Страна : Россия
Я родилась и выросла в Одессе. Живу в России. Творчеством занималась всегда. Актриса, писатель, главный режиссёр Театра «КомедиантЪ» в Москве, автор 20 авторских сборников стихов, пьес, прозы. Лауреат многих международных премий и конкурсов в театре, кино и литературе. В июне 2019 года на кинофестивале ЕВРАЗИЯ в Лондоне получила награду: Лучшая актриса (в номинации «Короткий метр»).
Country : Russia
I was born and raised in Odessa (Ukrainian SSR). Now I live in Russia. Always engaged in creativity. I am an actress, writer, chief Director Of the theater «Comedian» in Moscow, the author of 20 books of poems, plays, prose. Winner of many international awards and competitions in theater, film and literature. In June 2019 at the EURASIA film festival in London received the award: Best actress (in the category «Short film»).
Из сборника повестей » У-у-у-у-у-у-у!..»
Фонтаном слепящего воя
Но до чего же в этой непрошеной моей любви всё складывалось жутко, дико, катастрофически…
А я маниакально несколько лет подряд всё отстаивала, как еретичка на костре, свою отчаянную, неистовую веру, пыталась переиграть судьбу, что-то поменять в себе, в нём…
На этот раз была идиотская ссора из-за какой-то нелепой девицы. Вроде и не было там ничего из ряда вон выходящего. Только, видно, что-то где-то переполнилось во мне… из непонятных глубин нарастал нечеловеческий гул, и нужно было скорей унести себя отовсюду… от чужих глаз и ушей… чтобы не взорваться у всех на виду…
Я неслась домой. И вдруг всё одно за другим, одно за другим стало складываться каскадом в некое целое — маленькие осколочки, большие… всякие… и тут всё стеклось, наконец, в единую точку… сложилось, сложилось, сложилось… и наступила ясность. Полная ясность!
Просто ты другой. В тебе всё иначе устроено! Вот эта всеядность — твоя жизнь. Ты НИКОГДА не будешь любить так, как я. Тебе просто нечем! У тебя в этом месте души ничего нет — пусто!
А вот во мне — почему-то! — утолить эту гудящую, воющую лаву можешь ты и только ты. И без тебя в моей жизни всё обращается в ничто, умножается на ноль. И только с тобой я вылетаю за все пределы… и свет, и жизнь, и счастье, и полнота бытия — только ты… Ты спусковой крючок, дверца, окно… лазейка в ту, самую главную мою жизнь… но никогда… нам не встретиться там, в этом свете… никогда… и мне быть без тебя — всегда… что бы я ни делала, как бы ни сложилось… и не спасли бы ни штампы в паспорте и ни жизнь под одной крышей… бесполезно!.. осторожно… сейчас… взорвусь… бегом, домой… с глаз, с глаз, от людей, скорей… бегом… лестница, лифт, дверь… закрыть… всё…
А-а-а-а-а-у-у-у-у!!!.. Аааааауууууооооо!!!.. А-а-а-ва-а-а-у-у-о-а-ы-ы-ы…
Вой из меня вырывается с чудовищной силой. Меня бьёт и мотает об пол и о батарею… стол, стулья, окно — всё это вид снизу. Изо рта вместе с воплями выходят струи чёрного дыма и, змеясь, уползают в форточку. Руки, кажется, разбухли до размеров грелки с сарделечными пальцами, которые вот-вот треснут, потому что из них, гудя, текут высоковольтные токи. Душа рвётся вон из тела… Тело то выгибается дугой, то корёжится и выламывается, выворачивается наизнанку… О-о-у-у-ы-а-а-и-и-и… это длится, длится, длится… нескончаемо-о-о-о!!!… Вдруг — хоп… и дальше ничего нет… и я прекратилась. Совсем.
Я до сих пор не знаю, была ли это физическая смерть… Но для меня это был опыт смерти… от которой я, как ни странно, очнулась.
Очнулась перед рассветом, в серых сумерках. Тела не чувствую — не моё. Вспомнила… а ведь всё кончено… М-м-м… что же дальше?.. и зачем?.. всё испепелено. Пустыня. И ничего не нужно. Глаза открылись с трудом. Сама не заметила, как стала молиться, вперивши взгляд вверх, перед собой, в окно, в небо…
И в этом полном отсутствии всего вдруг поняла: «Я есть! То, без чего нет жизни, отнято. Но я-то есть!» Есть я! И Тот, в небе, вокруг, во мне… Которому молюсь.
И от этого в меня потёк первый вздох… как будто Кто-то дышал на замёрзшее стекло… потихоньку начала оттаивать на поверхности рёбер лунка… жизнь внедрялась всё глубже и глубже внутрь, отвоёвывая телесное пространство. «Возлюби… всем сердцем твоим, всем разумением твоим… возлюби… как самое себя… а остальное приложится…» Вместе с потеплением изнутри начался озноб, захотелось скрючиться: руки, ноги, пальцы не слушались, как отдавленные. Сил не было. Совсем. Нелепая и беспомощная, как медуза на песке… Как-то дошевелилась до кровати, вползла во взбаламученную кучу подушек, простыней, одеял и, трясясь, отключилась.
