Страна : Канада
Я провела детство и юность в Сибири.
Инженер. Жила в Грузии, Батуми и на Украине, Одесса. С 1999 года – в Канаде,Торонто. Пишу прозу и стихи. Писала с юности, но серьёзно занялась творчеством около семи лет назад.
Печаталась в литературно-художественном журнале «Новый Свет».
Лауреат литературной премии им. Эрнеста Хемингуэя.
Вошла в шорт-лист номинации Проза IV международного литературного фестиваля-конкурса «Русский Гофман 2019»
Country : Canada
I spent my childhood and youth in Siberia.
Engineer. I lived in Georgia, Batumi and Ukraine, Odessa. Since 1999 — in Canada, Toronto. I wrote from her youth, but seriously took up creativity about seven years ago.
It was published in the literary and art magazine «New World».
Laureate of the literary prize to them. Ernest Hemingway.
Entered the short list of the Prose IV nomination of the international literary festival-competition «Russian Hoffman 2019»
Отрывок из романа «Ветер ( Первая часть — Париж)»
Одноклассница
– Да-а, Танюш, я тебя помню. Только не Катя я давно и не Семёнова, – сжимая мои руки, тихо выдохнула женщина: – Но это сейчас не так важно. Я ждала тебя, Танюха. Ну-у…, не совсем тебя, а кого-то, с кем поговорить можно. Видно, пора пришла высказаться.
Женщина порывисто приблизилась и мы обнялись. Шелковая щека одноклассницы пахла модными духами.Тонкий шарф сполз с её шеи, обнажив широкий шрам, белой полосой упирающийся в подбородок.
– Вот встреча-то! Просто не верится! Как в кино – приговаривала Катя. – Давай это отметим. Да и поговорим.
Невольно взглянув на её шрам, я спросила:
– Что случилось? Несчастный случай?
– Да, Таня, очень несчастный: воевала я. В Чечне воевала, – тихо обронила Катя.
Я удивлённо вздрогнула:
– Каким же ветром тебя туда занесло? В Чечню? Из Сибири-то?
– Каким ветром? Да тем, что, как судьба, по миру нас носит. Тем самым ветром.
Побег
В тот угрюмый осенний день облака нависли над сибирским городком свинцовым одеялом, обещавшим первый снег.
Светка, запыхавшись, влетела в небольшое помещение почты.
– Кать, когда заканчиваешь? Дело есть.
– Что ты орёшь-то так? Заведующая ещё не ушла! – процедила Катька.
Сестра приглушённо затараторила:
– Слушай, тут возможность заработать подвернулась. Михалыч, директор наш, говорит, что начальство из Иркутска приезжает. Двое их. На охоту и в баню после. Так вот, надо им стол накрыть. Всё уже приготовлено, только подать да убрать потом. Они хорошо платят. Вот задаток дали, – Светка потрясла увесистой пачкой рублей. – Михалыч говорит, что не управиться мне одной. Советовал взять подругу. Да я лучше тебя возьму – деньги-то не лишние!
В бревенчатой охотничьей сторожке за роскошно накрытым столом гости в компании егеря Павла с азартом обсуждали подробности охоты. Говорили они развязно и громко, то и дело подливая друг другу водку. Зычный мат мешался со звоном посуды, стуком грубо брошенных вилок и хриплым гоготание. С сёстрами чужаки обращались бесцеремонно, приказывая по-барски: «Дай! Подай! Убери!»
От распаренных в бане тел стоял терпкий дух мыла, пота и влажной берёзы, порой он мешался с резком запахом чесночной мясной приправы для шашлыков и приторным ароматом сдобы.
– Не нравятся мне они. Мерзкие, и не начальство, а какие-то, похоже, бандюги – прошептала Катька.
– Да ладно тебе! Скоро напьются да и уедут, а платят так, как ты на своей почте за месяц не заработаешь! – хмыкнула Светка.
Один из приезжих, грузный, с распаренным красным лицом, поманил Светку пальцем: «Тарелку бы надо сменить, хозяйка!» Катя вздрогнула, обернувшись на грубый хохот. Краснолицый, усадив на колени подошедшую с тарелкой Свету, огромными руками тискал её ноги, задирая юбку. Второй из гостей, коренастый, коротко стриженный, решительно встав, с влажной улыбкой направился к Кате.
– Засиделись мы. Пора бы размяться, девки!
– Пусти! Не было такого уговора! – вырывалась Светка.
– Да что вы из себя целок корчите?! – прохрипел коренастый. – Тут мне донесли, одна из вас дитя нагуляла от солдатика, что ли. А мы чё, хуже?!
Он медленно вытащил из брюк ремень. Намотав его на руку, процедил, кривя губы в садистской улыбке:
– Как ублюдков рожать – они горазды, а как почётных людей уважить…
– Вы, мужики, полегче! Зачем девок обижать? – вступился егерь.
– А ты молчи, холуй! Пошёл вон! Иди лошадей посмотри! – грубо оборвал его краснолицый.
