Аторе

Отрывок из повести “Короткое счастье”

Ночь выдалась бессонной. Но в этом отсутствие сна ощущалось что-то необыкновенное, незнакомое, загадочное. Мысли текли бесконечно, легко. Продвигаясь уверено к тому, чтобы к четырём часам утра превратится в твердое убеждение. Оно сводилось к возможности лечения некоторых форм душевных расстройств не медикаментозным путем. Они показались Александру интересными, и он решил рассказать об этом своему знакомому психиатру, с которым когда-то работал вместе, как арт-терапевт. Отсутствие сна отразилось парадоксальной свежестью, и ожиданием значимого события. Крепкий кофе утвердил в мысли, что разговор не терпит отложения.

Сквозь плотно закрытую дверь спальни доносился еле слышно, но всё же отчётливо, ритмичный и знакомый храп отца. Он спал в гостиной. Крепкий и быстро наступающий сон — было то единственное и бесценное сокровище, которое оказалось неподвластно времени и непредвиденным обстоятельствам жизни. Оно спасало. Особенно сейчас.

И помогало забыться. Хоть на время. Среди ночи и звезд. До рассвета. Отец обычно просыпался утром, в одно и тоже время. Около шести часов утра. Армейская закалка оставила свой неприкосновенный отпечаток. По ту сторону плотно зашторенных окон неспешно наступал один из последних февральских дней.

Ещё было холодно. И всё же весна, как всегда, терпеливо, ожидала своего часа. Отца звали Владимир. Совсем недавно отец вышел на пенсию и чувствовал себя подавленным. И оскорбленным судьбой. По многим причинам. И все они были слишком волнительны. Он их воспринимал именно так. Они были свежи в памяти. И он ими жил. Большей частью своего времени, которого было необыкновенно много. Оно казалось вечным и пустым.

Умерла его мама, Анна Петровна, восьмидесяти девяти лет. Совсем неожиданно. В начале весны. Восьмого марта. В конце августа скончался старший брат Владимира, Николай. Ему было шестьдесят восемь. Это были самые близкие люди. На всём белом свете. Отец Владимира — Андрей умер молодым, в сорок восемь лет. Послевоенное время оказалось непосильной ношей для священника, для которого правда была превыше всего. Владимиру тогда исполнилось четырнадцать. В юность и взрослую жизнь пришлось шагнуть порядочно потрепанным и уж слишком отрезвлённым. Всякое бывает в жизни. И разная она у всех. Без спросу, без согласия. Но всегда по силам.

Тем не менее, смысл жизни, который поддерживался «на плаву» с помощью любимой работы, со всеми её атрибутами праздности и привычного веселья, устоявшегося коллектива и близких душе людей — рухнул и исчез неожиданно резко и навсегда.

Осталось жизнь рядового пенсионера, неподготовленного к ней, и воспоминания о былом счастье, которое всегда ощущалось вечным, но в действительности оказалось более чем коротким. Возможность изменить оставшиеся годы хоть самую малость к лучшему оказалось непосильным бременем для человека привыкшему к постоянному действию и острым ощущениям.

Полнота бытия исчезла, и на смену ей пришли безликие дни, похожие друг на друга своей безисходностью, которая оказалась слишком тяжёлым бременем. Внезапность трагических событий ударило всей своей мощью по не подготовленной душе Владимира.

Без предупреждений, без жалости, без лишних церемоний. Всё что было до недавнего времени смыслом и радостью жизни — было разбито вдребезги, до основания, — превратив всё самое прекрасное и неповторимое, — в жалкие развалины и осколки былого счастья, кровоточащие в больной душе.

Судьба Александра не сложилось вовсе, по ряду неизвестных ему причин и от того состояние его души становилось еще более невыносимым и тяжким, усугубляясь, день ото дня. Крест жизни становился тяжелее и давил изнутри ощутимо, давая знать, что за всё содеянное, благое либо недостойное, приходится платить до конца, и что у жизни своя бухгалтерия с свой прокурор. И что на тот свет просто так не пустят и одного желания недостаточно, пусть даже искреннего. Смерть тоже надо заслужить. И своё предназначение исполнить придётся до конца. Как положено.

Жена Владимира Светлана работала в Италии, отдавая последние силы, чтобы накопить денег на «чёрный день» или на старость, если повезёт. Дома, в родной Молдавии, это было невозможно. При всем старании. Время честных людей и достойного заработка так и не наступило. И даже усугублялось, с каждым годом. Жить сегодняшним днем было непросто, в завтрашний смотреть не хотелось, а по поводу прошлого оставались разве что воспоминания, большей частью приятные, но безвозвратно ушедшие. Как мираж.

Жизнь на чужбине давалась нелегко. Особенно в первые годы. Нужно было выучить новый язык, принять другую культуру, приспособиться к ней и понять саму суть другого народа, его стиль жизни, его душу. Найти ключ к ней. И постараться стать его частью. Чтобы служить ему. Верой и правдой.

По-другому Светлана не могла. Воспитание было такое. Советское, интернатовское, добротное, неизменное.

