Страна : Россия
В школьные годы увлекался мистическими легендами, после института, вместе с командой единомышленников, посетил множество мест, с повышенной паранормальной активностью. Видел много интересных фактов. С 2019 года занимаюсь писательской деятельностью, переношу свой опыт на страницы книг.
Country : Russia
During his school years, he was fond of mystical legends, after the institute, together with a team of like-minded people, he visited many places with increased paranormal activity. I have seen many interesting facts. Since 2019, I have been engaged in writing, transferring my experience to the pages of books.
Отрывок из фантастики “Эксперты паранормальных явлений”
По мнению Семенихина, одним из самых подлых и коварных проявлений человеческой натуры было одиночество. Вопреки расхожему мнению, плотно укоренившемуся среди студентов и многочисленных знакомых, Михаил Александрович не ставил себя в ряды религиозных фанатиков. Будучи теоретиком по убеждению и историком по призванию, профессор обладал обширными знаниями, позволяющими ему с грациозной пунктуальностью принять или опровергнуть большинство фактов или домыслов той, или иной религии. И, несмотря на то, что большинство домыслов, по твердому мнению Михаила Александровича — подтверждалось, религиозным человеком он не являлся. Впрочем, и к атеистам он себя не числил. Семенихин был сложным и многогранным человеком, одно слово – профессор. Но, даже люди науки не редко мучают себя религиозными вопросами. У Михаила Александровича был свой вопрос, часто не дававший ему покоя — является ли одиночество грехом? Одиночество толкает людей на темные мысли и дурные поступки, заставляет прикладываться к бутылке и впадать в уныние. Выходит, что одиночество – это страшнейший грех человеческой натуры.
И вот, проводив гостей, профессор Семенихин неотвратимо погружался в грех. Нет, он не прикладывался к бутылке и не вынашивал коварных планов, но плавное течение его мыслей темнело до неприличия. При выезде на задание, (профессор избегал называть работой вторую часть своей жизни, хотя и понимал, что в последнее время именно она брала верх над всей его многолетней преподавательской деятельностью) все становилось простым и понятным, а именно – что их команда в силах изменить, а что находится за гранью решаемого, во время работы все это приобретало очертание приемлемых факторов. Но только не на стадии планирования. Вовремя планирование расследований, Михаил Александрович пытался предусмотреть и продумать каждую мелочь, каждый шаг при проведении расследования, хотя и понимал, что в области паранормального планировать наперед – просто абсурд. Но как главный и единственный организатор команды, он должен был, хотя бы, попытаться взвесить все риски и последствия заранее.
А риски были, не говоря уже о последствиях. При предыдущем расследовании команда охотников за призраками допустила серьезный просчет, нарушив целостность дома и эта ошибка едва не стоила жизни хозяину дома. Михаил Александрович содрогнулся, вспомнив при каких обстоятельствах и в каком состоянии врачи забрали последнего клиента, который обратился к нему за помощью.
— «Не последний, а крайний», — тут же мысленно поправил себя профессор.
Ребята из команды избегали слова последний, каждый раз заменяя его синонимом – крайний. Крайний случай, крайний раз, крайнее задание. И в данном случае, все было понятно — для команды охотников за призраками суеверие шагало в ногу с реальностью.
— Интересно, кто из ребят выдумал эту традицию? – улыбнувшись задал себе вопрос профессор.
Он часто разговаривал сам с собой и мысленно, и вслух, не стесняясь и не замечая в этой привычке старого холостяка ничего предосудительного.
— Да-да, я всегда люблю поговорить с умным человеком! – отшучивался Семенихи, когда кто-то из студентов интересовался, — с кем это беседует профессор в пустом кабинете?
И снова волнение в ожидании предстоящего выезда выбило профессора из светлой колеи. Что может пойти не так? – вопрос повис в воздухе, словно Дамоклов меч. Михаил Александрович вынул из ящика стола три фотографии на которых были запечатлены члены его команды. Узнав о том, что их фотокарточки хранятся у профессора в столе, ребята бы сильно удивились и наверняка списали бы это на старческую сентиментальность профессора. И сильно бы ошиблись, ибо к области чувств эти фотографии не имели никакого отношения, скорее наоборот, — это действие было исключительно для разумного восприятия действительности. Несмотря на то, что Семенихин отлично знал свою команду, каждый раз при планировании нового выезда, глядя на фотографии своих ребят, он мог с большой точностью спрогнозировать как далеко может зайти каждый из членов его команды. Михаил Александрович не сомневался в своих ребятах, все они были смелыми и проверенными специалистами в своем деле, но, даже у проверенных спецов есть свой предел. И предвидеть как далеко может зайти каждый из членов команды при определенных обстоятельствах и было наиглавнейшей задачей профессора, тем, что он понимал под определением «планировать выезд на задание».
