Токен Альжантеги

Отрывок из малой прозы “Так протекает жизнь…”

Этого человека я вижу каждый день. Она каждый вечер выводит на прогулку свою собаку. Они двигались в сторону гор и ни на кого никогда не обращали внимания. Стоит собаке потерять знакомый след, она припадает мордой к земле и начинает все вокруг вынюхивать, в случае не нахождения, виновато озираясь, будто что-то натворила, опустив голову возвращалась к хозяйке.

Собака копия хозяйки. Удивительно, но никто не слышал, как она лает. Но то, что она была отменным следопытом видно было и неворуженным глазом. Она, всегда спешила вперед, до предела натянув кожаный поводок, уткнувшись мордой в землю. Никогда не реагировала ни на какие посторонние звуки. Казалось, ни что в этом мире не может отвлечь ее от взятого неизвестного никому следа. Но кроме этого, ничего в ней собачьего не было. 

Глядя на них я раздумывал: «Эх, эти времена, все меняется, все забывается, все перемешивается. Сейчас и животное, и человек, все в беспамятстве». Почему такие невеселые мысли лезут в голову, самому непонятно. А там, где непонятно и речи не может о какой-то устойчивости или определенности.

Они, сцепленные друг с другом одним поводком, были сильно похожи друг на друга не только поведением, но и внешне: она одевалась в выцветшее с длинными подолом серое платье, и ее серая, длинношерстная собака казалась ей под стать. По виду собаки со свяленой шерстью, можно было понять, что она игнорирует природные законы – сезонные смены шерсти.

Вот они вдвоем двинулись подальше от строений. Как обычно, они не обратили никакого внимания, точнее никак не отреагировали на сидящих на скамейке перед подъездом. Новый сосед, производивший на окружающих приятное впечатление, чуть склонив голову, учтиво попривествовал:

— Доброго дня, госпожа.

В ответ она что-то ответила беззвучно прошевелив губами и заспешила дальше.

— Эта баба, наверно глухая… — сказала полнеющая, светлая соседка, жившая у детей этажом выше, после того как те удалились на приличное расстояние.

— Может быть, — поддакнул ей мужчина.

— Вот вы каждый день здороваетесь…

— А как же… Женщина натура тонкая. Неудобно же быть мужчиной и вести себя невнимательно. Вести себя правильно не осудительно.

У начинающей полнеть, светлоликой женщины появился блеск в глазах. Потом, чуть улыбаясь, как-будто игриво склонив голову, посмотрела на мужчину.

— Учтивость и воспитанность, это конечно, хорошо. Но как бы не желательно, все время прогибаться, как бы чего не повредить.

Кажется, мужчина поняв игривые намеки, улыбнулся и сказал:

— Разве не мечта, когда есть женщина ради которой можно не только повредить, но и лишиться кое чего!

— Вижу вам палец в рот не клади, своего не упустите…

— Может ничего и не упустим, но как это было давно. Э, пришло время, когда только одни воспоминания остались…

— Да при чем здесь время, если забываешь незабываемое…

После диалога не потерявшую симпатичность женщины и спокойного мужчины в летах возникла пауза, которую нарушила, видимо, желая поддержать начавшуюся беседу густоволосая с изрядной проседью, молчавшая все это время третья по скамейке.

— Эй вы, чтобы ваших потомков было много, — усмехнулась она, — Вижу вы мастера на иносказания, чтобы достигнуть своей цели! Вы так подходите друг к другу. Осталось только соединиться. Думаю, что дети не будут против…

Она закурила. Стала жадно затягиваться и выпускать сизые клубы дыма. Она полностью проигнорировала недоброжелательные взгляды двух сидящих рядом.

Это была наша апай* по имени Клара. Хоть родилась женщиной, но все в ней было мужское. Может это от того, что она всю жизнь работала на железной дороге чернорабочей, со временем она оставила за плечами все женские прихоти, говорила обо всем прямо, не утруждая себя в выборе сравнений. Не могла ничего сказать без мата. Поэтому с ней люди общались с опаской.

Но наша апай на это не обращала никакого внимания. Она считала, что кто собачиться, с тем тоже нужно собачиться, если тебе сказали слово, то нужно ответить два. На ее глаза старалась не попадаться даже председатель жилищнего кооператива, хотя она была землячкой Клары апай.

Так вот, теперь эта Клара сидит и молчит, будто на ипподроме и переживает за коня, на которую сделала ставку.