– Ох, давно хотел такую неприступную! – коренастый сделал шаг к Катьке. – Иди сюда, шлюшка деревенская. Посмотрим, что у лесной у козочки под хвостом!
Катькин взгляд скользнул по избе. Заметив в углу ружья, она в миг схватила одно из них.
– Ты это брось, дура! Поставь ружьё на место! Лучше по-хорошему, а то я сестрёнку твою пощекочу! – краснолицый, резким движением порвав на Светкиной блузке ворот, приставил к её нежной шее схваченный со стола нож.
Два выстрела прозвучали почти одновременно. Грохот падающих тел смешался со смачным матом Павла и Светкиным визгом.
Катя рванулась к дверям. Выскочив из избы, дёрнула поводья привязанного коня.
«Убила я! Точно застрелила!» – стучало у неё в голове в такт лошадиным копытам. Сухим ртом хватая резавший её ветер, она, как наяву, видела перед собой дрогнувшее тело с дыркой во лбу того, кто направлялся к ней и сползающего со стула «краснолицего» с окровавленным виском. В горле у Катьки клокотало, в висках гулко стучала кровь.
Остановив коня на опушке, охотница хлопнула его по крупу:
– Пошёл отсюда! Пошёл!
Теперь таёжными тропами к сторожке – бежать туда, что есть сил. И она побежала. Время дробью колотилось в голове. Сколько? Час? Два?. Оцарапанная ветками, в полумраке… Вот он: овраг и землянка.
Зарывшись в тёплый тулуп, Катя ещё бредила в плену скомканных мыслей, когда в предрассветной тишине прозвучал знакомый звук, похожий на трещотку. Это был условный сигнал, что рядом свои. Отец ещё в детстве научил девчонок свистеть по-птичьи. Катя на дрожащих ногах вылезла из землянки навстречу сестре. Светка хоть и была с опухшими от слёз глазами, но рассуждала смело и спокойно:
– Бежать тебе надо, Катька! Двоих ты положила. Нас с Павлом полночи в ментуре держали. Хоть всё за тебя: защищалась ты, но народ ты подстрелила непростой… Ищут тебя, уже на ферме были. В общем, так, я тебе тут все собрала: кое-что из одежды; деньги, что были; корни сибирские, что силу дают. Это – желчь песцовая. Она запах отбивает – может, с собаками будут искать. Подошву смажь… В центр тебе надо подаваться. Вот адрес. Сослуживец отца живёт недалеко от Ленинграда, город Кингисепп, у них общие дела по пушному промыслу. Я ему сегодня позвоню, чтобы приютил тебя на время. А ты сейчас бегом на Зыряновскую. Но не на станцию – ни-ни! – ищут тебя, а километром дальше… Там рельсы в гору идут – поезд медленно ползёт, особенно товарняк. Прыгай на него. Так на перекладных и доберёшься. Да, вот паспорт мой. Мы похожи. Они ведь Екатерину Семёнову ищут, а не Светлану Бельскую.
– Да уж, похожи! – всхлипнула Катька, бросив взгляд на статное Светкино тело и красивое лицо, но, вытерев слёзы, положила паспорт в приготовленный рюкзак.
Чёрное набрякшее небо стало сереть, и тайга наполнилась скупым осенним щебетанием и ледяным запахом рассвета.
Сёстры обнялись, вздрагивая в рыданиях, понимая, что увидятся не скоро. Светка вздохнула:
– За дочку не волнуйся. Она моя, как и твоя, и куда весточку послать сообразим. Устройся там только.
Катя смазала песцовой желчью подошву крепких ботинок, задыхаясь от горькой мысли: «Вот оно как бывает: сама я тут зверьё загоняла, а теперь меня с собаками искать будут. На меня теперь охота идёт!»
Глотая сырой туман, она бежала по тайге, как быстрая косуля. Вот уже и станция – видно с горы. И поезд скоро. Надо успеть. Затаиться и ждать.
Катька старалась успокоить колотящееся в груди сердце, раздираемое тоской и болью. Голова гудела от напряжения бессонной ночи и всего пережитого за последние часы. Вдруг ей стало по-детски себя жалко. Тоска затравленного зверя разом рухнула на её хрупкое тело.
Что-то влажное коснулось её щеки. Что это? Первый снег или слеза? Катя подняла глаза на хмурое небо: «Мама! Мамочка! Всегда эти облака между нами. Я никогда тебя не видела, только представляла, как ты могла бы меня приласкать. Так сейчас пожалей меня! Помоги!»
Вдалеке застучали колёса. Всё ближе, вот уже и первые вагоны. «Мамочка, не хочу жить! Я сейчас приду к тебе, и мы встретимся!» – Катька смотрела под колёса, стараясь решиться.
«Мама!» – детский крик прозвенел в её душе. Судорожно оглядевшись, Катя видела только таёжные сопки, сурово смотревшие на неё серо-зелёными глазами, как бы осуждая за греховные мысли.
«Ариадна! Доченька моя, не могу я тебя сиротой оставить! Бежать, бежать надо!» Изловчившись юркой лисицей, Катя прыгнула в проходящий вагон и крепко вцепилась в поручень.