Страна: Норвегия
«Чем больше печальных событий в жизни писателя, чем больше трудностей он встречает на своём жизненном пути, тем искренней становится его проза. А стихи-они и так прекрасны, ведь только автор знает наверняка: как родилась рифма.»
Country: Norway
Отрывок из рассказа «Пациент №402»
…Профессор остановился возле двери и, повернувшись к собеседнику
лицом, на котором не было ни единой эмоции, сказал:
-Да, молодой человек. Вы обладаете потрясающей способностью, хотя может это лишь совпадение, но всё же: вы даёте именно те ответы, которые я хотел услышать. Пожалуй, впервые за мою жизнь, тот диалог, который я придумал у себя в голове происходит здесь и сейчас. А теперь слушайте, внимательно слушайте.
Мне было восемнадцать лет, когда я прочёл все книги из отцовского
собрания сочинений литературы различных эпох. Спросите меня в то время о Шекспире или Уайльде, Толстом или Достоевском, назовите мне произведение, и я вам расскажу, практически дословно, его сюжет. Моя память позволила мне запомнить буквально всё в мельчайших подробностях, и поэтому я не знал, что значит забыть прочитанные строки.
Вы, скорее всего, заметили, что я постоянно приношу с собой рукописные лекции, однако ни разу даже не заглянул в них, не запнулся во время занятия, не был поставлен в положение неловкого молчания, вызванного претенциозным вопросом студента. То, что я когда-либо читал, писал на бумаге-всё это увековечено на страницах памяти моим разумом, и забыть это невозможно.
А сегодня с утра я вдруг понял, что время никого щадить не собирается.
Проснувшись рано, как обычно, в шесть утра, я задался вопросом, который не отпускал меня до начала лекции: кто написал «Ночь в канун всех святых?». Я думал об этом, когда чистил зубы и за завтраком, по дороге в университет и даже во время выступлений студентов. Странно, очень странно: я помнил весь сюжет от начала и до конца. Я мысленно представлял себе обложку книги, но то место, где должны быть отпечатаны инициалы автора, то место было словно затерто, и я не мог прочитать его. Затем, сидя на паре и слушая речь Томаса на тему «Синтез природного газа», я снова задался вопросом: а как же назывался тот процесс, который используется для удаления попутного сернистого газа? Черт побери, я так и не могу это вспомнить! Ваше выступление было потрясающим именно потому, что возникающие недопонимания с моей стороны, были тут же обозначены, как будто я спрашивал о них вслух.
А теперь ответьте мне, для начала, на те два вопроса, которые я задавал сам себя сегодня. Конечно, если вы их запомнили, и более того: знаете правильные ответы.
-Мистер Коллен, я не уверен, что…
-Ответы, Феликс! Говорите, ну же!
-Рей Брэдбери и «Гидродесульфурация», -выпалил обескураженный студент.
Профессор широко раскрыл глаза, с сомнением на лице переваривая
полученные ответы.
-Вы правы! -воскликнул он. -Но почему же я не мог это вспомнить? Хотя стойте: неужели это всё-таки началось? Поверить не могу!
-Что началось, Мистер Коллен?
Профессор молчал и смотрел в пол, охватив голову обеими руками. Феликс было хотел что-то сказать, но остановил слова у самых губ, так как решил дать своему наставнику тишину для раздумий.
Мистер Коллен поднял обескураженный взгляд, направленный в никуда, и сказал негромко:
-Воспоминания пошли вспять, и я начинаю забывать. Что мне теперь делать?
Феликс не нашелся что ответить. Он никогда не задумывался, что память человека-есть вещь уникальная, бесценная. Можно прочитать уйму книг, быть новатором с четкой идеей, которая ведёт человека по всему жизненному пути. Однако, что же будет, если человек попросту забудет то, ради чего было столько усилий?
Пустота звуков повисла в аудитории. Профессор всё также смотрел в одну точку бессмысленным взглядом. Он думал о том, как же тяжело уверять себя в той неправде, что разум может всегда работать одинаково, без перебоев.