— Не переживайте, дорогие мои! – Ее полное тело немного покачнулось. Затем она стряхнув пепел с потухшей сигареты, вытащив из коробочки новую, всунула ее между губ, – Наверно, у вас ничего не лопнет, что сразу так прямо. Не обессудьте, что не нашла красивых слов. Вы меня знаете, что я красноречием не страдаю. Говорю, что знаю. Если так, то у этой Дамели когда-то была полная семья. Сейчас ничего не осталось, разве что ее живой скелет. Мы раньше были соседями и жили в бараках около железной дороги, вокзала Алматы первой. Жили очень дружно, может не так долго, но все горести и радости делили пополам. Будет правильным, если вы будете знать об этом. Все беды начались с момента, когда ее сына забрали в армию. Слишком тяжелое испытание выпало на ее долю. Единственного сына послали в Афганистан. Не прошло и полугода, как она убивалась, обнимая цинковый гроб с телом единственного сына. Разве горе может быть без последствий. Муж пошел по пивнушкам. Слабаком оказался, вскоре и он загнулся. Вот с того времени она, несчастная мечеться между жизнью и смертью…

Она стала хлопать по карманам широкого халата. Видно искала зажигалку. Поняв ситуацию, спокойный мужчина быстро зажег свою зажигалку. Клара усмехнулась:

— Быть тебе плодовитым, ты что, меня как даму уважаешь, а?

— Не-ет, это же этикет, этикет.

Апай, увидев смущение мужчины громко захохатала, так громко, что услышал весь квартал. 

— Этикет говоришь, а? Да чтобы у этого этикетчика было побольше потомства! Скажи лучше инстинкт. Вы, так называемые мужики, наверно только в сырой земле успокоитесь, надо же, прямо как петушок ерепениться!

Мужчина не зная протягивать ей зажигалку или нет, замешкался. Клара, перестав смеяться, прикурила.

— Спасибо за внимательность! – сказала она и сделав маленькую паузу, — Ты не обижайся. Я же шучу. Э, чем эта жизнь интересна? Главное это понимание и уважение. Ведь только, что вы с этой моей симпатичной сестренкой завязали очень интересную беседу, а мы только слушали.  Благодаря этому время убили. Повезло нам? Конечно, повезло. Потому, что хотя мы и не бегаем с поводком за собакой, но хоть чем-то, но развлеклись. Разве не так?

— Конечно, соседка, конечно!

Клара решила свое внимание от мужчины переключить на женщину.

— А тебе я вот, что скажу, дорогая моя, пока в тебе еще есть огонь, мужа найди побыстрее. Тогда тебе не придется на каждого оглядываться и на всякий случай улыбаться.

Лицо светлолицей напряглось.

— Что вы говорите? Как вам не стыдно…

— Е, если ты сидишь и за глаза кого-то осуждаешь, то тебе не стыдно, а я тоже сижу и молчу, и мне еще должно быть стыдно? Это не так.

— Вы… вы…

Светлоликая разозлилась, вскочила и вся в гневе побежала в подъезд.

— Ой, мне стало плохо, — сказала апай скрутив свои толстые губы, — Этим если сказать о чем они сами думают, то им это очень не нравиться.

Теперь засуетился мужчина. Он стал что-то говорить и извинившись тоже засверкал пятками.

— Как бы там черт не свистел, но толковой мелодии не будет, — загадачно прокомментировала ситуацию, провожая спокойным взором уходящих Клара. Затем она всем телом повернулась ко мне:

— Не обессудь, дорогой мой, — сказала она очень спокойным голосом, — Я очень не люблю людей, которые себя оделяют, а других чернят, а затем бросают в их сторону камни.

Я посмотрел в сторону гор. Сумерки сгущались, темнота становилась гуще. Прохладный ветерок с гор усиливался.

***

Этот рассказ о страшной судьбе этой женщины так потряс меня, что я долго сидел как вкопанный и даже не шевелился. Перед моими глазами все время стоял образ этой женщины, она всегда ходила очень осторожно, будто все время боялась отступиться. И где ее, такую хрупкую как веточка сейчас носит? Кажется уже давно прошло время, когда она должна была вернуться. Как бы чего не случилось. От этой Алматы с ее сумашедшим уличным движением можно все что хочешь ожидать. ДТП здесь норма. Поэтому надо быть очень внимательным и осторожным. Да и эта собака с обвисшой шерстью, кажется вообще ни на что не реагирует, поэтому от нее, наверно, нет никакого проку. А если так, то лучше бы сидели дома…

Сомнения росли. Я несколько раз приподняв голову всматривался в сторону гор. Но то чего я хотел, не увидел. К тому времени в подъезд стали заходить больше людей, возврашавшихся с работы. Но на горизонте женщины с собакой на поводке все не было.

Еще в самом начале я чувствовал, что Дамели, женщина не простая. На хворающую была не похожа. Если бы так, то в год пару раз бы сходила в поликлинику. Но видимо, ее здоровье ухудшалось весной, в период прилета птиц и осенью, когда они улетали. Но это мои догадки. Просто в это время она все время была дома и никуда не выходила. Никогда не слышал ее громкого голоса, не говоря о крике. Наверно, она все держала в себе и молча влеклась по этой жизни. Видимо, она смирилась с выпавшей на нее долей.

