Страна : Канада
Я провела детство и юность в Сибири.
Инженер. Жила в Грузии, Батуми и на Украине, Одесса. С 1999 года – в Канаде,Торонто. Пишу прозу и стихи. Писала с юности, но серьёзно занялась творчеством около семи лет назад.
Печаталась в литературно-художественном журнале “Новый Свет”.
Лауреат литературной премии им. Эрнеста Хемингуэя.
Вошла в шорт-лист номинации Проза IV международного литературного фестиваля-конкурса “Русский Гофман 2019”
Country : Canada
I spent my childhood and youth in Siberia.
Engineer. I lived in Georgia, Batumi and Ukraine, Odessa. Since 1999 – in Canada, Toronto. I wrote from her youth, but seriously took up creativity about seven years ago.
It was published in the literary and art magazine “New World”.
Laureate of the literary prize to them. Ernest Hemingway.
Entered the short list of the Prose IV nomination of the international literary festival-competition “Russian Hoffman 2019”
Отрывок из рассказа “Баварская тайна”
Есть в жизни каждой тайная страница,
И в каждом сердце скрыто привиденье,
И даже праведник, как бы во тьме гробницы,
Хранит в душе былое угрызенье.
Петр Бутурлин
Стефан взглянул в окно на вечерний Берлин, тускнеющий в растрёпанных осенних облаках. Курфюрстендамм как всегда был полон резким гулом машин, звяканьем велосипедистов и шелестом разговоров прохожих.
За стеной слышался гомон возбуждённой весельем компании. Друзья и коллеги отмечали десятилетие с тех пор, как Стефан начал практику дантиста. Он обернулся на щелчок открывшейся двери.
– А Барбара всё танцует и танцует. Она, наверное, будет балериной, как твоя мама –улыбнулась вошедшая Петра.
– Моя мама была учительницей танцев, – Стефан нежно обнял жену, хрупкую, красивую, от неё дразняще пахло горячим телом – А наша дочка пусть танцует, в этом возрасте все девочки хотят быть актрисами и балеринами. Разве нет?
– Такой день, наш праздник! – сверкнула глазами Петра. – Помню, как начиналось с маленького кабинета, а сейчас – целая клиника. Горжусь тобой!
Жена, глянув в зеркало на стене, поправила густые черные локоны:
– Пойдем к гостям, вечеринка в самом разгаре!
– Скоро приду. Я зашёл в кабинет позвонить в Швангау. Завтра два года, как тети Анны не стало. Хочу заказать цветы на могилу.
– Да, фрау Анна тебя обожала. Твои достижения – её заслуга.
– Возвращайся к гостям, милая, я буду через пару минут…
Стефан напряжённо опустился в кресло, взглянул на фото, стоявшее на столе: он, высокий, крупный, обнимает маленькую немолодую женщину. Стефан с нежностью смотрел на снимок : “Тётя Анна, это и твой праздник. Ведь ты помогла мне, ты и твоя тайна… “
Тогда, в 2008, звонок Анны застал его на пороге квартиры.
– Ты уже вернулся, сынок? Устал? – тревожно звучал голос Анны. Она всегда называла его сыном. Он был для неё и племянником и сыном и внуком. C детства Стефан помнил Анну милой и заботливой. А потом, когда не стало родителей, он видел её сильной и мужественной.
Стефан с гордостью сообщил Анне радостную новость.
– Поздравляю! Не сомневалась! – сдерживая рвущиеся эмоции, выдохнула Анна. –Теперь ты сможешь начать свою практику. Знаю, скажешь, что офис дантиста – немалые деньги. Приезжай в Швангау. Надо поговорить.
После нервозности большого города сонная чинность и молочный покой деревень умиляет. Стефан с удовольствием заметил, как он соскучился по спелым баварским краскам. Берлинская пыльная блёклость, словно медь в сравнении с ярким золотом здешних мест. Он тут вырос. Ранняя швабская осень встретила его теплыми объятиями Анны и тягучим яблочным ароматом.
