Богдан Мельник

Отрывок из прозы  “Званый ужин. Еще один день Адольфа Гитлера”

 

 

«Никто не хочет умирать, но однажды все мы просто умрем. Однако вся суть вопроса в том, действительно ли мы попросту умрем, и ничего более? А вдруг придется отвечать? И тогда постает не менее важный вопрос — что каждый из нас ответит за свои деяния?!..»

Б.Мельник 

 

В это время в швейцарских Альпах всегда довольно холодно. Издали эти горы излучают голубоватое свечение: все из-за цветопередачи влажного воздуха, крупицы которого ловят и преломляют солнечный свет, преобразуя его в такой своеобразный оттенок. Но по мере приближения к ним, они всегда играют своими натуральными красками: камня, земли, ослепляющего своей белизной снега. 

По заснеженной тропе этих гор медленно шел странник, он то и дело выставлял укутанную плащом руку вперед, укрываясь от летящего в лицо снега. Казалось, снег шел целую вечность. В светлом плаще, сливающемся со снегом, путник издали был совсем не заметен. По твердой походке было видно, что он не заблудился в горах, а хорошо знает куда идет. И хоть путь был проделан немалый, блуждая по лесам и горам, усталости странник не чувствовал. Вот он поднялся к расщелине, и теперь можно было рассмотреть его лицо. 

Из-под черной шляпы ветер развевал длинные седые волосы, спутывая их с такого же цвета бородой. Глаза — две узкие щелочки небесного цвета, покрывали густые брови. Все лицо прорезано глубокими морщинами. При встрече с таким стариком, любой заурядный прохожий про себя бы отметил — «столько не живут», но настоящее удивление наступило бы у встречного путника, узнай он действительный возраст этого дедушки. Человеку в шляпе — было тысячу лет. Он остановился перед скалистой горой, которая удивительным образом укрылась толстым шаром снега лишь с задней стороны. Предусмотрительно повертел головой по сторонам и, убедившись, что кроме него и вьюги никого нет, поднял глаза к небу и торжественно произнес:

— Я пришел!

Скала старика услышала и через мгновение, отряхнув с себя снег в виде лавины, начала проявлять чудеса, неподдающиеся здравому смыслу. Из гранита скалы медленно, но отчетливо стало проявляться архитектурное творение: стены, башни с флигелями, окна, балконы и наконец она полностью перевоплотилась в красивый дворец эпохи Возрождения в стиле готики и ренессанса. Такое фантастическое зрелище, как минимум удивило бы любого человека на земле. Но только не старика в шляпе, который остался невозмутим. За свою жизнь превращение скалы в замок сегодня он наблюдал в сотый раз. Этот человек был не кем иным, как дворецким этого прекрасного сооружения по имени Аврил. 

Уверенной походкой он зашагал к массивным кованым воротам. Неспешно достал связку ключей и, отыскав нужный ключ, открыл замок. Петли издали протяжный скрип, и врата распахнулись. По извилистой дорожке Аврил проследовал к величественным стенам дворца, от которых веяло холодом. Открыв парадную дверь, поковырявшись в замочной скважине, он вошел в холл. Не обращая внимания на сырость, тотчас же влетевшую ему в ноздри, Аврил зажег факел, воткнутый в кольцо на стене, тут же у входа. По длинным и запутанным коридорам раздалось гулкое эхо шагов дворецкого. 

По мере прохождения бесчисленного количества комнат, Аврил поджигал остальные факелы, прикрепленные то на стенах, то на каменных косяках дверей. Вот он добрался до большой белой двери с позолоченными узорами и бронзовыми ручками — вход в каминный зал. Место, которое одни называли «Сокровищница жизни», другие — «Справедливость», третьи вообще сомневались в его существовании. 

Распахнув двери, Аврил зажег свечи в жирандолях и те, ярко разгораясь, стали заполнять темноту светом, попутно озаряя обитые зеленым бархатом стены, на которых красовались подлинники полотен итальянских и других мастеров эпохи Возрождения. Не спеша он разжег огромный камин в центре зала; через некоторое время стало тепло. Блики огня, отражаясь на старинной мебели из красного дерева, придавали уют помещению. По обе стороны камина находились столы из караррского мрамора. С правой стороны — белоснежный стол с семью креслами, обтянутыми белой кожей. С левой — все то же самое, только черного цвета. Изюминкой зала была расположенная в левом углу от входной двери скульптура «Пьета», великого Микеланджело Буонарроти. Естественно — оригинал. Хотя люди на земле считали, что подлинник этой статуи можно лицезреть исключительно в одном месте — в крупнейшем сооружении Ватикана, Базилике Святого Петра. 

