столом! Я усесться за стол не успел, а ты завёл свой трактор в горле, – храпел, аж потолок плясал надо мной!

– Ну и что! Что тут такого? Я что, выпить не имею право после работы? Я же устаю, мне расслабиться надо!

Ну что тут ему скажешь, дорогой мой читатель! Что я был должен сделать? Сказать? Читать ему лекции по этике? Ему это уже читали в институте, из чего он не помнит ровными счётом ничего и будто живет в другой солнечной системе. Думая об этом, мысленно перебирая варианты, убить его тут же, на месте, ну или хотя бы дать ему в нос, чтобы кровь его дурная струилась два дня, я уставился на него, а он тут же мне стал рассказывать, какой токарный шедевр нужно ему выточить на моём родном заводе и совершенно забыл о своём свинском поведении.

Ну вот такой он, мой дорогой друг и по иронии судьбы однокурсник Борик. Сволочь, одним словом! Свинья! Но сволочь и свинья он своя, родная уже до боли в сердце и смеха в легких! Поэтому люблю его такого, как он есть.

Я тогда удержал себя от физического насилия над Бориком; во-первых всё же друг он мне и я его люблю, скотину этого, а во-вторых, он же может тоже ответит мгновенно, даже не сообразив, автоматически двинуть свой кулак в сторону моего носа, а кулак его, скажу я вам, друзья, это даже не кувалда, а целый тридцати тонный молот, – хряснет, – по всему кварталу потом буду искать свою закатившуюся чёрт-те куда несчастную и окровавленную голову, и не факт, что найду. Поэтому не стал я двигать ему в нос, и голову свою унёс в целости и сохранности.

 Вернемся, однако, на тему нашего с ним разговора сейчас у меня в кухне. Разговор был долгим и быстрым, друг мой, как и всегда перепрыгивал с одной темы на другую, как обезьяна с ветки на ветку, и делал он это с такой скоростью и размахивая своими огромными кувалдами на кистях рук, что я долго не мог найти нить его рассказа. Бесполезно пытался его перебить, задать вопрос, уточнить, но всё тщетно. В общем, в итого я понял следующее. Парни в количестве трёх алкоголиков собираются на рыбалку и алкоголить на лоне природы, где невероятно красивые пейзажи и глубокая река, где большие и очень большие рыбы истосковались по ним, жаждут встречи с ними; где алкоголики собираются рыбачить. Как эти понятия неразрывно, биологически, как сиамское одно тело на две головы, я стал понимать позже, когда приехали на место приключений. А пока что с меня требовалось доставить на место этих рыбаков, и вернуть их в целости сохранности, но уже алкоголиков, как я подозревал.

– На чём едем, – спросил я, резко прервав искромётный рассказ Борика.

– На джипе! У Длинного джип нарисовался! Дядя пригнал. Он за границей живёт, – закончил свои стрельбы Борик и уставился на меня в ожидании моего согласия.

– Ладно, поедем, – сказал я поразмыслив. – Если на джипе, это уже  интересно.

В те годы уже начали появляться иномарки на улицах наших городов, за которыми ГАИшники, в надежде сорвать куш, охотились как браконьеры за слоном. Ехал я однажды с приятелем на его подержанной, полуживой иномарке из столицы в наш небольшой ухоженный городок, так на отрезке пути от точки до точки, равной пятидесяти километрам, нас остановили пять раз и семь раз потребовали откупиться взяткой. Но чтобы на джипе ехать на рыбалку, это уже было что-то заманчивое. Не всё же время будем ехать по полям и лесам, по асфальту придётся добрых сотню накатать, – на джипе! – а там уже бандиты на государственной службе и в форме Гаишников с пистолетами на боку выглядывают из-за кустов, надёжно спрятав своё транспортное средство в лесу.

Рано утром я прибыл на точку дислокации. Солнце ещё не пробудилось, его шальные лучи с трудом пробивались через густой утренний туман. Суетливые фигуры моих друзей – рыбаков нашёл я при помощи уличных фонарей, но от того, что я увидел подойдя ближе, глаза мои выпрыгнули на метр вперёд, осветив весь двор, и я застыл на вечность, обалдев, очумев, потеряв не только дар речи, но и саму речь; легкие мои перестали дышать, сердце моё остановилось.

Вряд ли я смогу достоверно описать картину, которая предстала перед моими упавшими уже на пол глазами, – она плохо поддаётся описанию, но для примерного прояснения скажу, что передо мной вместо машины стоял объект примерно такой, какого мог нарисовать дошкольник, что первый раз в жизни еле держал в руке карандаш. Задняя дверца так называемого «Джипа» подпёрта веслом прямо от земли, и рыбаки что-то спешно загружали в багажник. Борик своими быстрыми движениями суетился, то бережливо укрывая со всех сторон пластиковый ящик со стратегической жидкостью, то командовал членами команды, спрашивал, всё ли взяли для закуски, для костра.

Увидев ящик водки, я аж крикнул:

– Ну ни хрена себе! Где взяли?

Моё удивление имело вполне экономическое и не менее стратегическое политическое основание. Ведь водку тогда, как, впрочем, и почти все другие товары, продавали только по талонам и не более двух поллитровок на руки. Увидеть целый ящик водки в этом разваливающемся драндулете, было для меня также впечатлительно и удивительно, как если бы я увидел тут ящик копчёной колбасы, что в то время было просто невозможно.

Чтобы не мешать командиру экспедиции в его стараниях организовать поход уникальным и универсальным, я решил совершить круиз вокруг чуда американского автопрома времен открытия Америки Фернаном Магелланом, и скажу вам без преувеличения, что если мой прапрадедушка, который вместе с имамом Шамилем воевал на Кавказе против русских войск, увидел меня за рулём этого чуда автопрома, то со слезами в глазах и от нечеловеческой жалости к бедным беларусам, он сразу отдал бы им весь  Северный Кавказ без боя.

Правая задняя дверь этого чуда была без ручки и не очень надёжно прикручена к чему-то внутри этой ржавой консервной банки обычной обвязочной проволокой; вместе стекла, потерянного, наверное, во время гражданской войны между Севером и Югом, красовалась треснувшаяся и выцветшая фанера; передняя правая дверь была со стеклом, но перекошенным так, что медведь может достать лапой трясущегося от страха пассажира в случае встречи с ним в лесу – они тогда были так же голодны, как и люди. Переднего правого крыла нет совсем, и сие обстоятельство открывало мне панораму к колесу: я, будучи инженером-автомехаником, как прямо и написано в моём дипломе, так и не понял, что это за произведение инженерной мысли, и какого производителя резиновое изделие впиндюрено в ноги импортного шедевра – то ли от гаубицы времён первой мировой, то ли от мотоблока последней модели. Такого произведение искусства я не видел ни в «Лувре», ни в «Эрмитаже».

(Пока оценок нет)

Загрузка…