–Ты так повзрослел, сынок! Я соскучилась ! – она говорила это каждый раз, когда видела Стефана после разлуки. Неважно, после разлуки в несколько дней или в несколько месяцев. – Пойдем скорее, я испекла торт, твой любимый.
Стефан следил, как тётя хлопотала на кухне. В восемьдесят шесть Анна была достаточно подвижной, да и выглядела она всегда лет на двадцать моложе своих ровесников. Небольшого роста, стройная и лёгкая, словно девочка-подросток, Анна так и не превратилась в женщину. Спину она держала ровно, а голову царственно прямо. Анна не допускала старческого брюзжания ни в голосе, ни в настроении. На первый взгляд мягкая и нежная, как персик, внутри себя она всегда сохраняла твердость.
– Ты ешь, сынок, я только что приготовила, – Анна, взволнованно дыша, суетливо переставляла на столе посуду. По просторной кухне танцевали аппетитные запахи домашней снеди.
– Время пришло тебе помочь. Ты теперь дипломированный дантист. Вот и опыт получил, работая у доктора Шмидта. Тебе уж тридцать пять, пора начинать своё дело. Красавец, моя гордость – умилённо приговаривала Анна, не отрывая глаз от родного лица.
Его правильные выразительные черты: крупный прямой нос и яркие губы, упрямой складкой говорящие о сильном характере, напоминали Анне о погибшей сестре.
– Открыть кабинет дантиста – деньги нужны. И я знаю, где их взять. Только сумасшедшей меня не считай, сынок, – присев рядом, продолжала Анна. – Я в своем уме, и память у меня отличная. Спросишь, чего так долго молчала? Эту историю я тебе в письме описала и приложила к завещанию. Раньше надобности для такого разговора не было, вот я и не решалась.
Анна глубоко вздохнула и, сдерживая волнение, начала:
– Когда погиб мой муж Гельмут, – она вздрогнув запнулась, – Я… покойнику в карман куртки положила стальную коробочку. В ней два дорогих кольца.Так и похоронили. Вон там, – Анна махнула рукой в окно, из которого хорошо было видно кладбище.
Стефан с удивлением взглянул на тётку, лицо его вспыхнуло и миндалевидные глаза растерянно заморгали. Не веря услышанному, он привстал из-за стола:
– Зачем? Почему ты это сделала!?
– Успокойся, сынок. Время-то было какое! Жуткие годы. Январь сорок пятого. Русские уже рвались к Берлину. Половина Германии в руинах лежала. Мы не знали, что с нами будет… Тогда прятали всё, что могли спрятать, боялись, что русские или их союзники выпотрошат наш дом.
Стефан взглянул в серые глаза Анны:
– Ты хочешь сказать, что надо достать кольца из могилы? Но это же кощунство! И cтоят ли они того?
– Стоят, сынок, ох, как стоят, – Анна погладила русую голову племянника. – Десять лет назад мне надо было тебе помочь. Я сказала, что это деньги твоих родителей, но тогда я продала за восемьдесят тысяч марок кольцо, что в коробку не вошло. Теперь, в евро, это около сорока тысяч. А ведь то кольцо было самое мелкое из тех трёх, что мне когда-то достались.
– Да откуда взялись эти драгоценности? – растерянно спросил Стефан. – Семья-то наша из простых фермеров. А теперь, чтобы достать кольца, нужно разрешение на эксгумацию.
– Разрешение… – вздохнула Анна – Это мы обойдем. А откуда взялись? В сорок третьем мама, твоя бабушка, дала мне три кольца. Я их тогда в одежду зашила.
История уж очень тёмная. Мама говорила, что её отец, мой дед, был камердинером у Людвига Второго, хозяина замка Нойшванштайн. В конце жизни Людвиг будто не в себе был, с ума сошёл. Он ведь и утонул как-то странно… вместе со своим доктором.