Между тем Аврил снял свой плащ, небрежно бросив его на один из стульев, покрытых ажурной резьбой, возле двери. И, подойдя к креслу, мягко погрузил в него свое тело. Расслабив галстук на шее, который безупречно шел к его тройке от Brioni, он налил себе отличного коньяку с графина, который стоял рядом на стеклянном столике. Сделав глоток, дворецкий закрыл глаза в наслаждении. Алкоголь проник в его кровь, как луч солнца в темный каменный погреб. За свою долгую жизнь он перепробовал множество марок этого напитка, но такого изысканного вкуса и аромата, коим обладал коньяк во дворце, не встречал более нигде. 

Аврил лениво протянул руку к маленькому карманчику на жилете, потянул за золотую цепочку, и в его руке оказались изящные часы. Больше всего он ценил в них не роскошь, а то, что за все время пребывания у него, они не сбились ни на минуту. Осторожно нажал на маленькую защелку с боку часов, крышка откинулась вверх, обнажив циферблат. «Без двадцати минут полдень, пора», — отметил про себя дворецкий. Он вскочил на ноги и бодро, что было несвойственно его возрасту, зашагал по коридорам к парадной двери. 

Как только Аврил вышел за порог замка, куда-то с неба улетучилась серая мгла. Чудесным образом началось возрождение природы, словно зима затаила дыхание, а весна задышала на полную грудь. Засверкало солнце, сквозь землю стала пробиваться зеленая трава, через миг превратившись в ухоженные газоны. Тающий снег тоненькими ручейками стекал с горы вниз. Еще через мгновение распустились цветы, зацвели деревья. И никто бы никогда не подумал, что еще полчаса назад здесь бушевала вьюга и зима была в полном разгаре. Никто, кроме Аврила, в принципе, так и не думал, так как у подножия этой горы зима проявляла себя во всей красе. 

Дворецкий стоял в ожидании возле главных ворот замка, изредка поглядывая на часы. Вдруг свет резко сменила тьма, не считаясь с полднем, а в небе появилась карета, запряженная вереницей из шести Пегасов черной масти. Лошади, развевая густыми гривами, неслись на бешеной скорости и тяжело разводили крыльями, то и дело подгоняемые бичом возчика. Каретные фонари от такого темпа езды болтались, словно листья на ветру. Обогнув дворец, кучер приземлил их в нескольких метрах от дворецкого. Копыта лошадей с силой вонзились в грязь, которая уже успела образоваться из тающего снега и земли. Крылья мирно улеглись на мощных туловищах Пегасов, из-под колес кареты разлетелись во все стороны брызги. Извозчик со знанием дела потянул вожжи на себя, проорав во все горло: 

— Стоять, мать вашу!!! 

Лошади, повинуясь, встали как вкопанные, лишь пар шел из ноздрей. Кучер деловито спрыгнул с козлов и услужливо открыл дверцу дилижанса.

— Прибыли! — оповестил он.

Из внутренней темноты экипажа на подножку ступила нога в идеально сидящей на ней туфле, носок которой сразу же заиграл цветными переливами от света каретных фонарей. Что было не удивительно, так как узоры на обуви были выполнены из бриллиантов высшего качества. Еще миг, и на грешной земле стоял в своем полном величии пассажир этого дивного дилижанса. Его голову, отражая огни фонарей, покрывала шляпа в виде цилиндра средних размеров. Черное пальто джентльмена, длиной до середины колен, обрамлял соболиный мех, который шел от воротника по всей длине к полам. Такого же цвета костюм в темно-серую полоску, с шелковым галстуком цвета бушующего моря да воткнутая в него бриллиантовая булавка, искусно изготовленная в виде виноградной грозди, придавали этому человеку не только строгости, но и вычурную элегантность. 

Через плечо джентльмена свисал хьюмидор до верха набитый кубинскими сигарами. Словом, внешний вид этого господина можно было смело сравнить с марочным купажом, лежащим на мягкой подушке элитного магазина. Он подошел к лошадям, по бокам которых проскакивала мелкая дрожь, снял перчатку и с нежностью погладил одного из них по гриве. Затем, отодвинув челку, поцеловал его в лоб, отчего конь встревоженно задергался. Почувствовав напряженность Пегаса, джентльмен, не сдерживая эмоций, заорал на кучера:

— Это тебе не какие-то вшивые Бугатти или Феррари! Еще раз будешь их так стегать и гнать как сумасшедший, я тебя, мерин, вместо них впрягу!!! — кучер ничего не ответил, лишь виновато потупил взгляд в землю.

— Отведи их в конюшню, приведи в порядок, накорми и напои, — приказал джентльмен. Кучер, повинуясь, влез на свое место и, дернув за вожжи, скомандовал лошадям трогаться в сторону дворцовых конюшен. 