Жарко… и душно… и темно… ах, как-то всё не так… надо упереться этими… как их там… совсем они странные… не поймёшь, откуда растут, и где заканчиваются… хм, и на спинке чего-то много… мешается… м-м-м…
Она нетерпеливо повела туловищем и оттолкнула от себя влажную, душную оболочку, от этого оболочка натянулась, треснула, и в образовавшуюся брешь хлынул поток света и запахов.
Она высунула голову и была ослеплена обилием цвета, который дробился, слоился и наплывал со всех сторон. Ошарашенная, она даже не в силах была подумать: «Ой, что это со мной?..» Её туманило, дурманило от воздуха, пропитанного всевозможными ароматами, которые проникали в длинные усики, а она беспомощно поводила ими в разные стороны… и ещё этот хоботок… а!.. раскручивая и закручивая его, пыталась понять, как это он… и зачем?..
Испытывая сильное неудобство, она начала выкарабкиваться из своего убежища, цепляясь непомерно длинными лапками, приделанными где-то в середине туловища, отчего равновесие всё время терялось, и она то запрокидывалась на хвост, то тыкалась головой в кору… а многочисленные цветовые пятна то удалялись, то стремительно наезжали.
И ещё… что-то сильно мешало на спинке, какие-то мятые, пёстрые комки, которые можно было углядеть боковыми задними отделами глаз. Чтобы сбросить помеху, она стала усиленно трепыхаться… и тут спинка зажила отдельной жизнью… комочки покорно встряхивались, и постепенно стали расправляться мокрыми яркими тряпочками. Они были большими, тяжёлыми и гибкими… но безумно красивыми. Увлечённая этим занятием, она нашла удобное положение, ухватившись растопыренными лапками за ветку, на которой сидела, и время от времени старательно встряхивала этими разноцветными штучками, от чего они становились всё прямее и глаже, а узоры на них — всё отчётливее и ярче.
Умаявшись, она на мгновение замерла, распластав влажные крылышки, потом скрутила хоботок и, слегка покачиваясь на нетвёрдых ногах, начала разглядывать всё вокруг. Всё было мучительно знакомым, родным и известным… но в то же время — совсем другим… запахи, цвета, обилие зелени.
А самое главное — другою была она сама — и снаружи, и внутри… Другою была точка отсчёта — желания, возможности, намерения… Что-то изнутри томило, распирало, звало… Нет, это не было желание есть… зелёную листву больше не хотелось жевать, заглатывать, крушить челюстями… да, собственно, и крушить было уже нечем — впереди на мордочке красовался изящный закрученный хоботок.
Тем временем от нежных солнечных прикосновений крылышки просохли, окрепли и стали лёгкими. Она повела плечиками, и двумя плоскостями по бокам вздохнули яркие чешуйчатые опахала. Она вдохнула пьяный цветочный аромат, который доносился откуда-то издалека, изо всех сил взмахнула крыльями… и вдруг поднялась в воздух… и полетела… А… а… а… взмах, взмах, взмах… я… лечу-у-у-у-у!
Вокруг простирался воздух… Она парила, раскрыв крылья, купаясь в тёплых лучах и пропуская сквозь себя душистые потоки. По руслу одного из них она стала плавно опускаться, пока не коснулась лапками влажной розоватой поверхности. Из середины лепестков исходил головокружительный дух… Она успела только раскрутить хоботок и нырнуть в самую глубь, перепачкавшись пыльцой, но упиваясь сладостью нектара.
Напившись, она поднялась в воздух, перелетела на соседний куст, стряхнула с себя пыльцу, но, пока копошилась в серединке цветка, примеряясь, как бы глотнуть ещё нектара, снова запорошилась этой душистой цветочной пудрой…
— Смотри, смотри! Бабочка! — послышался кровожадный мальчишеский шёпот.
— Какая красивая! — прожурчала маленькая рыжая девчонка и замерла в восхищении.
— Подожди, сейчас я её сачком…— мальчишка сноровисто изготовился для охоты и стал приближаться к ничего не подозревавшей красавице.
— Не надо, пускай летит, — запрыгала малявка и замахала ручками.
— Ну, погоди, не мешай…— отмахнулся тот, но бабочка уже почувствовала тревогу, испуганно взмахнула крыльями и полетела наверх, наверх — всё выше и выше.
Я открыла глаза: в проёме распахнутого окна на подоконнике сидела бабочка. Сначала она прикидывалась листком, непонятно как торчавшим из подоконника. Я пригляделась и приподнялась на локтях. Бабочка размеренно-демонстративно похлопала крылышками, изображая аплодисменты.
В окно вливался солнечный день, заполнявший всё заоконное пространство. Захотелось пошевелиться. Встать. Вертикальное положение вызывало некоторые сложности. С одной стороны, всё тело было совсем слабым. Но в то же время я казалась себе намного легче обычного, и нужно было заново учиться передвигаться. Иногда картинка в глазах вдруг резко смещалась. От этого стало как-то смешно. Я подошла поближе к бабочке, она слегка присела и пошире распахнула крылышки, как бы предъявив их напоследок во всей красе. Потом взмахнула ими и скачкообразно понеслась вдаль.
Я высунулась вслед за ней, облокотившись о подоконник. Воздух был тёплым. Лицо обнаруживало глупую улыбку. А в глубине грудной клетки что-то уже ворочалось, топорщилось и копошилось, расправляя крылышки.