Откинувшись в кресле, Михаил Александрович прикрыл глаза и снова углубился в воспоминания…
Перед мысленным взором он снова увидел большое трёхэтажное здание с высокими потолками, некогда принадлежащее особе царских кровей, а теперь используемое под нужды одного из образовательных учреждений города. Свежевыкрашенный фасад здания хвастал замысловатой лепниной и несколькими огромными колоннами, подчеркивавшими былое величие и значимость. И все это в лучах яркого солнечного света вызывало вдохновение и восторг в глазах у любого прохожего. Но войдя в это здание, у всей команды охотников за призраками восторг быстро сменился тоской и угнетением. Обреченность – вот, пожалуй, первое, что почувствовал профессор, когда за его спиной захлопнулись наружные двери, отделивших его команду от яркого полуденного солнца. И это чувство глубокой и безнадежной обреченности не смогли развеять ни пестрые репродукции известных художников, украшающие в золотистых рамках все внутренние стены здания, ни яркий электрический свет, льющийся из многочисленных всевозможных светильников.
— Франкенштейн в костюме от Гуччи! — так, кажется, пошутил Антон, глядя на внутреннее убранство интерьера.
Пока команда охотников за паранормальным, под руководством профессора Семенихина, собиралась в дорогу, вооружаясь информацией и собирая необходимое оборудование, события в поселке Першино стремительно неслись в бездны бытия. Последнее же, в свою очередь, дано понять далеко не каждому. То же самое можно сказать и о Николае Ильиче, — спросите у него еще неделю назад, что он думает про «бездны бытия», Коля бы отмахнулся и послал вас куда подальше, но сейчас он начал понимать, вернее – думал, что начал понимать. На самом деле, все объясняется гораздо проще, есть вещи – суть события, которые не требуют объяснений, происходящее само объясняет себя, только человеческим умом осознать это сложно, а уж тем более принять. Вот и Николай не понимал до определенного момента, но тем не менее, принять сей факт ему пришлось, за неимением других вариантов. Итак, все по порядку.
Николай Ильич был замкнутым неврастеником, доведенным до последней крайности, что в свою очередь, не мешало ему быть местным участковым в одноименном поселке. И это совсем не тот случай, когда чужая душа – потемки, нервное напряжение участкового имело свои неглубокие, но убедительные границы. С одной стороны, родители Коли наградили его звучным именем – Николай, и грозным отчеством – Ильич. Но с другой стороны, у Николая Ильича была до ужаса смешная фамилия – Сомиков, а разве можно серьезно относиться к участковому с такой фамилией? Вот и местное население не воспринимало всерьез представителя закона и стража порядка, несмотря на все тщетные попытки последнего вернуть себе статус Фигуры. Впрочем, причина такого отношения крылась не только в фамилии, но как это часто случается, в самом ее обладателе. Николай Ильич родился и вырос в своем поселке, в нем же начал и окончил обучение в местной школе, а два года его отсутствия, который Николай провел в городе, обучаясь на стража правопорядка, ничего не изменили. Для всей деревни он так и остался своим в доску. Женщины, особенно те, что постарше, называли его Колюшком, а мужики от мала до велика, естественно, кликали Ильичом.
— Колюшок, ну ты чего, так с моим соседом ничего и не сделаешь? И он постоянно будет шастать к себе во двор через мой огород, пьяный, как скотина и картошку топтать? – требовала от Николая старушка в конце улицы.
— Ильич, да я всего раз по ее огороду прошел, а крику – на неделю! – выговаривал сосед в свое оправдание.