Времени на себя, своё здоровье – почти не оставалось. Один день в неделе был выходным, и тот лишь после обеда. Воскресенье. Восстановить силы после напряженного труда, хотя бы частично, — почти не удавалось. Огонёк надежды в душе, всё же, терпеливо горел, в ожидании лучших времен, и может быть, какого-то чуда. Ведь всякое бывает в жизни. Когда Бог живет в душе. Свободное время располагало к воспоминаниям о семье, в её самых светлых и незабываемых моментах счастья и поэтому, неминуемо оборачивалось нотками грусти и сожалений. О том что было, но прошло. Безвозвратно. Во время работы этого, — почти не происходило. Постоянная забота о тяжело больном и старом человеке, почти круглосуточно, — помогало забыться. Уделить время своему здоровью удавалось кое-как. В конце рабочего дня, в теле ощущалась жуткая усталость. И хотелось только одного. Дойти до своей постели. И забыть обо всём. До утра.

Раз или два в году Светлана приезжала домой, в родной Кишинёв. Изможденная, исхудавшая, порой до крайнего предела, но уверенная в том, что поступает правильно. И что других вариантов судьбы, — просто не существует. Идти надо было до конца. Невзирая ни на что, в отсутствии каких-либо гарантий и вопреки всему, что было на душе.

Душа продолжала жить в прошлом времени. Тридцать лет, прожитые в собственной квартире, в девятиэтажном доме, с шестью подъездами, на окраине города, вдали от мирской суеты и вечного шума городских улиц, — оказались знаковыми. И неповторимыми.

В них отразилось то самое лучшее, что было уготовано небесами. До этого судьбоносного отрезка времени Владимир, Светлана и Александр прожили в общежитии института восемь лет. Здание занимавшее целый квартал находилось в центре города. В его лучшем месте, и было построено в Сталинские времена. Поэтому выделялось добротностью постройки и мощный фактурой. Бросались в глаза большие окна, и крепкие, рельефные подоконники, покрытые жестяным и прочным листом. Со стороны общежитие напоминало крепость. Над верхним этажом, со стороны улицы, красовался герб Советского Союза изваянный скульптурно из белого камня, искусно отшлифованным  и находившийся по самому центру. Здесь всё необходимое было под рукой. Продуктовые магазины, баня, кинотеатр, театр, центральный рынок, газетные киоски, парикмахерская, столовая, универмаг, и конечно же железные бочки с квасом – прямо у пропускного входа в общежитие, где нужно было предъявить вахтеру удостоверение личности, или улыбку.

Вахтёры были со стажем, поэтому просили документ, лишь когда лицо было незнакомым. Детей, разных возрастов было не так уж много, поэтому здоровались по имени.

Сама атмосфера этого места, его энергетика, — была особенной и Александр ощущал и чувствовал именно так. Само время было именно таким. Начало семидесятых годов двадцатого века. В самом воздухе, в самой жизни, — витал неподдельный энтузиазм. Радость присутствовала везде. Надежды на лучшее время было ещё больше. Недостатки быта воспринимались как явление временное, а оптимизм помогал не брать их в расчёт. Всё уляжется. Было намного хуже.

Такого особого состояния полноты жизни и восторга Александр больше не испытывал никогда и нигде. Это было детство. Беззаботное, радостное, счастливое, мимолётное, скоротечное, незабываемое, ни с чем несравнимое. Уникальное. В одном экземпляре. На всю оставшуюся жизнь.

Александру было около трёх лет, когда Светлана окончательно решилась переехать в столицу, чтобы быть всегда рядом с мужем и чтобы наконец-то жить втроём всегда. Без расставаний и ожиданий, которые так терзали душу, заставляя её любить еще сильнее. Вопреки расстоянию. Помогая и поддерживая друг друга. Во всём. Любить человека тяжело, жить с ним ещё сложнее.

До этого жили в селе, где Светлана преподавала французский, в школе. Ютились с маленьким Александром на разных квартирах, — в маленьких комнатушках, более чем скромно. Когда не с кем было оставить Александра, Светлана брала его с собой в школу, на уроки. На задней парте Александр сидел тихо и обычно что-то рисовал, на редкость тихо и вдумчиво

Ученики брали с него пример и называли профессором. Его вдумчивый взгляд выдавал особенное отношение к жизни и взрослым людям, которые его окружали. Улыбка и ямочки на щеках выдавали доброту и радость. Просто так. Без особой причины. 

Зарплаты учителя хватало на троих. Светлана относилась к деньгам бережно, поэтому каждый месяц часть из них она пересылала почтой в столицу – Владимиру. 

Стипендии отличника не хватало никак. При всём желании урезать и отказать себе во многом. Советское время было непростое. И обязывало ко многому, развивая к лучшему стойкость характера и черту довольствоваться малым. Не теряя энтузиазма.

Владимир был одним из сознательных строителей коммунизма. И масштаб цели обязывал ко многому. До этого Владимир навещал жену и сына в каникулах, около десяти дней, — каждый раз. И это время прожитое втроём было счастьем, которое описать словами невозможно, а фотографии запечатлевающие эти моменты говорят обо всём. До сих пор. Спустя много, много лет.

