Страна: Казахстан
Я, Джумагельдинова Дария Тукеновна, являюсь авторов 17 книг, Девять из них написаны для детей. Пишу детские стихи, сказки, пьесы, прозу для детей. Две главы из книги «Еркегали по прозвищу Кошмарик», вошли в общеобразовательную программу, в учебник «Литературное чтение» детские стихи напечатаны в учебнике «Русский язык», для второго класса. Написала книгу «Отличница плебейка» про суицид среди подростков, «Дневник маленького мужчины» о детях воспитанных в неполных семьях, «Асель кисель», про развод семьи, страданиях девочки по имени Асель. Родилась в Темиртау, имею пятерых детей, когда дети выросли, я стала писателем.
Country: Kazakhstan
Малая проза «Мусульманка»
Я вышла в тамбур попрощаться со своими провожающими. Двое парней-амбалов аккуратно, словно фарфоровую вазу, поставили рядом со мной небольшую пожилую женщину европейской внешности с кукольным личиком. Она виновато улыбнулась и сказала мне на казахском языке:
— Картайдым! (Состарилась!)
Улыбка и походка выдавали в ней энергичную и живую женщину. Обычно, такие не мирятся со старостью.
Молодые люди, бесцеремонно открыв двери ногой, направились по коридору. Грозный вид сопровождающих отпугивал пассажиров, они безоговорочно их пропускали. Старушка стыдилась, пыталась извиниться и едва поспевала за ними. Вскоре поезд дрогнул, один из провожающих поспешно спрыгнул с подножки вагона.
Поезд плавно пошёл по рельсам. «Интересная бабушка. В каком купе она устроилась?» — подумала я. На вид ей было за шестьдесят, а глаза молодые, жизнерадостные. Я вернулась в своё купе. Старушка оказалась моей соседкой, она хлопотала, вытаскивая из сумок необходимые вещи.
Я опустилась на своё место, второй сопровождающий терпеливо ждал, когда она успокоится. Оставшиеся сумки он затолкал ногами под нижнюю полку, старушка умиротворённо расположилась у столика. Вид у неё был уставший, седые пряди выбились из-под платка, но она, судя по всему, не собиралась ложиться спать.
Я чувствовала, что ей хочется поговорить, и первая обратилась к ней:
— Апай, куда вы едете?
— Домой в Алматы. Приезжала навестить родственников.
— Вы живёте в Алматы
— Да! А дети и внуки давно перебрались в Астану и меня зовут. Но в моём возрасте тяжело менять место жительства. Не хочу покидать дом, где прошли лучшие годы моей жизни. А ты куда путь держишь? — поинтересовалась она.
— В командировку в Алматы.
— А как тебя зовут? — спросила она.
Я назвалась.
— Хорошее имя! По-арабски Сагира — маленькая. Ты и на самом деле дюймовочка!
Я удивилась. Старушка знала арабский язык.
— Можешь называть меня Айша-апай.
— Какое красивое имя! Как вам оно идет! — захотелось и мне сделать ответный комплимент.
Парень, сопровождавший мою попутчицу, устроился на верхней полке и сразу захрапел. День был жаркий, в купе наконец-то заработал кондиционер. Потянуло прохладой, и запах дорогих духов моей соседки заполнил наше купе.
Айша-апай решила продолжить разговор.
— Наверное, тебя смутила моя внешность?
— Нет, вы мне сразу понравились — красивая женщина и приятная собеседница.
Старушка была польщена. Не каждая женщина в её возрасте слышит о себе восторженные отзывы.
Я с удовольствием разглядывала её. На ней было струящееся шёлковое платье жемчужного цвета, сверху изящный казахский камзол из синего панбархата, украшенный серебристым орнаментом. Элегантным движением руки она развязала платок и слегка набросила его на голову. Он сливался с голубизной её глаз, а седые волосы казались серебристыми.
Сколько раз мне приходилось бывать на межнациональных свадьбах в аулах, где подавались блюда разных национальных кухонь и поздравления были на нескольких языках. В этих аулах люди жили в достатке, и даже их дети были полиглотами. А там, где народ живёт в достатке, не бывает межэтнических конфликтов. Айша-апай пояснила:
— Так получилось, что я по рождению русская, но волею судьбы в жизни стала казашкой. Я не знаю, как во время войны мы с мамой оказались на юге Казахстана, скорее всего, нас туда эвакуировали. Моя мама заболела в дороге и умерла, оставив меня одну среди незнакомых людей.