И что прикажете делать в такой ситуации? Вот и Николай Ильич не знал. Если б в деревне люди были внимательней, кто-нибудь, да разглядел, как Сомиков морщится и сутулится каждый раз, когда его называют Колюней или Колюшком, а при обращении Ильич, рука участкового непроизвольно тянулась к кобуре, висящей на поясе, последняя, к счастью, почти всегда пустовала. Но внимательных людей в поселке не было, да и когда бы им там быть, когда столько дел на дворе… И Николай пил, при чем, пил он всегда один, а напиваясь он все время представлял одно и то же — как при следующем обращении «Колюшок» он бьет с размаху Зинаиду Савельевну, а та, падая на зад и вытирая рукавом окровавленный нос, испуганно отползает в сторону, или мечтал, как на бестактное «Ильич» он вынимает из кобуры калибр и стреляет говорившему прямо в лоб – чтоб другим неповадно было.
К счастью, об этих пьяных мечтах участкового никто из местных жителей не догадывался, а по тому все спали спокойно, за исключением Николая Ивановича. Впрочем, и Николай Иванович, так же как все, знал о пристрастии участкового к бутылке, но о его тайных мыслях понятия не имел, его сон нарушало другое. Будучи председателем районного совхоза, а по совместительству и главой местного поселения, Николай Иванович имел много дел и хлопот. Как тут уснешь, когда сенокос через две недели, а из двух тракторов один рассыпается на ходу, а другой, который, вроде как, в прошлом году за деньги райцентра какие-то специалисты из города отремонтировали, тарахтит и глохнет. Как прикажете урожай собирать? Благо, Валентин – местный механик, говорил, что поломка плевая и за неделю обещал поставить трактор на ход, а если нет?! Да еще и чертовщина, творящаяся в поселке, не давала спать председателю. Где это видано, чтобы посреди бела дня человек отключался от действительности и на неделю впадал в спячку с открытыми глазами? А когда возвращался в сознание, то в себя не приходил, а приходил кто-то иной, на былого человека никак не похожий. И, если добавить, что за неполный месяц таких случаев в поселке за пяток перевалило — это вам как? Да и не только с местными такие дела случались. Взять, например, того-же водителя, что в местный ларек, именуемый магазином, продукты возит. Ну заехал человек ненадолго, разгрузился, по округе погулял, да домой поехал, а выехать то не сумел, заснул за баранкой, пусть вечером, но не выехав из совхоза – это как объяснить? От участкового-то больше вреда, чем пользы, а в подобных вопросах и подавно, никакой помощи, только на место событий таскается и с умным видом чего-то в протокол пишет. Чего писать-то? – тут действовать надо и действовать нужно незамедлительно. А действует только председатель! Николай Иванович, для начала, позвонил в районный центр и доложил о случившемся, на что был дан однородный ответ: «разбирайтесь сами!», правда, от звонка был и прок — заместитель главврача районной больницы стал чаще в совхоз наведываться, а средних лет Сергей Петрович был голова-человек. Ну и поселковый медпункт на шесть койка-мест заново открыли, выделили деньги и молодую медсестру Людмилу, что из местных, приняли на работу.
— Что там водитель-то, Петрович, в себя пришел? – спрашивал председатель у врача, который в очередной раз порадовал поселок своим визитом.
— Да как тебе сказать, Иваныч… В сознание-то вернулся, да только в себя не пришел. Я его спрашиваю — ну ты как? А он мне отвечает — а ты кто? И разглядывает меня с низу до верху, как будто раньше врачей в масках белых халатах в глаза не видел.
— И что делать-то будем?
— А что мы тут можем сделать? Все анализы в норме, отклонений нет, не к чему прицепиться. Нам остается только ждать.
