Страна: Украина
Родом из Кировоградской области. После школы учился в железнодорожном СПТУ-14, служил в армии, работал в охране. В 1997г. за бандитизмом и убийство одного человека при ограблении вместе с соучастниками был арестован. В 1999г. приговорён к смертной казни, позже замененной пожизненным заключением. В тюрьме много читал, занимался самообразованием. Люблю спорт. Интересуюсь историей, остро переживаю экологическую проблему на нашей планете. В прошлом году издали мою повесть “Последний статус”, в которой я детально описал реалии заключения в отечественных тюрьмах, выразил свой взгляд на причину явления преступности. Приблизительно в это время я написал фантастический роман “Проект Янус”, в котором на фоне приключений главных героев затрагиваю экологические, социально-политические вопросы. Этот роман пока на рассмотрении у некоторых издательств.
Country: Ukraine
Отрывок из повести “Стезя“
“Мне скулы от досады сводит:
Мне кажется который год,
Что там, где я,– там жизнь проходит,
А там, где нет меня,– идёт!
А дальше– больше, каждый день я
Стал слышать злые голоса:
— Где ты– там только наважденье,
Где нет тебя– всё чудеса!”
=Две первые строфы из восьми
стихотворения В. Высоцкого
Обратившись в птицу и взлетев над этим городом, занимающим последние годы первые места в рейтинге по благоустройству среди остальных городов в стране, глядя на ухоженные здания, улицы и площади среди обильных распланированых зелёных насаждений, меж которыми плавно изогнулиась довольно внушительная река с грандиозным фонтанным комплексом, можно было бы получить эстетическое наслаждение.
Можно было бы влюбиться в этот город. Но только если не смотреть на серое вонючее пятно в самом его центре, выделяющееся без всяких переходов на остальной ухоженной канве, как язва на молодой чистой коже.
Как же могли допустить такое градоначальники? И почему созидательная сила покинула их, подойдя к черте этого убожества, состоящего из плотного хаотического нагромождения серых унылых зданий, змеящегося из разных точек чёрного смрадного дыма, высоких заборов, усеянных разными видами колючей проволоки, и караульных вышек? Впрочем, это описание уже, в сущности, ответ: потому что это тюрьма, на которую, увы, не распространяется гражданская сила мерии, как на раковую опухоль больного не распространяется сила иммунитета.
Именно здесь, к своему несчастью, третье десятилетие безвылазно нахожусь я, Эдуард Капитольевич.
Моя стезя по тюремным кочкам, терниям и обвалам к данной точке существования была до изнуряемости нелегкой. Но вам, обладателям видящейся мне только в грёзах свободы, гордо парящим в ярких обобщениях жизни, может показаться неинтересной моя узкоспецифическая подземная жизнь навозного червя. Тем не менее я надеюсь привлечь ваше внимание мира живых из своего мёртвого царства
фокусировкой взгляда на схожести наших представлений о мире, в котором своё существование мы не ограничиваем посюсторонним, но предполагаем другую форму жизни в потустороннем мире. Вы, как и мы, наделяете этот потусторонний мир сбыточностью несбывшихся в имеющейся жизни желаний, устраняете в его бытии горе и страдание. Так мы, сидя друг против друга, предаёмся оптимистическим фантазиям, и что может быть смешнее и нелепее этих верований. И, может быть, моя жажда свободы, жажда вашего мира в чем-то сродни вашим поискам счастья, сродни вашему недовольству своим положением; и, может быть, неумолимо и страстно ища путь выхода к свободе, я дам кому-то из вас в руки карту с более-менее различимыми указателями к счастью вашему.
В первую очередь считаю нужным отметить, что при всей своей преступной натуре, которую за эти годы я почти полностью в себе искоренил (за исключением одного ньюанса, который, собственно, и побуждает теперь взяться за перо), могу поставить себе плюсик, что хотя бы никогда не отказывался от совершенных мною преступлений – по крайней мере со времени доведения дела до суда, что, знаете ли, не очень-то у нас распространено. Впрочем, если руководствоваться пенологическими мотивами, процентов 30-40 из нас – как признающих, так и не признающих вину – давно можно было бы освободить. В конце концов на сегодняшний день суды выносят приговора от 10 до 15 лет лишения свободы именно за такие преступления, которые совершали некоторые пожизненно заключённые, отсидевшие уже за них по 20-27 лет, и это не ухудшает криминогенной обстановки. А ещё вернее сказать, обстановка в государстве из года в год катастрофически ухудшается незааисимо от интенсивности и меры наказания для плебса, что говорит о необходимости наказания для ещё нетронутой Фемидой категории глобальных преступников, а отнюдь не об необходимости безмерной кары для уже наказанных… Но это так, наивная версия… Большим людям у власти всё это, конечно, виднее.
