Павел Пермяков

Отрывок из сборника рассказов

Дача

Прошёл дождь. Над землёй, украдкой поднимаясь, подрагивал пар, а в изумрудных зарослях, приютивших листья и дикий сор, казалось, прячется кто-то невидимый — лёгкое волнение заострённых кончиков травы выдавало его.

С одной стороны улица моя была входом в рай, с другой — пристанищем для утомлённого путника. Дача стояла на ней, раскинувшись треуголкой крыши и теремом многоокой смеющейся веранды; умывшись прошедшим дождем, она светилась теперь в лучах солнца, играющего на ней разбросанными щедрой рукой крупицами счастья.

Оставив за собой деревянную калитку, я побежал по лужам, нарочно разбивая сандалиями их гладь, пока, разогнавшись и задержав дыхание, с восхитительным звуком не врезался в одну из них, самую большую!

Необыкновенно пахло зеленью; пьянящий до головокружения воздух, чистый и наполняющий ароматом листвы, поил меня, и я никак не мог им напиться. Тело моё неслось вперёд, и душа летела, птицей врываясь в замершее пространство, которое, я знал, ждало меня там с раннего утра.

Устав и остановившись, я ощутил под ногами мокрую траву. Здесь были покрытый драгоценными слезами и демонстрирующий всем нити тощих прожилок подорожник, не менее заплаканная крапива, несколько хмельных улиток, и даже один бурый дождевой червь. Я подумал и сказал им, нагнувшись: «Будет вам печалиться, жизнь — это лучшее, что выдумала природа».

Вступив ногой в грязь, я чертыхнулся, но, почистившись, направился дальше, продолжая с восторгом разглядывать алмазный бисер на свежеумытых листьях. Я прислушался и услышал, как они, волнуясь на ветру, тихонько перешёптывались, разговаривая каждый о своём. Ах, как много чудного таила в себе дорога, извилисто убегая от меня, маня вдаль!

Ещё немного путешествия в заросли, скрывающие от любопытного взгляда, но не от меня, изобилие светящейся янтарём алычи. Наевшийся ею, я не заметил, как рубаха, нашедшая кусты, уже намокла, облепив разгорячённое тело подобно гигантскому листу капусты.

Я держу путь назад.

Там, где притаившаяся под самым небом веранда, живёт моя подруга. Часто, собирая вместе разные разности, мы кладём их, утрамбовывая, в большую пузатую банку, так мы готовим маринад. Это наш секрет. У нас их много.

Разомлевшие от солнца и приключений, не зная, что ещё вообразить, мы смотрим вниз, свешиваясь головой с деревянных перил, и ощущаем волны страха. Там — собака. Одичавшая от тоски и запертая в клетку на замок, она обезумела от собственного лая. Из пасти её вместе с белой пеной выступает отчаяние.

Дальше — качели. Порыжевшие от непогоды и закалённые ветрами, они ждут меня, приглашая, и я, не в силах отказать им, взлетаю и взлетаю над землёй, чувствуя щемящую сладость в животе.

Напротив стоит, кажущаяся вросшей в землю, исполненная важности от осознания переполняющих её тайн телефонная будка. Оберегаясь от недружелюбной действительности в защитный цвет, гордячка с неохотой впускает в себя очередного страждущего, и тугая дверь её, сопротивляясь, тоскливо голосит на всю улицу, заявляя, как мучительно расставаться ей со своим блаженным одиночеством.

Вот вдали показался мой сказочный дом. Там, в кухонной избушке, благоухая, терпеливо ждёт меня вкуснейший обед: холодный суп, второе, черничный кисель. Сердце сладко ноет от предвкушения трапезы и передаёт ногам импульс — беги!

Но сегодня я медлю, не в силах отказаться от воли. Восток, запад, юг, север и, я верю, ещё одна сторона света, пока ещё не открытая, зовут меня. Я должен, просто обязан поспешить к ним навстречу.

Это мой мир. Лето на то и дано, чтобы длиться вечно. А когда приходит его конец, я знаю об этом точно, то наступает смерть. Холодная, шумя дождями, она заставляет падать обречённые листья вниз, под ноги приютивших их деревьев. Затем, притоптав и погубив всё живое, она, довольная, взмахивает плащом и укрывает белым. За это я её не люблю.

Но пока жизнь живётся. И я ловлю её в кулак. Я подпрыгиваю на ней. Жонглируя, я бросаю её с ладони на ладонь и с неутомимым любопытством рассматриваю.

Усталый, я возвращаюсь под родной кров, постепенно млея от ощущения приближающегося уюта. От кормящих меня заботливых рук, а затем укладывающих на старый топчан. Полуденный сон смежает веки. Увиденный день вновь сладко пробегает передо мной. Я пытаюсь ловить его непослушными руками. И он ныряет в меня глубже, глубже. Я сплю.

Трое

На возмутительном расстоянии друг от друга жили на свете три старичка. Первый жил в соседней от второго комнате. А третий жил в другом городе и вообще в другом месте. Несмотря на такие расстояния, они увлекались дружбой друг к другу.

