Страна: Украина
Ольга Багрий — киевская поэтесса и прозаик. Родилась в Белоруссии 29 августа 1927.
Первыми произведениями были ее воспоминания о войне, которые она начала записывать еще в студенческие годы. Однако, первые книги издавались уже в зрелом возрасте.
Особое место в ее работе имеет тема Великой Отечественной войны. В памяти остался ужас концентрационных лагерей, оккупации, горя и боли белорусского народа. Одна за другой начали появляться ее проза, стихотворные сборники, книги и очерки о животных.
Любовь, сострадание и забота не только о семье и друзьях, но и обо всем человечестве, прошли через все ее творчество и отразились в поэтических строках. Линии ее стихов и прозы пронизаны любовью и радостью жизни, грустью и скорбью; верой и надеждой; осуждением человеческих пороков; искренностью чувств и чистотой души; соображениями о вечности в бесконечности.
Ольга Багрий является автором более 17 книг.
Она пишет и сейчас. Это ее жизнь.
Country: Ukraine
Отрывок из рассказа «Джонни-аристократ»
Следующей весной нам снова пришлось столкнуться с брошенной собачьей судьбой. Приехав на дачу после зимы, мы с мужем и Вовой заметили, что от самых ворот к собачьей будке, которую мы унаследовали от Евдокии, прежней хозяйки, была протоптана узкая тропа, которой постоянно пользовались. В будке зимовал какой-то зверек, решили мы. Пока мы открывали дверь, появился и объект наших расследований. Им оказалась собачка непонятной породы, на низких лапах, с хорошо развитой мускулатурой, такой на вид крепыш. Шерсть абсолютно черная. Он не испугался, а внимательно разглядывал нас, как бы соображая, что от нас можно ждать. Когда он подошел поближе, я заметила, что в уголках глаз скопился гной, но шерсть была гладкой и даже лоснилась, без следов лишая, или каких других кожных заболеваний.
– Что? Брошенный? Зимовал в будке? Представляю, как тебе одному тут пришлось! – обратилась я к нему.
Интонация моего голоса вызвала у него доверие, и он приблизился. На крыльце стоял большой целлофановый кулек с сухарями из белого и черного хлеба. Мы собирали их всю зиму и привозили Настасье. Она находила всему применение.
– Небось голодный? – продолжала я. Достав сухарь, я протянула его ему, чтобы показать собачке, что в мешках нет ничего интересного для него. К моему удивлению он подошел ко мне, осторожно взял сухарь в рот и стал есть его, шумно хрустя, и быстро съел. Я протянула ему еще кусок. Он попытался его есть, потом передумал, побежал с ним к забору, и стал зарывать сухарь в землю. Вернулся и снова смотрит просящими глазами. Я протянула ему белый сухарь, он взял его из моих рук так деликатно и осторожно, и съел с таким удовольствием, при этом не проявляя несдержанной жадности, будучи голодным. Я прониклась состраданием к этому несчастному собачке. Это была первая зима в его жизни и ему пришлось в одиночку сражаться за свою жизнь, борясь с голодом и холодом. И выжил он только потому, что в деревне, и в ее окрестностях было много баз отдыха. На нашей даче ему было спокойно, никто не тревожил его здесь и он был защищен от случайных недругов, но не от голода и тоски, а в будке прятался от непогоды и согревался. По всей вероятности, соседская Маша, которая так агрессивно встретила Топу, не восприняла постояльца нашей собачьей будки серьезно, потому что меня не было на даче и повода для ревности не было. Мы дали ему кличку Джонни.
Как же Джонни оказался в Рудынах? Все очень просто. Его щенком привезли дачники, жившие на берегу Козынки за забором нашей дачи, чтобы их ребенку было с кем играть все лето. Джонни не было плохо летом, его кормили достаточно и, конечно, он привязался к этим людям. Но в конце лета они покинули свою базу отдыха и безжалостно оставили совсем еще щенка на произвол судьбы. Это было жестоко с их стороны, но Джонни не хотел верить и понимать это. Он поселился на нашем участке именно потому, что надеялся на их возвращение. Куда бы не носили его ноги в поисках пищи, он возвращался в нашу будку.
Весна в тот год была теплой и дачный сезон для нас начался в начале апреля. Мы приезжали в пятницу и оставались на субботу и воскресение. Когда же у меня был свободный от лекций день, я появлялась на даче и среди недели. Джонни встречал меня радостно. Он чувствовал мою заботу и ждал меня. Помимо Джонни у меня появились еще две новые подружки – кошки соседки, усадьба которой находилась за генеральской дачей, наших соседей справа. Одна – белая в серых пятнах, очень смелая, инициативная, с характером лидера. Другая – серенькая, спокойная, без претензий кошечка, поменьше ростом. Они появлялись у меня на крыльце каждое утро, за своим угощением. Среди них был, конечно, и Джонни. Он приходил на завтрак на вполне законных основаниях – он жил на даче. Я заботилась о нем постоянно, промывала ему глаза и он был счастлив. Почти все время проводил на участке. Ему уже не приходилось добывать себе еду, когда я находилась на даче. Но Джонни уступал свое право первым получить угощение кошкам. Утром они появлялись перед крыльцом и сидели в ожидании, когда же я открою дверь и выйду на крыльцо. Завидя гостей, я говорила:
– А, вы уже здесь?
