Светлана Моторина

Страна : Россия

Я защищаю детство. Делаю все, чтобы вернуть его детям. Для этого я создаю детские музеи, ещё 15 лет назад в России об этом мало кто слышал. Сегодня, благодаря моей команде, их более 20 штук в разных регионах страны. Последние 2 года я занимаюсь просветительством по теме школьной травли. К сожалению, по статистике, в России каждый второй ребёнок подвергается травле. И эта проблема на верхнем уровне игнорируется. Я представляю на конкурс книгу в жанре нон-фикшн «Травля: со взрослыми согласовано. 40 реальных историй школьной травли». Я уже получаю массу положительных откликов на книгу. Она трогает людей, это точно. Мне пишут о том, как прочитав ее, люди спустя 30 лет звонят одноклассникам и просят прощения. Родители после прочтения объясняют детям, как не надо. Также я веду одноимённый канал на Яндекс.Дзен и публикую истории травли в различных СМИ.

Country : Russia

I defend childhood. I do what I can to give childhood back to kids. I develop children’s museums that about 15 years ago were not even heard of in Russia. Today there are more than 20 of them in different regions, thanks to my team. For the last two years I have been educating people about school bullying. Unfortunately, analytics say that every second child is bullied in Russia. The problem is ignored by the government. I wrote a book “Bullying: approved by adults. 40 real stories of school bullying” and I am presenting it for the Open Eurasia contest. I have been receiving a flood of positive feedback. The book touches people, that is for sure. People write to me, that after reading it they call their former classmates and apologize 30 years later. The book makes parents talk to their kids and explain what kind of behaviour is not acceptable. I also write about bullying for my blog in Yandez.Dzen and for different other media.

Отрывок из нон-фикшн “Травля: со взрослыми согласовано. 40 реальных историй школьной травли”  

 

Меня практически сразу стали травить, когда я пришла в первый класс.  Во мне было что-то, что вызывало у детей дикую неприязнь. Вероятнее всего, это было потому, что я страдала от сильной аллергии на холод в детстве.  Ветер бушевал восемь месяцев в году. Когда меня продувало, я покрывалась пятнами, у меня текли сопли, слезились глаза.  Под носом постоянно было натерто.  Наверно, впечатление создавалось не очень приятное.   Это, конечно, не объективная причина, но другой я не вижу.

В 9 лет аллергия ослабла.     Я стала выглядеть нормально. Но у меня уже была репутация страшной девочки.  Если я до кого-то дотрагивалась, от меня отдергивали руки.   Говорили, что я противная, «зашкваренная», что ко мне нельзя прикасаться, потому что руки у меня все в соплях.

Естественно, когда у тебя постоянно течет из носа, ты плохо концентрируешься на учебе.   Учиться было очень тяжело.   Да еще почерк был ужасный.    А в первом классе все успехи оценивают по чистописанию.   У меня с чистописанием не складывалось.   Помню, учительница постоянно позорила, говоря: «Посмотрите, это худ- шая тетрадь в классе».  Все всегда знали, что речь про мою тетрадь. Я не могла дышать носом.  Большую часть учебного года я себя чув- ствовала плохо   Меня окружали сопливые платки и тройки.

Все шло по нарастающей.  Сначала меня называли «сопливая»,

«обезьяна», у меня был миллион прозвищ.   Я пыталась защищаться, и делала это очень неумело.  Говорила невпопад.  И тогда меня обвиняли в том, что я сказала что-то не то, сделала что-то не так. Возникал порочный круг.

В дополнение ко всем моим несчастьям шла перестройка. Денег не было.    Я очень плохо одевалась.    Мама купила книжку

«Шьем-перешиваем» и из своих старых вещей делала мне одежду для школы.  Это выглядело неплохо, но модно было носить одежду с рынка.  В общем, мой гардероб тоже вызывал издевки.

