Галина Пичура

Отрывок из рассказа “Судьба по знакомству, или Просто судьба”

… На следующий день я улетала в отпуск в Дагомыс со своей подругой. И хоть мне уже не хотелось никуда уезжать, но испортить Ленке весь ее долгожданный отпуск, отказавшись от общих планов в последний момент, – это было бы неслыханным свинством.

Однако я радовалась возможности провести целых 20 дней не одинокой дамой с ищущим взглядом, а женщиной, которую с нетерпением ждут. Стас дал мне свой номер домашнего телефона, мой телефон у него уже был, а о мобильниках в годы нашей юности и не мечтали. Ведь все это происходило в конце семидесятых. Он проводил меня до дома, и мы договорились встретиться на следующий день после моего возвращения.

…Это был самый замечательный отпуск в моей жизни, потому что никакая реальность не сможет заменить предвкушения счастья. Утро мы проводили на пляже, а вечерами Ленка таскала меня на танцы, и я повиновалась, честно выполняя обязанности попутчицы и подруги. Ко мне подходили какие-то мужчины и приглашали танцевать. Пару раз даже были попытки проводить меня до гостиницы.

Ленка пыталась уравнять наше положение одиночек разумными призывами типа:

– Ну почему ты должна хранить верность мужику, которого видела раз в жизни в кафе? Что ты знаешь о нем, Господи? И даже если он хороший-прехороший, то каковы шансы, что с ним все получится? Мало ли, что там за характер? Может, он вообще – бабник? Или алкаш?

Я тут же взвивалась:

– Как тебе хочется, чтобы он оказался с червоточиной!

– Ирка! Что за бред! Я была бы только рада… Но подумай сама, что добро уже давно разобрали до нас… Так что сама понимаешь…

Однако мне не хотелось никаких других знакомств. Я улыбалась, излучая тепла не меньше, чем южное солнышко, и мечтала о Стасе. Его можно было безнаказанно выдумывать: он вписывался в любую мою фантазию, поскольку я его почти совсем не знала. И это ощущение было прекрасным. В моем воображении мы уже отметили свадьбу, побывали в романтическом путешествии и задумались о рождении детей. Стас хотел троих, и я не возражала.

 

Однажды, отдавая ключ от номера дежурной по этажу, я получила из ее рук письмо от Стаса. Он, как позже выяснилось, узнал от моих родных (через свою тетку) все, что требовалось, чтобы написать мне.

В конверте я нашла открытку с фотографией ромашкового поля и всего несколько слов: «Ирочка! Скучаю и с нетерпением жду. Стас.»

Никогда не забуду того восторженного чувства, которое я испытала от этого милого и простого жеста – прислать открытку.

– Надо же! Какой романтичный! – завистливо простонала Ленка, а я чуть не разревелась от благодарности Стасу за то, что он такой нежный и преданный. Я и мечтать не могла о таком мужчине.

За время отпуска я прониклась образом Стаса так ощутимо и глубоко, что напрочь перепутала реальность и свою фантазию. Он уже казался мне женихом, с которым меня связывают годы знакомства.

…И вот я снова дома, в Питере. Стас первым позвонил и хотел примчаться сразу, но я устала от перелета, и мы договорились встретиться завтра.

Он пришел с цветами, немного грустный почему-то, но одновременно очень счастливый. Так бывает: грусть вперемежку с радостью, как солнышко, выглядывающее из-за туч. 

Я чмокнула его в щеку, хотя мне хотелось проявить свою нежность куда выразительней, и мы направились перекусить в ту же кафешку, где познакомились. 

Я рассказывала о своем отпуске, о море, гостинице, щеголяя свежим загаром и новым эффектным (белым в цветочек) платьем. Стас завороженно смотрел на меня и улыбался. 

 

Это было больше, чем секс. Мы оба хотели друг друга и пожирали глазами, не зная, как перевести разговор на нейтрально-безобидную тему, чтобы успокоиться.

Время пролетело очень незаметно, и я поняла, что было бы разумно не спешить с близостью, а немного узнать друг друга. Хотя бы ради своего авторитета в его глазах: кто знает, какие у него взгляды на этот счет! Но если бы он взял меня за руку и пригласил к себе, я бы вряд ли устояла. Возможно, он ждал инициативы от меня… Как бы там ни было, я заторопилась домой, явно почувствовав, что дрожу всем телом, и это может стать заметным.

Поняв, что наша встреча завершается и очень скоро мы попрощаемся до завтра, Стас притих, отхлебнул давно остывший кофе и попросил разрешения рассказать мне что-то очень важное для него. Он волновался, несколько раз прочищал горло, нервно теребя салфетку на столе, но затем негромко произнес:

 

– Ира, Вы мне очень понравились с самой первой минуты нашей встречи. А сейчас Вы уже по-настоящему дороги мне, и я не хочу Вас потерять. Я был бы счастлив… – он запнулся, смутился, но вскоре продолжил: – Я не хочу никаких игр и обманов. Лучше я Вам все расскажу, а Вы уже решайте сами. У меня есть серьезная проблема со здоровьем. Меня даже комиссовали из армии. Так что Вы лучше сразу скажите… И я пойму. У меня жуткий диагноз – шизофрения. – Стас испытующе посмотрел на меня, но, встретив мой серьезный доброжелательный взгляд, глубоко вздохнул и вымученно улыбнулся.

