Юфим Сания


Страна : Россия

Гумер Исламович Каримов родился в 1947 г. В Уфе. Окончил философский факультет Санк-Петербургского университета и очную аспирантуру. Автор шести книг стихов и трех книг прозы. Руководит Творческим объединением «Царскосельская лира» и издает одноименный журнал. Член Союза российских писателей и Союза писателей Санкт-Петербурга. Живет в Павловске под Петербургом.

Country : Russia


Отрывок из сборника стихотворений «Философские сны»

Небесный свод Путем был Млечным вспорот:

Червонным златом рана звездоточит.

Огнями электрическими город

Как будто небу бросить вызов хочет.

И в том ошеломляющем повторе

Знамение, казалось в звёздах стынет,

Что мы в своей безудержной гордыне

Бросаем вызов Богу — нам на горе.

Двадцатый век закончился. И смутно,

Непосебейно в душах человеков.

Да с чем же мы расстались? Только ль с веком?

А что там в Библии про день толкуют Судный?

И если явью станет вдруг такое?

Сдадут когда-то где-то чьи-то нервы…

Не откупиться от потопа — евро,

Как знать, кого наметит Бог на Ноя?

Распятие, икона, лик Каабы,

Святыни тадж-махалов, римов, мекк…

Благоговейно чтится это как бы,

По правде же вне бога человек.

В ночное небо устремлён с порога:

Вот Млечный Путь — на двадцать первый век.

Туда надменным? Иль смиренным? С Богом

В своей душе — ступил ты, человек?

НА ВСЕХ ОДНА

Не русский я, но россиянин.

Мустай Карим

Я — азиат. Потомок диких орд.

Их тьмы, их тьмы пришли из-за Урала.

Из-под подков пыль небо заслоняла.

Срывалась пена с лошадиных морд,

А следовательно, должен быть я горд,

Что триста лет Русь под Ордой стонала.

Не чувствуя подвоха и обмана

И чистым сердцем Русь мою любя,

Читал я в детстве об Орде у Яна

И, всей душою ненавидя Хана,

Не отделял я русских от себя.

Теперь я знаю: с этим можно спорить.

Лукавила со мною в детстве повесть.

И нет свидетельств кровожадности нигде.

У предков были и мораль, и совесть,

И Ханом был московский Князь в Орде.

Я — азиат. Потомок диких орд.

Но если вдруг услышу:

«Мы — славяне,

Россия — лишь для русских быть должна»,

Спрошу:

«А я — изгой?

Не россиянин?

И разве я страной своей не горд?

И разве Ост дороже мне, чем Норд?

И мне не любы осень и весна?

А где — Европы с Азией слиянье?»

Я — азиат. Потомок диких орд.

Но Родина у нас у всех — одна.

“COGITO ERGO SUM”

Живу без претензий,

по селам кочуя,

служу без возвышенных дум.

Сказал бы Картезий,

добычу почуяв:

“Cogito ergo sum”.

Кому это важно: ветшает личность, —

«Мыслить — значит существовать».

И путая с драмой — трагикомичность,

на Бога осталось лишь уповать.

В болезной стране — «о культуре мышленья»,

где лексика урок и загнанный дух?

Воочию мне, сквозь «принцип сомненья»:

«Россия — навозная куча для мух».

Когда-нибудь к гаваням бедной России

пристанут навеки — покой и мир.

Пока же плаваем в морях насилья,

и бесы правят свой адский пир.

Отброшу сомненья, глянув в душу,

как в холод колодезный и пустоту,

признаю, конечно, не без сожаления ,

эту удушливую правоту.

Не встать бы на путь, каким вели бы —

в мир «эстетический» — там в «Бисер игра».

А вольный верлибр — ямбом классическим —

выходит измученно из-под пера.

Уроки Клио

В чём самоценность истории?

К чему этот опыт могучий?

Разве минувшего горечь

чему-то людей научит?

Верил Сократ искренне,

в хитон свой кутаясь порванный,

что в спорах рождается истина.

а породил ссору.

Но был ли подвластен демосу,

перешагнувший века?

Травили-то люди-демоны

беспомощного старика.

Афины — О, вечный город:

равновелик и ничтожен,

за что ты свою гордость —

философа уничтожил?

А я все взываю к людям,

к чему история им?

Ах страсть — поиграть в судей,

вот вечный Иерусалим.

Пилат виноват? Иуда?