— О! Аврил, неужто это ты?! — радостно протянул джентльмен, направляясь в сторону дворецкого. Старик вытянул руку с фонарем вперед и, прищурив и без того узкие глаза, пытался разглядеть в мерцающей темноте лицо приближающегося к нему человека. Лицо, впрочем, он так и не рассмотрел, но голос, этот сладострастный баритон, мог принадлежать лишь одному созданию, самому профессиональному из всех защитников зла — Самуэлю.

— Самуэль!? Это вы?! — произнес Аврил, голосом человека, который хочет удостовериться в своих догадках.

— Конечно, я! А кто же ещё? — заулыбался Самуэль. Увидев растерянность на лице дворецкого, он добавил: — Как тебе мой новый имидж? 

— Вы как всегда превосходны! — услужливо ответил тот, подмечая, что лицо Самуэля заметно помолодело, и сейчас, в отличие от их прошлой встречи, защитник обзавелся аккуратно стриженой бородой с усами. 

— Знаешь ли, у нас, в загробном мире, есть очень неплохие пластические хирурги, эта плоть — их работа! — рассмеялся Самуэль. — Хочешь, я и о тебе похлопочу? — обнял он Аврила и похлопал по плечам словно старого приятеля.

— Нет уж, увольте, мне сподручней со своей старой рожей, — ответил дворецкий и, обратив внимание на умопомрачительной красоты костюм, в который был облачен Самуэль, с легкой улыбкой на устах добавил: — Позволю себе заметить, что у вас, по ту сторону жизни, имеются не только замечательные хирурги, но и не менее искусные портные.

— О, этот шедевр любезно сшил мне тот, кто в свое время одевал всех европейских монархов — сам Генри Пул! — вежливо ответил адвокат зла и, переводя тему, спросил: — Это ж сколько зим прошло с последней нашей встречи? 

Аврил открыл ворота, приглашая защитника следовать за ним во дворец, и попутно ответил: 

— Если я верно помню, ровно пятьсот. В последний раз вас привлекали на процесс этого старого маразматика, папы Александра 6, из семейства Борджиа.

Самуэль, оторвав с цветущего возле дорожки куста роз алый бутон и вставив его в нагрудный карман костюма, молвил:

— Ах да, помню, занятный был ужин! Кровавые тайны главы этого «святого семейства» Борджиа. Каким изощренным коварством обладал этот старикан, многие бы позавидовали. А с каким размахом он втюхивал эти ничего не стоящие бумажки-индульгенции? И не какой-то мишуре с подворотни, а королям, принцам да знати. В нынешнее время он был бы жемчужиной в среде биржевых брокеров с Уолл-Стрит. Жаль, не удалось его оправдать! — с глубокой печалью вздохнул Самуэль. — Его таки осудили за самый одиозный разврат и как самого эгоистично-амбициозного, удовлетворявшего свою личность человека того времени. Но я сражался за него как лев. И сумел отстоять обвинение в том, что он породил еще большего «ублюдка» — Чезаре, ведь отцы не в ответе за своих детей, ровно как и наоборот.

Между тем дворецкий, слушая повествование Самуэля о тяжести его предназначения, открыл массивную деревянную дверь в замок. Пламя от факелов качнулось в такт проникшему со двора ветру. Войдя в освещенный холл, они по коридорам двинулись вглубь дворца. Самуэль продолжал свой рассказ, а Аврил не без интереса слушал. По правде говоря, ему нравился именно этот защитник зла, который отличался от остальных безграничным юмором, красотой речи, иногда необузданным нравом, ну и, конечно, изворотливым, как у гадюки, умом.

— Но разве циничному и жестокому уму сварливого обличителя Накира дано понять всю прелесть темной стороны человеческой жизни?! Разве ему понять, сколько прекрасных грехов святотатства, кровосмешения, убийства и черт знает еще чего, сотворил бы этот энергичный старичок, будь он оправдан? 

— Да уж! — произнес дворецкий. — Его Святейшество все время хотел держать весь мир за яйца, да вот возраст прыть его поубавил, но зато душа его не дряхлела. Это вы верно подметили. Но, возвращаясь к Накиру, позвольте напомнить, уважаемый Самуэль, что этот, как вы выразились, «сварливый обличитель» является превосходным и высококвалифицированным представителем сил добра. И то, что он предпочел добро, всего-навсего лишь его собственный выбор, точно так же, как и ваше предпочтение злу, — он достал связку ключей, быстро нашел нужный ключ и открыл дверь в каминный зал. — Ну что же, достопочтенный Самуэль, правила вы знаете: переступив порог этого зала, представителям добра и зла воспрещается отзываться друг о друге в дурной манере, пока не соберутся все.