Раз осенним утром первый старичок вскричал, проснувшись, второму: «Эй, гнусный старикашка, вставай, иди готовить мне завтрак!» И замолотил своим сухим кулачком в стену.

В это время третий старичок вздрогнул в другой стране у себя в кровати. Такая у них была сильная связь друг с другом. Он встрепенулся, удивлённо посмотрел по сторонам и тотчас заснул снова. Во сне ему привиделось большое синее море, по которому он шёл как посуху, абсолютно в него не погружаясь. И когда дошёл он до его середины так, что берег стал как тоненькая ниточка, то на плечо ему опустился с небес чёрный ворон. Старичок стал отгонять его, размахивать руками, но тот повернул к нему свой клюв, и старичок увидел, что это не ворон вовсе, а второй старичок. От этого он и проснулся.

А в это время первый старичок лежал в своей кровати, рассерженный и разобиженный — никак второй старичок не хотел готовить ему завтрак, даже несчастный чайник на огонь не поставил! Второй старичок, который приснился третьему и который не желал заботиться о первом, хотя у них был уговор — каждый готовит еду другому в течение недели, а потом они меняются местами, лежал в кровати поверх одеяла, одетый в серые брюки и синий кафтан. Он, оказывается, давно уже проснулся и действительно собирался заняться хозяйством, как внезапно ослаб и прилёг, как он сказал себе, ненадолго. Однако незаметно для себя задремал и даже слегка похрапывал. Снились ему странные места, все заросшие зеленью, таких он никогда раньше не видел, и среди этой зелени стоял дом, а из большой трубы его шёл густой дым. Дальше он ничего не успел разглядеть, так как первый старичок вновь застучал в стену, которая прилегала прямо к его кровати. Он вздрогнул и очнулся. Пошевелив густыми бровями, он сладко потянулся и правым боком стал медленно валиться с кровати на пол — это был лично им изобретённый способ вставания с кровати с наименьшими усилиями, используя лишь силу земного притяжения.

Тем временем первый старичок, уже осипший от криков ко второму, с ушибленным кулачком и обессиленный от безответных призывов, стал потихоньку проваливаться в сон. Вскоре он вынырнул во сне, очутившись на необитаемом острове. Он был совсем один, но это его нисколько не пугало. Только в ушах стоял звон, да в нос бил запах гари. Перед ним неожиданно возник большой дом, затем он увидел много зелени, окружавшей его, и сразу же, как это бывает во сне, очутился внутри этого дома.

На большой кровати, стоящей посреди просторной комнаты, лежали в обнимку два старичка — второй и третий. Они мирно спали, посапывая и шевеля губами, бороды их растрепались, а одеяла свесились, почти касаясь пола.

Наш первый старичок сильно обрадовался, увидев всю компанию вместе, однако решил подшутить над ними. Для этого он вынул из кармана длинную английскую булавку и нанизал на неё два их одеяла, так что они стали одним большим одеялом. Его план был прост — после того как один из старичков потянет за собой своё одеяло во сне, то он вытянет на себя и одеяло второго, оставив того ни с чем. И тот, другой, пока он ещё не знал, кто именно, проснётся от холода и отколошматит соседа. «Вот это будет веселье», — подумал он и тотчас проснулся.

А потом все три старичка, вырвавшись из объятий своих снов, решили повстречаться друг с другом наяву. Они долго расчёсывали свои седые бороды — третий старичок в далёкой стране, а первый и второй старички, жившие вместе, делали это в одной квартире.

Кто знает, как события развернулись бы дальше и смогли ли они действительно встретиться все вместе, если бы снова не заснули прямо после расчёсывания своих бород? Дело в том, что они вновь стали засыпать поочерёдно, один за другим. Вначале ослаб первый старичок — он почувствовал дуновение сна прямо на своей окладистой бороде и, придерживаясь за стеночку, прошаркал к своей кровати. Он начал похрапывать ещё до того, как положил голову на подушку — так сильно навалился на него сон.

После первого старичка настал черёд третьего. Он заснул стоя, прямо у зеркала, но ноги его вскоре подкосились, и он повалился во сне на пол, даже не успев попасть на кровать.

Второй старичок оказался покрепче своих друзей и даже сообразил, будучи в кровати, получше укутать себя пуховым одеялом. Чувствуя приближение сна, он замурлыкал себе под нос песенку и таким приятным образом отошёл в царство грёз.

Трём старичкам снилось одно и то же — они прогуливались вместе по берегу моря, держа друг друга за руки и о чём-то непринуждённо беседуя. Лёгкий бриз трепал их длинные бороды, и, судя по всему, они были весьма довольны тем, что находятся вместе, а также этим морем и длинным пляжем, по которому они шли и, вообще, всей своей жизнью.

Таким образом, двое старичков, не покидая своих кроватей, а третий, расположившись прямо на полу, сумели встретиться друг с другом, не прикладывая к этому никаких усилий.

(20 оценок, среднее: 4,45 из 5)

Загрузка…