Истина же проста:

приговорили — люди

к казни Иисуса Христа.

И упокоив совесть,

утихомирив слегка:

расстрел в Ипатьевском доме

списали на ВЧК.

ДВЕ СУТИ

«Две вещи наполняют душу все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них. Это — звёздное небо над головой и моральный закон во мне».

И. Кант.

Две сути наполняют душу.

Пылают звёзды чистотой.

Чиста ль она? — я душу слушал.

Искал в ней нравственный покой.

Повально ныне верят в бога —

от «новых русских» до детей…

Я эту тему тоже трогал —

от созерцанья — до страстей.

И дуализм Земли и Неба

своею этикой сверял…

да нет, агностиком я не был :

реальность Бога проверял.

Но оставалась «вещь в себе»

«для нас» — лишь в Миф преобразуясь.

Упорно Бог не шел к тебе,

пред «чистым разумом» — «тушуясь».

Охотно звёзды нас пускали

свои пространства не тая,

но доказательств не давали —

«железных» — Бога бытия.

И не смотря на экспансивность

миссионеров и церквей,

я ощущал — богопротивность

витала над землёй моей.

Наука звёзды приближала,

но балом правил Сатана.

И быстро нравственность ветшала,

и в бездну падала страна.

А рабский дух интеллигентский,

толпой входя в мои стихи,

просил у Неба индульгенций

за совершённые грехи.

Мерил в гармонии я тщетно

Мораль и Небо — Им, Одним…

Но все желанней хадж заветный

и в Мекку, и в Ершалаим.

Я ПЕРО ОТЛОЖУ

Я окно распахну и прохладу вдохну полной грудью.

В звёздном небе России не увижу созвездья Стрельца.

Как непросто, страна, ты скажи, как мучительно трудно

И любить, и жалеть, и страдать за тебя без конца.

Я перо отложу. В эту ночь непроглядную выйду,

Пожалею эпоху за отсутствие резвых коней.

И, вздохнув, оседлаю авто неказистого вида,

Передачу «врублю» и помчусь вдоль бескрайних полей.

И уйду-унесусь в эти звёздные россыпи-дали,-

Сын сожженных степей и Уральских обветренных гор.

Приоткроет глаза моя Родина в дрёме-печали,

Я скажу: «Спи, Отчизна, я всего лишь поэт, а не вор».

В деревеньках твоих прожигая бензин свой без цели,

Светом фар пробивая дорогу сквозь ночь напролёт,

Покажусь там и здесь, то ли демоном, то ли метелью,

Лишь у сельских погостов сбавляя ретивый полёт.

Пронесусь по селу — пареньком загулявшим с гармонью,

Поцелуем охальным в сны девичьи нахально вбегу.

И за волком степным ради шутки ударюсь в погоню,

И красотку от мужа на погибель её завлеку.

От красотки — куда? Чем себя позабавить на свете?

Не хочу в кабаки: над стаканом вовек не тужил.

Как и в детях, кураж — по-иному играет в поэте,

Потому что поэт в государстве детей старожил.

Коль зайти в казино,- перепутать всем шалые карты

И «везучих» в рулетку на забаву дотла разорить,

А под утро зайти к захмелевшему старому барду,

На два голоса с ним песней бурную ночь проводить.

Ты скажи мне, душа, что толкнуло тебя на дорогу,

Ни с того, ни с сего от тепла потянуло во тьму?

Но молчанье в ответ, только сердце забило тревогу:

Как Россию понять, если сам я себя не пойму?

Но когда улетучится ночь в сизой дымке рассвета

И огарок свечи до бесформенной жижи спалю,

Я перо отложу, ибо кончилось время поэта.

И хозяевам жизни весь их суетный день уступлю.

БЛУДНЫЙ СЫН

Весь этот мир устроен на забаву —

«Утехой» для Марии, как Шале*.

И Рождество — не рождество по праву,

А жирная индейка на столе.

И от содомских шумных городов,

От всенощных фальшивых, от убранства

Роскошных храмов, лжи и окаянства

Уходит в ночь безлюдного пространства

Утративший своих учеников —

Изгой-скиталец, раб извечных странствий.

Исполнив всё, что повелел Отец,

И приняв муки на горе Голгофа,

Не мог Он снять терновый свой венец,

Когда в итоге получилось плохо.

Ни показаться на глаза Отцу,

Ни на Земле невмоготу остаться…

Но сыном блудным где ж ему скитаться?