Сергей Петрович был на двадцать лет моложе председателя, но лишь ему, да еще немногим, дозволялось обращаться к нему по отчеству, все-таки заместитель главврача районной больницы был уважаемым и незаменимым человеком и Николай Иванович был рад, что именно Сергей Петрович сейчас оказался рядом с ним в центре событий, да еще Людка из медпункта, глядишь и наладится все…
По правде сказать, в числе своих доверенных лиц, Николай Иванович забыл упомянуть еще одну важную особу, а именно свою секретаршу и красавицу Веронику Сергеевну. Ника, как звали ее близкие подруги, была первой красавицей на район, да еще и умницей. Она успевала делать все — перебирать бумаги на столе у Николая Ивановича, выхватывая из кучи мусора документы, требующие внимания, ежегодно оформляла и обновляла приказы по автомеханикам, ответственным за автотехнику, числящуюся за Першинским совхозом, следила за тем, чтобы таблички с ответственными за электробезопасность во всех служебных помещениях, подлежащих проверке районных органов, своевременно обновлялись, успевала созывать и организовывать спортивные мероприятия местного масштаба, вести агитационную деятельность, а также, по совместительству, исполнять обязанности секретаря районного участкового, того самого Сомикова. Помимо того, что Ника была умницей и красавицей, с недавнего времени она стала еще и полностью свободной женщиной, как говорила про нее мужская часть сельского общества, или «брошенной потаскушкой», — как называло, не без зависти, местное женское общество. Все случилось очень просто, в один обыкновенный день от Вероники Сергеевны ушел муж. Кто сказал, что мужья бросают только некрасивых жен? Муж Вероники – богатырского телосложения Иван, ранее работал водителем председателя, а потом, в поисках больших денег, стал подрабатывать в Москве, да так там и остался. Через полгода заехал вещи забрать, толком и не попрощался. И последнее, а именно статус свободной женщины Вероники Сергеевны, в числе прочих, сводил с ума Николая Ильича, не давая последнему высыпаться ночами. Сомиков был невысок и неказист, на зык не скор, да и на голову не силен, могучим телосложением не отличался-то и в лучшие времена, а теперь и вовсе — часто ходил после солидной попойки. Он пытался оказывать Нике знаки внимания, но делал это неумело и неуклюже, а при каждом удобном случае заглядывал секретарше под короткую юбку, что никак не могло оказаться незамеченным.
Когда в поселке начали происходить таинственные события, к Нике нежданно вернулся муж. Иван приехал без предупреждения и не на совсем, по его словам, он заехал, чтобы забрать оставшиеся вещи, хотя Вероника прекрасно знала, что муж, теперь уже, видимо, бывший, уезжая увез с собой всю технику, включая и общее имущество, не спросив на это ее разрешения. Она промолчала. Нельзя сказать, чтобы Вероника Сергеевна была по природе скромной и молчаливой, совсем наоборот, она никогда не давала себя в обиду и на язык была остра, но в этих обстоятельствах, когда любимый муж, ради которого она бросила успешную карьеру в городе и поехала за ним в деревню, воткнул нож в спину, она оказалась не готова дать отпор. И вот, спустя полгода на пороге появился бывший муж с картиной в руках и жалкими попытками объяснить свой визит. С Иваном она прожила шесть лет и знала, если муж что-то решил, он это обязательно сделает. Забирать, в общем-то, было нечего, а значит не о чем было и волноваться. Вероника молча открыла дверь, жестом приглашая бывшего мужа забирать что хочет и ушла к подруге, чтобы не давать волю слезам. Вернувшись домой она обнаружила на стене в гостиной ту самую картину, с которой Иван появился на пороге, самого мужа в доме не было. В небольшом поселке от людей не утаиться, и уже через пол часа Ника узнала от сплетниц, что дорогой внедорожник Ивана стоит возле дома Сашки Степного и ее бывший мужик решил на пару дней задержаться в совхозе по каким-то своим делам.
— Да бабник он, твой Иван! В Москве-то они все дорогие, а у нас здесь в его машину бесплатно любая запрыгнет! – заявила ей Светлана, живущая по соседству.
Сама Светка в прошлом не раз заглядывалась на Ивана и по мнению Вероники, прыгнула б к нему и без машины, вот только фиг ей! Кое-как отделавшись от назойливой соседки, Вероника Сергеевна вошла в дом и тут же ей в глаза бросилась новая картина, висевшая на стене. На полотне крупным планом был изображен огромный корабль лихих пиратских времен. На репродукцию это было не похоже, скорей всего это дорогой подарок из какой-нибудь столичной галереи. Ника тут же решила выкинуть из дома эту навязчивую, бросающуюся в глаза вещь, повешенную на стену рукой мужа и на следящее утро корабль, плывущий по волнам бурного моря, висел уже на стене тесной приемной, рядом с дверью старшего участкового Николая Ильича Сомикова.
(3 оценок, среднее: 4,00 из 5)