А папа у меня ученый-океанолог, занимается китами. В 1994 году он получил очень выгодный контракт с Америкой на Аляске.   В се- мейный бюджет потекли деньги, по тем временам довольно хо- рошие .   За один доклад он получал три-четыре тысячи долларов. Привозил мне из Америки красивые вещи.   И больше всего гнев у девочек в школе вызвало то, что я попыталась преобразиться.

Тогда меня начали травить еще сильнее.

Это длилось восемь лет.    Чего только они ни придумывали. Вспоминать тяжело.   Разное было.   Например, у нас был в школе мальчик Костя.    У него была репутация джентльмена.    Все были в него влюблены. Он вел себя не как все. Помогал, открывал двери. Девочки подговорили этого Костю, чтобы он меня побил при всей школе.  И когда он меня бил, швырял, девочки сзади задирали мне юбку, чтобы все видели мои трусы.  Потом, уже уйдя из этой школы, я часто его видела.  Ходил мимо как ни в чем не бывало.  И на «Од- ноклассниках» он у меня был.  Интересно, как он к этому относится сейчас, будучи взрослым? Мне бы очень хотелось ему напомнить, честно скажу.

Помню, что была небольшая передышка.  Пришел новый мальчик, который жил с отцом в тайге в полной изоляции.    Вел себя не так, как принято.  Переключились на него.  «Чмырили» его.  Потом родители перевели его в другую школу, и все снова набросились на меня.

Мои родители не осознавали, что со мной что-то происходит. И папа, и мама очень любят кричать.  В семье нас было трое детей. Старший брат держал меня за служанку, заставлял селедку за ним прибирать, холодной водой посуду мыть.  Он меня так воспитывал. Я приходила в школу — там меня травили.  Приходила домой — там на меня орали.  Вот так я жила восемь лет.

Родители до сих пор не считают, что я прошла стрессовую ситуацию, которая негативно отразилась на моей жизни.  Им кажется, что все было нормально.   Кормили, поили, одевали, даже красиво одевали в какой-то период.   Чего мне жаловаться? Лет в тридцать я сказала им все, что я об этом думаю.  Что я не знаю, как я выжила.  На что они ответили, что я очень злопамятный человек, помню только плохое.

Учителя… По-разному. Некоторые осознавали, что происходило, и старались помочь.  Но были учителя советской закалки, которые

считали, что коллектив не может ошибаться и, если меня «чмырят», значит, дело во мне.  Однажды классная руководительница мне по- советовала рассказывать учителям обо всем, чтобы они меня за- щищали .  Я, вооружившись этим советом, сразу пошла к учительни- це русского языка и литературы.   Все ей рассказала.   Что же, она присоединилась к травле.   Постоянно делала из меня посмешище перед всеми.  Сказала, что я все заслужила, что я плохая, поэтому со мной такое происходит.

Лет в десять я начала задумываться о самоубийстве.  Очень много плакала.  Мне сейчас кажется, что тогда годы жизни забирались из моего будущего.  Меня и сейчас очень легко довести до слез.   Суицидальные настроения продолжались лет до двадцати.  Потом как-то прошло.  Но я до сих пор очень ранимая.  Я терпеть не могу конфликты.  Само попадание в конфликт для меня означает — опять не справилась.   Я не доверяю людям, даже тем, кто ко мне хорошо относится.  Я по-прежнему ощущаю себя очень некрасивой, даже несмотря на то, что очень успешно вышла замуж.   Кстати, мои бывшие одноклассники были очень удивлены.   Писали в социальных сетях, что не могут понять, как такая уродина нашла мужчину, живет в Америке.  Взрослые вроде бы люди.

Я вообще-то в детстве была по натуре доброй и мягкой.  А сейчас я очень жесткая.    Я занимаюсь довольно жестокими видами спорта — историческим фехтованием, борьбой. Я накачанная. Очень сильная.  Я как-то из стадии маленькой, наивной, глупой девочки, которую все обижают, сразу перескочила в стадию, когда меня стали бояться.  Это случилось перед уходом из школы.