Быть вне закона выпало лицу —

Не быть своим ни одному крыльцу,

Давно уж лыс и гол иссохший череп,

Но кровоточит рана на груди,

А паства притворяется, что верит…

Иди, старик, куда-нибудь иди.

  • Шале – молочный домик императрицы Марии Федоровны Романовой в ее резиденции в Павловске.

ЗАВЕТ

Проживи незаметно!

Эпикур

«Проживи незаметно! —

философ сказал,-

Проживи незаметно».

И девиз мудреца, основателя «Сада»,

заветом

Стал для всех мудрецов

и дельцов,

и шутов,

и поэтов.:

«Проживи незаметно!»

Аскетична была — акмеистова —

бедная Анна.

А стихи, как и вещи

в жилище стоят не пространно.

Умирала Марина в петле,

в нищете беспрестанной,

Занимал Пастернак в коммуналке

очередь в ванну.

Проживи незаметно:

нам никто

их

теперь не заменит.

Проживи незаметно:

И никто

нам

за них

не ответит.

На волшебной трубе

водосточной

повис

Маяковский,

Колесом с «Англетер» —

покатился

Есенин

за солнцем.

Как последней струной,

разорвал

своё сердце

Высоцкий.

Окуджава прошёл,

за арбатским

исчезнув

оконцем.

Стисни зубы,

не плачь, не скули:

проживи незаметно.

Ты — богач,

посмотри за окном

на полоску

рассвета.

И достойно

твоя Натали

делит долю

поэта.

А вблизи,

видишь,

слава,-

не в злато,-

в хламиду

одета.

Плюнь на всё,

береги свою руку

и душу аскета.

И в тиши,

не спеши,

и пиши

для души

Незаметно.

КОМАРОВО

Мне от бабушки, татарки…

А. Ахматова

Глухие тропы Павловского парка

Припомнились на кладбище пустом.

Ахматова — крещёная татарка —

Под чёрным упокоилась крестом.

Стена — известняковой белой кладкой

И белым барельефом — голова.

Осенний дождь слезами льёт украдкой,

И, умирая, падает листва.

Все виделось: лежит одной из многих

В ряду могил, но нет, и тут одна.

Лишь ели обнялись вокруг, как боги,

Бокалом неба, выпитым до дна.

Работать «в стол» и быть всю жизнь в опале,

Уста сомкнуть: ни песен, ни поэм…

И, запоздав, под барельеф упали

Букеты «белой стаи» хризантем.


Олегу А.

До времени в своей деревне

живу. Работаю, пишу,

картезианствуя «в сумленьях»,

эпикурействуя дышу,

озонным слоем вдохновенья.

Коран и Библию читаю.

Лечу в себе болезни «измов»,

и мудрость грека постигая,

не чужд его эвдемонизму.

Сверяю этикою «Сада» —

простого люда тягу к счастью.

А мне, тем более, не надо

богатства, славы или власти.

Вынь да положь: любовь, застолье,

друзей, российское раздолье,

Санкт-Петербург и эту волю,

перо, бумагу, стопку книг.

Пожалуй, все, пока, старик!


Стожок волос

пушистых и душистых
слегка взволнует шелест ветерка.
Как неба синь —

терялась в облаках,

под чёлкой прятались

смеющихся

искристо,

два скошенных

роскошных

василька.

Царица Мокошь —

ночь льняной куделью
твой лик языческий —

снопами оплела:

И со Стрибогом жёсткий спор вела,
пока Дажьбог невесту ждал в постели.
Кто он —

Дажьбог?

Да тот, что связан

с солнцем,-

Ему в избранницы Перуном отдана.
Пил Beлес-Волос

горькую до дна,

а солнце поднималось над оконцем
светёлки

чужеземных мест Саар
и даже семиглавый бог Семадргл
не знал о том, что мчится вор

с востока, —

скуластый, узкоглазый сын Пророка,

сжимающий сафьяновый Коран,-
с туменом пробивался к ней с боями
с плечистыми Руссии сыновьями,
весь в шрамах — от разящих россов ран.

Отцом отпущенный —

за русскою княжною,
чтоб праздновать им Рамазан в Сарае,
наречь княжну любимою женою,
и с ней предстать

в златых воротах рая.

1 Звезда2 Звезды3 Звезды4 Звезды5 Звезд (48 оценок, среднее: 4,23 из 5)

Загрузка...