В советском времени было нечто особенное. И в людях тоже. Материальная сторона жизни «хромала» ощутимо, но вот настрой людей, верящих в светлое завтра, — компенсировал многое. Была цель. Она была общая. И это единство окрыляло неподдельным энтузиазмом. Душевный подъём граждан чувствовался во всём и везде, читался на лицах, улавливался в разговорах, его содержании и интонациях.

В длинных и шумных очередях за колбасой и курицами, которые начинали расти и умножаться с самого утра, в толпе людской на улицах и площадях, в транспорте по направлению к работе и домой, в дни великих и многозначительных всенародных праздников, — в колоннах демонстрантов, сканирующих протяжно: «Ура, Ура, Ура!» В самом домашнем быте, его укладе и отношениях между людьми. В центральной бане, особенно в общем отделении. Всё это нужно было видеть, слышать и чувствовать. Этим нужно было жить, быть частью этого, чтобы иметь право об этом рассуждать, и делать умозаключения, сравнивая с днем сегодняшним. В обществе, его проявлениях, было гораздо больше: простоты, искренности, отзывчивости. Современный эгоцентризм был еле заметным явлением, и то в отдельных случаях и в совершенно других пропорциях.

Радости на лицах было намного больше, чем во времена сегодняшние. И получается, что материальный комфорт, которым грезило большинство — обернулся трагедией, слишком большого масштаба.

Хотя, кто думает об этом всерьез? Это другой вопрос.

Трагедию человеческой души, в которой деньги заслонили напрочь истинность человеческих отношений, и саму душу разрушила до неузнаваемости и где возможность реабилитации можно назвать чудом, в которое верится с большим трудом. При всём желании. И находясь в реалиях сегодняшнего дня, его избыточной и неоправданной суете, в погоне за неизвестностью и мнимым смыслом, — задаешься риторическим вопросом: а что же всё-таки лучше: сытая и гламурная жизнь меньшинства, избыток товаров на полках и пустые души, захламленные иллюзиями материальной сытости или всё-таки то что было, и безвозвратно кануло в небытие. Давно ушедших дней. Теперешних воспоминаний.

Глубокая печаль охватывала душу Александра сегодня, когда прогуливаясь по тем же улицам, всматриваясь в лица, как будто таких же, с виду людей, просматривая телепередачи и художественные фильмы, как когда-то, уткнувшись пристально в экран телевизора — уловить и нащупать что-то по-настоящему затрагивающие удавалось с трудом и не всегда.

Оглядываясь и всматриваясь пристально в давно ушедшие времена, — осознаешь ценность всего, что составляло государство, его суть и направленность, и то, как наличие цели отражалось в настрое рядового гражданина, его защищенности, и возможности смотреть в будущее с оптимизмом. Энтузиазм и ликование наблюдались не только в дни великих торжеств, но были и частью внутреннего настроя в обычные будни.

Время обязывало. И окрыляло. Жизнь ощущалось хорошей, а дефицит товаров и удобств,- лишь усилял надежду в лучшие времена, отражаясь на лицах, чувствовалась в разговорах, ощущалась в ритме дня на многолюдных и шумных улицах, на рабочих местах, во время школьных перемен, в магазинных очередях, на центральном базаре, — и дома усталостью, в кругу семьи, у телевизора. Особенно если футбол или хоккей. До глубокой ночи.

Глубокая печаль охватывала душу Александра сегодня, когда прогуливаясь по тем же улицам, всматриваясь в лица, с виду таких же людей, просматривая телепередачи и фильмы, как когда-то в былые времена — уловить и нащупать что-то настоящее, подлинное, трогательное — затрагивающее за сердце, выворачивая, порой, — душу на изнанку, от глубины и достоверности -ему почти не удавалось. Или с трудом. И грустью.

Телевидение дней сегодняшних, отражает как в зеркале, — совершенно другие ценности, другую жизнь, других людей, культуру. Другой взгляд на мир, другие вкусы, предпочтения, стиль жизни. Где всё включено. Или почти, — выключено. Но иллюзия – вещь стойкая, порожденная неуловимым Эго, — всегда доказывает обратное от истины. Да и кто готов и хочет знать правду о себе, любимом, так чтобы начистоту и до последнего штриха, не боясь сгущать краски на своём автопортрете, и автограф оставить, для себя, в том что я сознался, во всех своих грехах, большей частью, — бессознательных и я – виновен.

И готов понести заслуженное наказание. Но так, чтобы вынести приговор самому себе. И как судья. И как адвокат. И как потерпевший.

В зале тишины, где на троне – твоя совесть. И больше никого.

Таких смельчаков сейчас слишком мало, к великому сожалению, и поэтому общество современное, — неумолимо катится вниз, с головокружительной скоростью, не очень понимаю суть происходящего, в то время, как пир, во время чумы, — набирает обороты становясь всё более красочным и притягательным. Для всех желающих развлечься. Последний раз. Хотя бы.

 

(Пока оценок нет)

Загрузка…