Страна: Россия
Коркин Владимир выпускник Московского полиграфического института(редакционно-издательский ф-т) в 1972г.Много лет работал журналистом. Свои сборники прозы издавал с 2009г.Издал 13 книг, в активе дипломы участника литконкурсов, в том числе Международного Германского литконкурса, диплом лауреата -участника Альманаха на итальянском и русском языках в честь 710-летия «Божественной комедии» (рассказы из его цикла Северные мотивы).Работая на Севере, совершал путешествия в предгорья Полярного Урала; любил бег на лыжах и спуск с трамплинов.Осталась пока недописанной книга о нравственном формировании личности; о человеке, рождавшемся и жившем на переломе вех различных эпох, запутавшийся в водовороте исторических событий…
Country: Russia
Отрывок из романа “»Ян Струг и розовый парус на гребне волны»ы»”
Омар Хайям
Один не разберёт, чем пахнут розы,
Другой из горьких трав добудет мёд.
Дай хлеба одному — навек запомнит,
Другому жизнь пожертвуй — Не поймёт
- О командировке и не только
Командировку выписали всего на три дня: день прилёта, знакомства с буровиками, на другой день – забить блокнот фактурой на зарисовку или корреспонденции, а третий день вылет в Сетард. Первый день просквозил как обычно, мне в полевой партии выделили приличный «кубрик» в вагончике для начальствующего состава. Да успел к обеду. Матерь божья, из небольшой столовой валил с ног дух обжорства, приятных вкусовых ощущений. На первое суп, какого не пробовал даже в московских ресторациях с друзьями. А киевские котлеты! Мама родная, они будто таяли во рту. Такие золотые руки у здешних поварих! Ну, а чай словно заваривали прямо в самой солнечно радостной благословенной Индии. После обеда, провалявшись для приличия на своей койке с четверть часа, устремился в атаку на руководство партии. Обрисовав обстановку на исследуемой на полиметаллы площади, направили меня в камералку, где молодой специалист утвердилась во мнении, что выявленное месторождение вполне перспективно для эксплуатации. Незаметно горы поглотила ночь. И ужин оказался на диво хорош. Отлично грели трубы отопления. Выспался на славу. Весь следующий день в блокнот сыпались сведения о буровиках. Уже выстраивалась картина будущего репортажа. Нащелкал на пленку старого ФЭДа негативы будущих героев корреспонденции. Всё, вроде бы, складывалось удачно. Грызла совесть маленькая неудача с рядовым буровиком: мои вопросы он фактически игнорировад, или бросал односложные то «да», то «нет». Никак не мог понять, почему не сумел к нему найти журналистский подход, хотя всё для этого сделал. Мне казалось, что вот ещё бы один день командировки, и я сумел бы неподатливого работягу разговорить. Но утром предстоял вылет в Сетард. После раннего завтрака я экипировался в дорогу: предстояло ещё на вездеходе пилить километров пятьдесят до следующей партии, откуда— на борт Ми-4. Тут из радиорубки вышел один из инженеров-геологов и сообщил о штормовом предупреждении: идёт яростная метель, непогода продержится не менее четырёх дней.
Отложив вместительный портфель в сторону, направился к выходу из спального блока. Дверь, как и положено, отворилась в тамбур, ураган с каким -то пронзительным взвизгиванием втолкнул в неширокое помещение клубы морозного воздуха с белым шлейфо известной субстанции. У перил крыльца рос снежный бархан. Унты пришлись кстати, они торили тропку к буровой установке. Плотно сколоченная дверь туго подалась внутрь. Возле обсадных труб склонился тот самый неразговорчивый мужчина, старательно уходивший прежде от ответов на заданные ему вопросы. Холод не усмирил запахи машинного масла, соляра, тяжелого рабочего пота от ватника, укрытого брезентовой курткой. Сдвинув каску на ушанке выше на лоб, перед Яном стоял среднего рост хмурый человек, кого- то ему напоминавший. Тот, не проронив ни слова, по-прежнему занимался своим делом, словно рядом никого не было.