Может, оттого, что была ребёнком, не успела всё осознать и испугаться незнакомых людей, я быстро привыкла к новой жизни. Семья, приютившая нас с мамой, потом удочерила меня. Я интересовалась, кто были мои родители? Но почти никто не помнил маму, она не успела со всеми познакомиться и рассказать о себе. Говорят, что приехала она уже больной. Сколько я помню себя, никто меня не искал. Мы с мужем впоследствии обращались в различные органы, но бесполезно. Из-за того, что не осталось никаких документов, я даже не знаю свою настоящую фамилию.
Возможно, её надо было скрыть, и перед смертью мама попросила это сделать, тут много тайн. Остались лишь отрывки детских воспоминаний: поезд, бомбёжка и долгая езда на грузовике, в котором мы мёрзли, может, это и послужило причиной смерти моей мамы. Я воспитывалась в казахской семье, где меня любили и боготворили.
Я благодарна своим приёмным родителям. Они удочерили меня не в лучшие годы, в то голодное время многие семьи сдавали своих детей в детские дома. И замуж я вышла за казаха, по любви, никто не принуждал меня. Кроме внешности, у меня ничего не осталось от другой нации. Родной язык я изучила позже, когда переехала с приёмными родителями в город. После окончания школы они отправили меня учиться в Алма-Ату.
Много средств ими было затрачено, чтобы я достойно выглядела среди студентов, они ничего для меня не жалели. Видно, такая судьба мне дана.
Сверху Боженьке виднее, если он решил так поступить со мной. Я знала только, что я русская, и мечтала стать учителем русского языка. Хотя казахский, можно сказать, тоже стал для меня родным.
Я внимательно слушала Айшу-апай, мне нравился её мягкий говор — так разговаривают казахи-южане. И представляла её маленькой девочкой, одну в совершенно иной национальной среде. Бедное дитя, какие тяжёлые испытания выпали на её долю.
Айша-апай рассказывала о своей семье. Полвека она прожила с мужем и называла себя счастливой женщиной.
— Прошло три года, как мой муж покинул меня, ушёл в иной мир. Скоро и я последую за ним, и вновь мы будем счастливы вместе, — убеждённо заявила она.
Мне непонятна была её радость найти покой в загробной жизни. А возможно, муж дал ей столько счастья, что для неё рай был только с ним. Я позавидовала белой завистью, редко какая женщина может так сказать о своём ушедшем муже.
— Неужели вы не боитесь смерти, и верите в загробную жизнь? — не удержалась я от вопроса.
— Нет, не боюсь, — мягко улыбнулась она. — Я прожила долгую и красивую жизнь. И если бы не вера в загробную жизнь, я бы сошла с ума. Мне семьдесят три года, я была любима и сама любила. Кто испытал это чувство, тот сможет меня понять. Дети и внуки посмеиваются надо мной, а я живу своими воспоминаниями. Я верю в Бога и знаю, что наша главная жизнь — там, наверху, где мы обретаем бессмертие.
Я чувствовала к ней расположение и предложила почаёвничать. Айша-апай посмотрела на часы и попросила:
— Если можешь, подожди, пока я совершу вечерний намаз.
Я онемела. Несколько раз я пыталась ходить на курсы арабского языка, но так и не одолела алфавит. Не знала ни одной молитвы. Просила сына-арабиста написать мне молитвы русскими буквами — так их легче выучить, но он категорически отказался мне помогать — осуждал моё легкомысленное отношение к религии. «Неужели тебе не стыдно? Ты прожила почти пятьдесят лет и не можешь потратить год на изучение языка, — упрекал он меня. — Те писульки, которые тебе пишут твои полуграмотные знакомые, никогда не научат правильному произношению молитвы. Тут я тебе не помощник».
Я надолго рассталась с мыслями выучить арабскую грамоту. И в душе признавалась, что мой сын прав. И дала зарок в возрасте пятидесяти пяти лет усиленно заняться языком и одолеть его, вопреки скептицизму сына. Он мне не верил, считал, что я не смогу победить свою лень и мне не дано стать законопослушной прихожанкой. В присутствии Айши-апай я готова была от стыда провалиться сквозь землю. Она же не стала осуждать мою несознательность и заниматься нравоучениями, а вышла из купе, чтобы подготовиться к вечерней молитве. Когда она вернулась, я была поражена. На её лице появились торжественность и отрешённость.
Вот кто был настоящей мусульманкой! В её облике не было ничего наигранного, что так любят демонстрировать мои знакомые. Эта женщина верила искренне, самым естественным образом. Она вызвала во мне восторженные чувства и сознание своей никчёмности.
«Какой урок я получила!» — говорила я себе, чувствуя, как от стыда краснеет лицо. Я вышла из купе под храп на верхних полках, бабушка читала молитву, не обращая на это внимания. Она осталась наедине с Богом и никого не замечала.
(23 оценок, среднее: 3,91 из 5)
Загрузка...