А ушла я из школы, можно сказать, в окно.   Это был вообще тяжелый для меня год.  Убили моего среднего брата.  Ему было двенадцать.  Мне было морально очень плохо.  И у нас была учительница биологии.  Она одобряла мою травлю.  Она была плохой учительницей, любила дать нам задание на пол-урока и уйти.  И когда она уходила, все сразу начинали меня «чмырить».  В очередной раз она ушла, закрыла нас в кабинете.  Надо мной начали издеваться.  Я подумала, что больше этого не выдержу.  И разгромила весь кабинет. Я швыряла парты в девочек, кидала стулья, кому-то разбила голову в кровь.   После чего попыталась выпрыгнуть из окна.   Это был третий этаж… После этого случая меня выгнали из школы.   Дома на меня наорали, отец побил.  Сказал, что я своим выпрыгиванием из окна устраиваю ему проблемы.   Мама чуть больше прониклась, помогла найти новую школу. Переходила я, конечно, в состоянии совершенно разобранном, в новом коллективе тоже не очень складывались отношения.  Но там дети были другие, подобрее.  И к десятому классу у меня даже появились друзья. 

Я тогда обвиняла в травле детей.  Но теперь уже понимаю, что команду давали всегда учителя.  Достаточно же один раз высмеять тебя перед всеми, сказав, что ты пишешь, «как курица лапой».

Кстати, когда я еще жила в России, то, уже взрослая, замечала, что, когда вступала в какую-то дискуссию на любую тему, социаль- ную, политическую, вживую или в социальных сетях, вдруг появ- лялся кто-то и разоблачительно говорил: «Я знаю, тебя унижали в школе».   И даже во взрослом возрасте это был такой «зашквар».  Для русских людей, если ты была изгоем в школе, это равносильно тому, что ты в прошлом была проституткой или наркоманкой.   Это всегда звучало как: «Я сейчас тебя разоблачу, ты бухала три года и валялась обоссанная на вокзале».  Мне кажется, на моей родине отношение уже взрослых людей к детской травле именно такое.  Думаю, так сложилось в период советского воспитания, основанного на власти коллектива.  Коллектив прав.  Если ты не влился в коллектив — проблема в тебе.  Коллектив лучше тебя знает.  Как все могут ошибаться? Ты одна хорошая, а все они плохие, как так?

Такая концепция была и у моей мамы.  Я лет в восемь ей впервые призналась, что у меня проблемы в школе.  И она быстро взяла это на вооружение, решила, видимо, что это хороший метод воспитания.  Говорила мне: «Вот у тебя стрелка на колготках, за это тебя девчонки бьют.  Не хочешь юбку надевать, за это тебя и не любят». У меня очень плохие отношения с родителями сейчас.  Я не смогла простить.   Особенно тяжело стало, когда у самой появилась дочь. Они говорили, что своих рожу и тогда пойму.  Получилось ровно наоборот.  Я еще меньше стала понимать своих родителей, мотивацию их поступков.

Травлю я уже пережила.    С психологами, конечно, работала. Я живу уже несколько лет в Америке.  У меня прекрасный муж, дочке два года.  Я многому научилась.  Школа же прошла мимо, травля мешала мне учиться.  Познавала все потом сама, сидя над книжками.  Сейчас у меня классная работа.  Я занимаюсь съемками, монта-

жом.  И, конечно, спорт.  Люблю плести из бисера.  Ребенком своим очень много занимаюсь.  Шить люблю.  Увлеклась историческим костюмом.   У меня много друзей среди «ролевиков», «толкиенистов». Я вхожу в разные антибуллинговые группы. Помогаю тем, кто попал в такую же ситуацию.   Я им рассказываю, что в итоге утерла всем нос.   Благодаря работе в видеопроизводстве была на съемочной площадке со Шварценеггером и с Брэдом Питтом.   У меня много контактов.    Меня считают интересным человеком.    Я не то, чтобы этим хвастаюсь, но это важно говорить.  Есть жизнь после травли.

[ratngs]