И высветился некий уголок памяти. Это случилось после экзаменационной сессии за третий курс вуза. Он жил на квартире добрых маминых друзей. Уже собирался созвониться с друзьями однокашниками, чтобы вечером отметить трудный год учёбы, как в комнату вошёл Колька Лещев, сын маминой подруги, коренной москвич. Чем при случае тот был не прочь козырнуть. Правда, Колька пока что ничем не выделился из своего круга: он, как и его дружки, только что свалился на голову родителей и родни после дембиля, и сейчас мечтал отметить событие на полную катушку. Его дружбаны прочно устроились за семейным столом и кайфовали, как могли. Женька, двоюродный и старший брат Николая, мотался в такси по городу, сшибая тугрики, и мог встретиться с ним только вечером. Подумывая, кого бы пригласить в соучастники предполагаемой вечеринки, Ян ворошил блокнотик, плотно унизанный номерами телефонов. Взгляд споткнулся ша фамилии москвича, с кем служил в одной роте, но в разных взводах. Он набрал номер домашнего телефона Степана Федюнева. В трубке знакомый голос:
— Кто? Ян?
— Ну да, Стёпа, может встретимся и вспомним долю солдатскую?
— Ты везунчик. Как раз времени свободного до фига и больше. Согласен, подваливай с этим Коляном, но у меня ремонт в хате, не обессудь.
— Отлично. Повтори адрес. Да, он друг детства, отслужил в армии и тоже не прочь погудеть. Колька коренной москвич, как и ты.
Через час они встретились, затарились в магазине спиртным и съестными припасами. Эта вечеринка не оставила у Яна приятных воспоминаний. Лишь на первых порах, пока Николай и Ян вспоминали свои детские приколы в Надыме, время летело весело и быстро. В то лето Сетард буквально наводнили офицерские семьи, чьи главы служили в ГУЛАГовской системе, строившей железную дорогу через топи и хляби Крайнего Севера. На старшего лейтенанта Лещева, бухгалтерского строчкогона, выпала срочная работа на целый месяц без передышки. Виктор Васильевич забрал с собой жену Александру, сына Колю и хозяйского сынка Яна в Надым, дескать, всё пацанам будет там вольготнее и сытнее, чем в задрипанном Сетарде, где снимал для семьи просторный угол большой комнаты Струговых. Втроём, под перезвон бокалов с вином, они покатывались от смеха о том, как Колька под окном замполита лагеря соорудил шалашик, куда он с Яном бегали по большой нужде, и к чему это привело, когда в жаркие дни рои мух влетали в форточку квартиры бааальшого начальника. Тот их легко захватил на месте «преступления» и, отодрав за уши, перепроводил к Александре, матери Коляна. Мальчишки разобрали свой шалаш, на совковой лопате вынесли в песчаный овраг своё «добро». К слову, отсюда поднимались небольшие островки северного леса, дарившие пацанам грибы, кустарники малины и красной смородины.
А потом за столом пошла пьяная полупохабщина, на которую были горазды Николай и Степан. Николай Лещев нахватался всякого среди вояк-охранников. У Степана же, судя по его повадкам, были здесь дружки ещё те. Москвичи как-то быстро спелись и начали высмеивать Яна, неодобрительно отзываясь о его журналистской профессии, гогоча от смеха над окладом парня. Стёпка бахвалился своими приработками таксиста, а Колька, навостривший лыжи поступить на работу в районную котельную, расписывал материальные блага и прочие прелести службы, когда сутки вкалываешь, зато после сорок восемь часов валяй себе дурака, делай, что хочешь. Словом, сформировавшийся двойственный союз яростно отвергал журналистику, которая им была явно не по нраву. В данном случае, как понял Ян, пессимизм московских оппонентов был вызван, скорее всего, не вообще пренебрежительным отношением к профессии, которую приобретал Струг, а некой завистью столичных жителей к провинциалу, который займёт место в важной нише общественной жизни страны, в то время, как они останутся простыми обывателями. Но в основном вечерок удался. И домой вернулись без приключений: Женька, двоюродный брат Николая, с шиком подкатил их на лимузине к подъезду дома. Вот с той поры Струг не видел Степана, а Николая один раз мельком, тот, как всегда, куда-то спешил. Отбросив воспоминания, Ян напрямик спросил буровика, старого знакомого:
— Что же ты, Федюнев, со мной не заговорил прошлый раз? Это я тебя в этой робе не признал, да ты даже лицо нарочно отворачивал.
— Знаешь, не хотел, думал, ты начнёшь тогда расспрашивать обо мне у начальства. А мне это ни к чему. Моя первая трудовая книжка как бы утеряна. В геологической партии открыл новую.
— Тебе есть о чём помалкивать? Так?
— Ты прозорлив, журналист, — ухмыльнулся Степан. – Информация между нами. Был закрыт в зоне. Как и твой друг детства Колька.
— Вот как!?
— А ты разве не знал?