Мистер Коллен вспомнил свой разговор с отцом, тело которого было
несколько лет назад предано земле. Они ругались в тот вечер. Джеймс
Коллен старший, глава семейства, состоящего из жены, её матери, живущей с ними, а также двумя дочерями и одним сыном, пытался вразумить последнего, приводя доводы весьма разумные. Отец не хотел видеть, что сыну было нужно лишь понимание, которое тот, увы, ему предоставить не смог.
-Джеймс, подумай ещё раз: ты действительно хочешь стать преподавателем?
Зачем это тебе нужно? С твоей невероятной способностью к запоминанию ты легко можешь работать финансистом, зарабатывать приличные деньги. А что тебе даст ставка в университете? Или ты хочешь вечно учиться?
-Папа, я буду уникальным профессором! Я стану тем, кто никогда не
подсматривает в свои конспекты: мне это будет ни к чему. Лекции будут записаны у меня в голове, и нужно лишь представить перед собой пустой лист бумаги, чтобы вновь их воспроизвести. Неужели это не здорово? Я смогу исправить все те недочёты в деятельности преподавателя, которые меня так смущали, когда я ещё недавно учился на магистра. Эти профессора-надменные и закованные в цепи своего статуса, они не ставят высший балл студенту потому, что тот знает больше них. Такие преподаватели стареют в первую очередь своими суждениями, которые так, или иначе выходят из моды. Я же буду примером для подражания. Почему ты отговариваешь меня?
-Сынок, послушай: я всегда разговаривал с тобой как со взрослым, ты
помнишь, с самого раннего детства. Я учил тебя искусству принятия
взвешенных решений, которые неподвластны эмоциональному окрасу сиюминутной слабости. Ты освоил это мастерство: в этом нет сомнения. Но объясни же мне, старику, почему ты не можешь применить свои знания здесь и сейчас, чтобы увидеть причину, по которой я начал этот разговор?
-Отец, я уже всё решил: я продолжаю обучение, ведь меня приняли в
докторантуру. Я получу степень, начну преподавать, ездить по миру. Я знаю, что так должно быть, а все эти числа, которые так легко запомнить-всё это слишком скучно и однообразно, чтобы позволить себе потратить жизнь на такого рода безделицу.
Мистер Коллен старший напряженно вглядывался в лицо сына, который говорил ровно, ни на мгновение не повысив голос.
-Что ж, раз ты уже всё решил, тогда и я скажу своё последнее слово.
После этого Джеймс Коллен старший встал с кресла в гостиной комнате, неспешными шагами дошел до входной двери и открыл её.
В тот день будущий профессор вышел из родительского дома в чем был одет, и дал себе слово никогда туда не возвращаться. Мистером Колленом младшим овладели бурные эмоции, которым он так умело научился противостоять, однако не всегда удается удержать контроль. Юноша не понимал: как же отец смог выгнать его из дома, так нагло распахнув перед ним дверь в знак своего протеста неповиновению ребёнка? Разве это возможно, чтобы родитель, твой самый близкий человек по крови, сподобился на такого рода допущение?
Мистер Коллен был верен своему слову, и предпочитал считать, что никогда не нарушит его. После получения докторской степени, он, как и мечтал, остался преподавать в своём университете, хотя и в скором времени его, как молодого и, пожалуй, выдающего профессора, пригласили читать курс лекций в одно из старейших учебных заведений мира. Его пригласили в Оксфорд.
Время молодости пролетело незаметно: первые седые волосы начали
появляться на голове профессора; морщины стали повседневностью, с
которой лучше бы смириться, чем каждый раз по утру приходить в уныние от неизбежно надвигающейся старости. Мистер Коллен был уверен в своем кристально чистом разуме, который был идеально настроен, подпитываемый только весомой и продуктивной информацией. Он был признан, коллеги его боготворили и завидовали, причем некоторые даже не пытались этого
скрывать. Мистер Коллен был доволен своей зоной комфорта и никогда не оглядывался на окружающих его людей: они были ему не интересны.
Однако, его жизнь можно было разделить на череду телефонных звонков, и телефон тот нужен был для того, чтобы содрогаться от его звонка, потому как звук этот пробуждает наши самые тайные страхи, которые мы так тщательно прячем, надевая маску безразличия.