Несомненным, является необходимость применения наказания в обществе почти независимо от обстоятельств, породивших преступление, в обратном случае можно всегда было бы найти оправдание для преступника в отсутствии его воспитания, наследственности, безальтернативной действительности и много в чём другом, что привело бы к деструкции организованной жизни в обществе. Но, думаю, также никто не будет спорить с тем, что хорошо воспитанных и образованных людей всегда намного труднее склонить к преступлению неблагоприятными обстоятельствами, нежели невежественных и невоспитанных, а теперь ещё вдобавок голодных, холодных и бесправных.
Я, например, с детства мечтал быть героем. Положительным, конечно. Но, увы, не сподобил Господь. Ладно. Зато здесь, в тюрьме, я с невиданной ранее энергией взялся за самообразование, хватаясь в доинтернетной эпохе за любой счастливый случай, занесший в это мрачное место какое-либо знание, значимую мысль и представление. Ведь откуда-то эта страсть уже была во мне, а не только к преступлению, как может считать иной строгий чопорный законник. А иногда мне кажется, что если бы от рождения и до конца юности я слышал в жизни меньше ядреного мата, истошных истерических криков, испытал меньше унижений, оскорблений, побоев, меньше видел картин, где озверелые родители с хрипом бьют друг друга, а потом по очереди ходят декларативно вешаться в дровяной сарай, если бы государство платило зарплату не раз в полгода, а хотя бы раз в два месяца, и чтоб её хватало не только на еду, но и на одежду, и на цветы для любимой девушки, и, главное, чтоб я не видел голодных глаз пятерых своих младших братьев и сестер, то вполне могло случиться (я не
утверждаю, только допускаю), что ни я, ни ещё добрая половина находящихся здесь заключённых в тюрьме бы не оказались, и моя детская мечта быть героем не выродилась в уголовный авантюризм к двадцатому году жизни, а нашла себе применение, скажем, в ратном деле или профессиональном спорте.
Увы, теперь, потеряв всякую перспективу, я из десятилетия в десятилетие сижу в камере, морща свой умный и бледный лоб, и развиваю себя чтением, тщательно номеруя количество прочитанных книг в целях регистрации роста своего развития и уже дошёл до отметки 623, дополняющихся тяжёлой сумкой собственноручно исписанных тетрадей, содержащих сведения из разной области знаний. Конечно, кто то посмеётся над моим больным самолюбием и резонно заметит, что дело не в количестве, а в качестве, определяющемся степенью понимания прочитанного, суммой вынесенных полезных знаний и мыслей. Что ж, не спорю; но, может быть, эта склонность к учёту количества отрадно взросла во мне из самих истоков родной земли, где испытывают гордость за наличие у нас огромного количества ВУЗов, выпускников и выданных им дипломов которых нигде в остальном мире не признают.
А вот, например, в Бразилии есть тюрьма, где в целях перевоспитания за прочтение одной книги заключённому уменьшают срок на четыре дня. Вот бы и у нас так! Тут у меня, почитай, на лет семь срок бы враз сократился, если оценивать количество книг, прочитанных до сего дня. Но ежели б иметь в виду такой закон наперёд, то здесь можно было бы, так сказать в целях оптимизации процесса производства свободы, незаметно переключиться из книг на брошюры.
Это, знаете, личное дело, кому чем гордиться: где-то гордятся количеством Нобелевских лауреатов, развитой наукой, где-то богатой экономикой, благополучием народа, чистотой природы… А где-то всего этого нет ни в каком виде, зато есть несколько выдающихся спортсменов и ещё более выдающихся глобальных катастроф… Это тоже, знаете, поплавок, чтобы не кануть в безвестность.
Вот и я выделяюсь среди своего окружения большой начитанностью, способностью набить иную наглую рожу да ещё каталогом пережитых издевательств, с которых я вышел не потеряв ума и не превратившись в злобное больное животное.
Я открываю книгу, как дверь общественного транспорта и еду вдоль ларьков, памятников, павильонов и дворцов чужих мыслей; пусть это не очень развивает интеллект, пусть эта скала чужих мыслей затеняет мои собственные и осложняет раскрытие своего внутреннего богатства (как у Ницше:” Это я видел своими глазами: одарённые, богатые и свободные натуры уже к тридцати годам “позорно начитанны”), зато развивает эстетическое, а там, глядишь, и этическое чувство.
А в это время моя старая больная мама, в полусвихнувшемся состоянии, до сих пор тянет по отечественной ухабистой дороге свою скрепящую арбу, груженную собственными невоспитанными и неприспособленными к жизни детьми, где по пути сыновья постоянно сваливаются в грязь, и среди них я, неготовый решиться одним махом остановить свою тупиковую ветвь по примеру одного из своих братьев, чтоб облегчить бремя матери, тратящей с сестрой на моё существование больше всего сил, в чём, как мне кажется, мой по-прежнему неодолимый инстинкт самосохранения умело маскируется под мысль:”Ах, как это тяжело воспримет мама и сестра, все усилия которых я этим актом уже окончательно сделаю бессмысленными”.