— Все, молчу! — произнес Самуэль, убеждаясь, что с последней их встречи дворецкий ничуть не изменил своей природе — не отдавать предпочтений ни святости, ни порокам. В принципе, такой нейтралитет Аврила устраивал обе стороны уже многие столетия. 

— А кто сегодня у нас на ужин!? — спросил он.

— Этого я знать не могу, — произнес Аврил, — но, судя по тому, что пороки ныне защищаете именно вы, а из сил добра привлекли Накира, то несомненно к ужину подадут не мелочь, — он взглянул на стрелки золотых часов, потом на Самуэля, который успел налить себе бокал вина.

— Знаешь, Аврил, лишь находясь в теле, можно ощутить всю прелесть бытия, — произнес джентльмен и с явным удовольствием осушил бокал, получая наслаждение от жизни. Винные пары на мгновение привели Самуэля в сладостное забвение. На его лице проявились такие нотки блаженства, которым позавидовал бы даже абстинент.

— Вам виднее, — возвратил его снова в чувство голос дворецкого. — Что ж, располагайтесь, а мне пора встречать остальных, — скрипнув дверью и медленно развернувшись, хранитель замка зашагал прочь по извилистым коридорам. Полную тишину снова разрезали звуки его шагов.

За стенами дворца непогода разгулялась вовсю. Но как только Аврил вышел из замка, ветер полностью разогнал ночную тьму, и на небе снова засияло солнце. Не прождав и пяти минут, дворецкий заметил на горизонте белоснежного цвета карету, запряженную тройкой Грифонов. Крылатые существа, с туловищем льва и головой орла, стремительно приближались, размахивая большими золотыми крыльями, которые ослепительно сверкали в отражении солнца. Спустя несколько мгновений мощные львиные лапы вонзились в землю своими острыми когтями, приземляясь на поляне у дворцовых ворот. Расторопный извозчик, на вид 25-летний юноша, не спеша, но со знанием дела, открыл дверцу этого чудного транспорта и молвил:

— Мы на месте!

Из кареты на свет божий появился господин, с лицом, покрытым недельной щетиной, в котором Аврил без труда признал главного обвинителя всего злого, прокурора праведности — Накира. Он всегда отличался чрезмерной пунктуальностью и на сей раз не изменил ей, прибыв вовремя. Потянувшись на солнце, разминая кости от, судя по всему, длительного путешествия, Накир жадно вдохнул аромат цветущей весны:

— Это просто восхитительно!

Его белый костюм с затейливыми узорами, исполненный в итальянской манере, очень импонировал черному цвету его кожи. А немного удлиненный пиджак с двумя шлицами по бокам вытягивал еще больше и без того стройную фигуру Накира. Солнечные очки, в инкрустированной бриллиантами оправе, оберегали его глаза от ярких лучей солнца. Его пафосный облик скорее соответствовал какому-то колумбийскому наркобарону, нежели святому. 

— Благодарю за своевременную доставку столь ценного экземпляра! — иронически обратился он к извозчику. Тот улыбнулся в ответ, привыкший за долгое время пребывания рядом к подобному юмору шефа. Накир направился в сторону Аврила, попутно разводя руки в стороны для крепких объятий.

— Здравствуй, Аврил! — молвил он дворецкому, обняв и поцеловав его в обе щеки. 

— Рад вас видеть. Добро пожаловать! — отвечал тот.

— Дай хоть разглядеть тебя, — произнес Накир, немного отстранившись от дворецкого. Его рука потянулась вверх, выставляя взору очаровательную изумрудную запонку на безукоризненном манжете рукава. Он снял очки и пристально посмотрел на Аврила своими ярко-голубыми глазами. 

— Ну, что сказать, ты как всегда молодцом.

— Куда уж мне до вас, — заулыбался хранитель замка.

— Ох и льстец… — отозвался Накир. — Кто-то уже прибыл?

— Да, Самуэль уже здесь, — произнес Аврил, открывая врата, — балуется вином в каминном зале.

— Кто бы сомневался, — заговорил Накир, следуя за хранителем. — Не изменяет, подлец, правилам зла — всегда являться раньше добра, — он остановился возле куста роз, того самого, с которого недавно был сорван цветок Самуэлем, точно так же выбрал себе алый бутон, обломил его и вместо паше сунул в грудной кармашек. 

Подметив это, шедший впереди Аврил призадумался: 

«Удивительно, как иногда добро и зло действуют схожим образом, возможно, из-за такой неурядицы люди часто недопонимают, с каким умыслом человек делает тот или иной поступок».

 

(14 оценок, среднее: 4,14 из 5)

Загрузка…