— Нет, его родичи, у которых снимал квартиру, об этом ни слова. Жаловались лишь, что он бабник. Правда, бабушка Маня что-то неразборчивое бурчала, но не расшифровала своё шамканье стариковское.
— Похоже на Коляна. А ведь мы залетели за колючку с ним на пару. У меня была одна идея, как подоить лохов на площади трёх вокзалов. Один раз всё сошло гладко, а потом попали прямо в лапы менту. Тот был в гражданке и разыграл из себя примитива с севера. Только обнесли его, а он за свисток, и удостоверение тычет мне под нос. Сорваться с места не успели, окружили нас агентурики. Мне три года отвалили, ему — два в лагерьке. Теперь тут замаливаю на буровой грешки молодости. Ну, а у тебя, как видно по твоей сытой ряхе, всё в полном ажуре. Всего, боле трепаться мне не о чем. Прощай, служивый по соседнему взводу. У меня дел тут по горло.
Почти весь третий день командировки, под шуршание карт преферансистов инженеров партии , Ян внимательно вчитывался в листки блокнота, мысленно составляя план будущей корреспонденции о геологах дальней разведочной экспедиции. В послеобеденный перерыв он обратился к технику, ведущему контроль за ходом бурения:
— Знаете, судя по всему, на буровой несут вахту специалисты высокой квалификации. Люди разговорчивые, пожалуй, кроме Степана Федюнева. Из него чуть не клещами надо вытягивать данные. Он всегда такой необщительный?
— Работник золотой. Но молчун, рот, и правда, держит на замке. Третий год в нашей экспедиции, но почему-то меняет партии. Думаю, между нами, этот, вероятно, мечтает нарваться на золотоносную жилу. Что в этом районе поиска исключено и не наша вообще задача. Но вот в горных речушках летом и может сверкнуть золотинка.
— Возможно, ваше предположение и верное. Но, полагаю, тут нечто иное. Я был в вагончике, где он живёт. У него есть стопка книг по геологии. Однако ни в техникум, ни в вуз он поступать не собирается. Быть может, намерен повысить квалификацию, вырасти до мастера?
— Ни разу от него таких мыслей не слышал. Разве что, просто проявляет углублённый интерес к геологии.
На том иссяк интерес Яна к давнему знакомому. А вскоре непогода улеглась, оставив после себя огромные снежные барханы. О предстоящем визите вертолёта на буровую сообщили заранее. Рабочие подготовили к приёму винтокрыла площадку. Едва Струг отписался после командировки, как ему улыбнулась удача- направили в Москву на семинар-совещание журналистов, освещающих экономическую и производственную тематику освоения природных богатств Севера. В первый свободный вечер Ян с группой коллег и с Андреем, старым московским приятелем – однокашником по вузу, отправился в недорогой, но вполне приличный ресторан. Всё было, как обычно. Один из знакомых горохом сыпал анекдоты, другой мусолил политические новости. Ян с Андреем ударились в воспоминания о чударнацких делах студиозусов. Заедая рюмку коньяка ломтиком лимона, остановил взгляд на столик поодаль с живописной группой людей. Там к важно восседавшему чопорно одетому господину льнула тройка ничем не приметных мужчин, один из них, как ни крути, Николай Лещев. Однако, как-то поприветствовать его у Яна не возникло желания. Уж весьма тот был спесив при давних встречах в бытность Яна студентом. И, как узнал позже, не открыл в себе никаких талантов, разве что уволился из котельной и набивал руки водителем такси. Увлёкся было работой на заводе, где выпускали сложные бытовые замки и охранную сигнализацию. Однако, и там долго не задержался. Эти мысли прервали звуки «белого вальса». К их столику подрурила с приветливой улыбкой симпатичная девушка со вкусом одетая, и пригласила на танец Яна. Тот поднялся со стула, окинул её внимательным и оценивающим взглядом. Крепенького сложения девчонка чуть не на голову ниже его, доверчиво протягивала ему правую руку.
— Не полагаю, что вы останетесь довольны, я нулевой танцор, умею лишь медведем топтаться на месте, -сказал он.
— Ну, так ничего особенного,- зажурчал мягкий голос,- нынче мужчины в этом плане не кавалергарды. Потопчемся вместе. Возможно, я помогу вам одолеть премудрости вальса. Идёмте же, не ставьте меня, пожалуйста, в неловкое положение. С моей подругой уже вальсирует мужчина.
Она кивнула головкой, с опрятно обрамляющими её лицо вороного цвета волосами, в сторону танцующей пары. В мужчине Ян узнал Николая Лещева.
(1 оценок, среднее: 4,00 из 5)