– Вот! Самое страшное я сказал, Ирочка. Можно Вас так называть?

– Конечно, Стас!

– А еще я обязан сказать, что у меня – инвалидность, так что богатства обещать не смогу, видимо. – Он опять горько и трогательно улыбнулся, словно малыш, который разбил хрустальную вазу и не смог ничем компенсировать вину.

Стас действительно испытывал вину за то, что не соответствовал моим мечтам. Ничьим мечтам. Он был умен и все понимал очень четко и глубоко. Его сверхчувствительность была угадана мной, и я сознавала, что каждое мое внутреннее движение будет прочитано и понято им мгновенно. От него невозможно было укрыть свои мысли и чувства.

Во мне пронзительно кричали любовь, нежность и жалость. Пришлось сдерживать себя, чтобы не броситься Стасу на шею с рыданиями. Он же, внутренне замерев от напряжения, молча ждал моего приговора.

«Бедный мой, милый мой! Сколько же ты вынес в своей жизни! Как же тебе трудно! Господи! Что мне делать? Я хочу рожать, а от тебя я рожу больного ребенка почти с гарантией. Я хочу строить будущее своей семьи. А ты… Ты вызываешь во мне после этого признания острую жалость и сострадание, а если и любовь, то лишь сестринскую. Хотя нет… Вранье! В тебе слишком много мужчины, чтобы я успела погасить эту зародившуюся страсть даже после твоего откровения! Стас! Лгать тебе невозможно. Убить правдой – тоже! Что мне делать?

Зачем мне это откровение? Хотя… Если бы ты скрыл правду, то был бы сволочью. Но у тебя оставался бы шанс, потому что я могла влюбиться куда сильней и глубже, если бы наши отношения продолжились. А через год я узнала бы о твоей проблеме, но уже не в силах была бы расстаться. И, возможно, ждала бы от тебя ребенка. Ты наверняка это понимаешь. На все сто процентов! Понимаешь, но все равно рассказал обо всем практически сразу!

А я тебя брошу. Конечно, брошу. Мне подавай здорового, без проблем… Без инвалидности. Желательно, еще и с хорошей зарплатой… Зарплата… Господи, сколько же ты потратил на меня? При твоих-то доходах… И сегодня, и тогда, в нашу первую встречу… Но вернуть деньги невозможно. Это – пощечина. Знала бы – не ела ничего».

Наверное, я редкая дрянь или просто слабый человек, но я вдруг четко поняла, что не готова стать женой шизофреника. Одновременно с этим пониманием я испытала брезгливость к себе, чистоплюйке и эгоистке, не способной на большой поступок и на безусловную любовь.

Когда первое потрясение отхлынуло, я произнесла несколько дежурных фраз о необходимости поддерживать здоровье полноценным сном и спортом и попыталась сделать вид, что признание в болезни ничего не изменило в моем восприятии Стаса. Но вскоре я все-таки была вынуждена предложить ему проводить меня до дома. Это было более чем естественно, поскольку кафе уже закрывалось, а на улице стемнело.

Натренированность речи и неплохая сноровка в общении с людьми помогли мне задавать правильные вопросы о возможности лечения при таком диагнозе, высказывать свои познания о великих шизофрениках планеты, их незаурядном уме и способностях, рассуждать об относительности понятия психического здоровья, – в общем, я судорожно делала вид, что информация о болезни Стаса – важная, но не сокрушительная.

Прощаясь, он предложил пойти в кино на следующий день, и я, разумеется, согласилась.

Я не спала всю ночь до утра.

«Если я отвергну его, он, с большой вероятностью, наложит на себя руки. У него уже были такие попытки раньше, как он рассказывал. Если я приручу его, а потом брошу, меня нужно будет расстрелять».

Пульс громко стучал в висках. Лицо опухло от слез.

Утром в гости пришла мама. Она жила этажом ниже в квартире, когда-то принадлежавшей моей покойной бабушке.

Я поведала маме свою историю, и она посоветовала мне пойти в кино со Стасом, что я, собственно, и так собиралась сделать.

– Иди обязательно! А потом, через одно-два свидания найди причину несовпадения характеров или сама прояви плохой характер, тем более, что он у тебя, и правда, не сахарный! Сделай так, чтобы этот парень разочаровался в тебе, понимаешь! Важно, чтобы он не понял, почему именно вы не можете продолжить отношения.

– Мама! Он умный. Очень умный.

– Ну и что? Ты тоже – не дура. И потом, другого выхода нет. Жалость – это не основа семьи. Любовь и уважение держат отношения, а не жалость… О чем ты говоришь? Это – трагедия, конечно. Но это – чужая трагедия. Не твоя! Почему моя дочь должна постоянно быть сестрой милосердия всем на свете несчастным людям ценой своей судьбы?

 

После обеда Стас позвонил.

 

  (49 оценок, среднее: 4,24 из 5)

Загрузка…