Те кольца, возможно, подарок короля моему деду, а может и … – Анна отвела глаза.– Не знаю, маму не расспрашивала. Она в то время была такая больная и слабая, что я не решилась её беспокоить. Но мама из последних сил мне наказала никому про эту тайну не говорить. И Гельмуту тоже. Он тогда в Мюнхен часто мотался на нацистские сборища, а когда войска наши стали отступать, совсем осатанел. Скажи я ему, так упрекнул бы, что сокровища Рейха прячу.
Анна, присев рядом с племянником, мягко взяла его за руку.
– Ты, вот что, не тревожься, сынок. Я всё обдумала. Плита на могиле Гельмута от времени треснула, я в Фюссене новую плиту заказала. Завтра днём старую снимут, а новую только послезавтра привезут. Могила неглубокая. Карл, наш работник, выкопал. Помнишь, я тебе про него рассказывала? Он на нашей ферме давно работал и любил нас с твоей мамой, как своих детей. Так, в сорок пятом… – Анна, шумно схватив глоток воздуха, продолжала. –Тогда Карл мне и помог Гельмута похоронить… Завтра, когда плиту снимут, пара ударов лопатой… и всё. Доски уж от времени рассыпались. А потом я сама, я всё сама… Достану коробочку. Только плиту днём снимут, а достать надо потом, ночью, чтобы никто не видел. Помощи от тебя много не понадобится.
Потрясённый странным рассказом Анны, Стефан долго не мог заснуть. Он размышлял над разными вариантами, как отказаться от этой чудовищной затеи. В голове крутились признаки старческих и психических фобий, когда люди выдумывают жизненные истории, принимая их за свои.
“Возможно, это возрастное, – теряясь в догадках, рассуждал Стефан, – но отказать я ей не могу. Что ж, могила, как Анна сказала, в самом дальнем углу кладбища, деревья вокруг, и место наше безлюдное, даже гостиницы для туристов в другой стороне Швангау. Да и идти до кладбица всего минут двадцать. А уж если нет там ничего, в могиле…, буду знать, что у Анны старческое слабоумие.”
Мысли вдруг вернули Стефана к тому дню, когда Анна сказала ему о гибели родителей. Вспомнилось, как она подбирая слова, говорила, что они теперь, будто звезды, смотрят с небес, и повторяла:”Я так люблю тебя, сынок. Я буду всегда тебя любить.” Ему казалось, что Анна его обманывает, что родители разлюбили его, бросили. Но они одумаются, верил он, они вернутся. В ту ночь маленький Стефан тоже не мог уснуть и долго смотрел в окно на яркое небо, стараясь разглядеть в звездной пестроте родные черты.
На следующее утро, Стефан встретил Анну возле могилы родителей.
– А я так и поняла. – вздохнула она. – Проснулась – тебя дома нет. Где ж тебе быть… Тут они, все наши. И мне сюда скоро… Сейчас рабочие придут. Пойдем, могила моего Гельмута там, в стороне.
Стефан вдруг понял, что Анна все эти годы ничего не рассказывала о погибшем муже. Не вспоминала она и о днях, когда у власти были нацисты. То спёкшееся в камень время словно затонуло в глубине её души. И сейчас он чувствовал, как тревожная память жутких лет выплёскивалась хриплым прерывистым дыханием из переполненной печалью груди Анны.
Рабочие сняли плиту с могилы. Рисунок трещин на ней напоминал ладонь, будто кто-то изнутри огромной рукой хотел её поднять.
“Ужас! – ёкнуло в груди Стефана – Не представляю, как мы придем сюда ночью.”
– Проснись, сынок! – Анна стояла рядом с чашкой кофе в руках. – Уже полтретьего.
Я вышла из дома, прошлась – пусто вокруг. Туристы, что в замок приезжают, спят.
Стефан неохотно поднялся, быстро выпил из протянутой чашки, наскоро оделся.
До кладбища шли молча. Фонарь Анна просила не включать. В густой темноте едва слышались легкие шаги Анны и твердая поступь Стефана. Небо изредка посылало мигающие лучи звезд. Ртутный блеск низких облаков отражался в желтеющих листьях придорожных осин.