При всей тяжести выпавшей на ее долю, годы не согнули ее в старушку, она выглядела моложавой и симпатичной. Если бы не ее рано поседевшие волосы и потухшие глаза, то она видно было, что ей не так много лет. Такой ее воспринимали до того момента, пока не видели ее взора. И только тогда можно было понять какой большой разрыв между ее молодым телом и душевным состоянием. Также ее молодость подтверждало то, что на лице практически не было морщин.

Говори, не говори, а судьба Дамели так меня взволновала, что раздумья о ней будто гвоздем прибили к скамейке. Сижу один одинешенек. Было яснее ясного, что я жду женщину с собакой на поводке. Мое терпение иссякало от этого тягостного ожидания.

Не зря говорят: «Сколько на земле человеческих жизней, столько же судеб». Может это и правда. И все же радости и горести у каждой судьбы разных цветов, а сколько всяких подсветок и излучений у каждой судьбы это уму непостижимо. Да это и невозможно. Потому что одна жизнь сменяется другой, одна бесконечность переходить в другую и понять это тем, кто видить не дальше своего носа не представляется возможным. Поэтому они, получившие жизнь, довольствуются малым и благодарят всевышнего за то, что имеют. Там где есть довольствие малым, и речи не может быть о посягательстве на вечное или бесконечное. А если так, то мы должны признать, что в этом огромном мире нам уготована ничтожная толька, мизерная часть пространства.

Но мы должны признать и другое. Главным условием того, чтобы не быть затянутым в сонное царство, необходимы постоянные встряски и потрясения. Только тогда обозначенные цели будут заставлять двигаться вперед, разрывая путы безразличия и инфантильности. Еще лучше, если есть стремление к жизни, к хорошему. Тогда люди будут переполняться лучшими чувствами друг к другу, главными из которых будут стремления помочь всем, кто рядом. Вот тогда жизнь станет яркой и полной.

Уже не помню, сколько я просидел один, утопая в своих рассуждениях, как неожиданно вздрогул услышав: «Уф!». Вы посмотрите на это – на одной стороне скамейки сидела Дамели. Огромная собака растянулась и лежала у ее ног.

— Алматы оказывается сильно изменился, — негромко проговорила женщина, заметив мое внимание к ней, — Знала бы я об этом…

Она казалась будто с небес спустилась и удивлена всем происходящим.

Я промолчал. Дамели продолжила свою мысль:

— Мне казалось, что время остановилось…

Я был поражен. Хоть и двери у нас были разными, но жили то мы под одной крышей, в одном доме, и за все время впервые услышал ее голос. Она говорила очень тихо. Можно даже сказать шепотом.

Настало время, когда шум проносящихся машин стал утихать. Их стало меньше. Я же не смотря на это, все свое внимание приковал к апай. Я старался не пропускать ни одного ее слова.

Дамели как бы куда-то пристально всматриваясь продолжала говорить тихим и ровным голосом.

— Я как-то посмотрела с вершины одного холма, оказывается город так изменился. Столько высокоэтажных домов всюду выросло. Просто счета нет. Удивительно, как это так быстро понастроили, а?

Она была похожа на наивного ребенка, который ничего не видел и не мог понять откуда все взялось. Потом она, наклонив голову в мою сторону, вглядываясь спросила:

— Тебе… тебе сколько лет, братишка?

— Уже сорок, апай.

— И правду сорок?

Она стала загибать и разгибать пальцы и шевелила губами, будто что-то считала.

— Ты… ты оказывается ровесник моего Мирасжана! — радостно произнесла она, — Но выглядишь старше. Мой сынок еще молод. Его образ всегда передо мной, он всегда юный, совсем юный! Ему было только восемнадцать…

Она всплакнула.

— Что делать, так неожиданно его потеряла. Может это повеление Всевышнего. Э-э-эй, этот призрачный мир! Тяжело, когда выбор Всевышнего падает на лучших. Но… Наверно, и на том свете нужны хорошие люди. Так всегда говорили старшие. Но говорят это уже потом…

 Дамели выпрямилась. Она не дала мне что-то сказать. Да если бы так случилось, что бы я мог сказать этому божьему созданию.  Может быть проронил пару слов утешения. Чтобы изменилось? Поэтому, может быть было правильно, что я не стал проявлять какую-то активность.

— Бекмаганбет тоже был неплохим человеком…

Муж предположил я. Так оно и оказалось.

— Он ничего не жалел, чтобы в доме всегда был достаток, работал день и ночь, не покладая рук. Он был машинистом тепловоза. Все время был в поездках. Когда возвращался с поездок, ни на минуту не отходил от своего сына. Как он его только не баловал, все его капризы выполнял. Когда мы выходили на прогулку, он непременно сажал его на шею. Я же грешная, все время ревновала его к своему мужу. Казалось, что он забирает мою любовь. Но стоило им вернуться с прогулки и когда я видела счастливое улыбающее лицо сына, то казалось нет никого в этом свете счастливее матери чем я. А когда эти чувства меня охватывали, то любовь мужа отходила на второй план. Я всегда считала себя самой счастливой в этом бренном мире.

(Пока оценок нет)

Загрузка…