Для них это означало, что я одобряю их присутствие. Первой на крыльцо подымалась белая кошка. Я возвращалась в дом и искала в холодильнике что-нибудь подходящее, для угощения. Если я несколько задерживалась, то она заходила в дом, напоминая о себе, даже могла прыгнуть на стол, что я не поощряла.
Получив свое угощение, белая кошка отходила в сторону, только после этого серенькая кошечка поднималась на крыльцо. Джонни терпеливо ждал своей очереди. Он, как истинный джентльмен, уступал очередь дамам. И когда серенькая кошечка спускалась с крыльца со своим угощением Джонни выступал вперед. Меня умиляло то, как он красиво и с достоинством брал еду из моих рук, как истинный аристократ.
У нас часто на обед была рыба. Мы покупали ее в Украинке на базаре. Чистила я ее во дворе, чтобы не засорять дом шелухой. Кошки были рядом. Рыбьи головы, все внутренности я отдавала им. Но насытить их было невозможно. Стоило мне отвернуться на секунду, как они уже волокли мою рыбу по траве, совершенно не стесняясь. Даже услышав мой укоризненный голос, они не спешили расставаться с рыбой, и не уходили, как бы уверяя себя: “Ничего, не получилось с первой попытки, возможно, получиться со второй”. Джонни не составлял кошкам компании – он не любил рыбу.
Иногда я выносила на крыльцо остатки хлеба, чтобы они подсушились на солнце и не плесневели, потом я их отдавала Настасье. Однажды я заметила, что Джонни таскает их и зарывает в землю около забора. Бедняжка, он не исключал снова остаться один на один с зимой и голодом.
В начале мая зацвел сад. Самое пленительное время на даче – бело-розовое очарование. Оно благоухало и ласкало взгляд. Пчелки жужжали около цветков, выискивая нектар. Однажды утром мне довелось наблюдать, как пчелка умывалась росой, сидя на листке яблони. Погружая передние лапки в капельку росы, она подносила их к головке и умывалась так усердно, как и мухи, кошки и собаки, и другие животные.
Пчелка, умывшись, взлетела, заглянула в цветок, потом другой и скрылась из вида. Приятно было находиться в саду в период цветения. Особенно по утру, когда ночная прохлада еще царила в воздухе.
Дачники, жившие в деревянных домиках на берегу речки за нашим участком, с которыми Джонни провёл своё прошлое лето, стали открывать свой летний сезон. Слышались голоса поселявшихся. Постепенно они заселились. Они устанавливали телевизор во дворе, чтобы все на берегу могли пользоваться им. Я заметила, что Джонни стал исчезать со двора на продолжительное время, забывая об обеде. Не трудно было догадаться, где он проводил это время. Я громко звала его, и он тут же появлялся. Съедал свою порцию обеда, и снова исчезал. А потом стал очень неохотно откликаться на мой зов. Вернулись его прошлогодние хозяева, обрадовались, увидев его, что не надо будет заводить нового щенка к удовольствию своего ребенка, а Джонни простил их. Весь день Джонни проводил с дачниками, но ночь проводил у нас на крыльце. Открыв утром дверь в сад, я заставала его еще спящим, свернувшись колобком.
Я угощала его колбаской, давая ему понять, что не сержусь на него за то, что он так мало времени проводит со мной, понимая, что в нем теплится надежда, что, возможно, на этот раз его не оставят, а возьмут с собой.
В течение всего летнего периода, Джонни не нуждался в еде. Он был сыт, немного подрос и поздоровел. Я не находилась на даче постоянно: уезжала, возвращалась. Джонни иногда приходил навестить меня. Ему пока было хорошо. Но наступил сентябрь и Джонни опять покинули. Что было на сердце у тех людей, когда они оставляли Джонни одного, я не знала. И думали ли они вообще о нем? Так просто бросили и уехали. Им и в голову не приходило, что он будет страдать не только от голода и холода, но и от их предательства. Ведь он привязался к ним, любил их, и простил их первое предательство. Теперь оно повторилось. Джонни уже знал, что ждет его впереди. Он уже прошел через все это. Опять одиночество и тоска, и борьба за существование. Беготня по зимним базам отдыха, деревне в надежде добыть что-нибудь, чтоб утолить голод.
Сухой хлеб, кости от обеда я выставляла для Джонни, чтоб он делал себе запасы на зиму. Он закапывал все это всегда в одном месте, только вдоль забора. Почему? Да потому, что под забором никто не ходил и земля не была утоптана и легко будет откапывать свои запасы. Додумался же он до этого.
Я пожелала Джонни удачи и тоже уехала в Киев. Начинался учебный год.
Мы приехали на дачу с мужем в середине сентября. Джонни находился где-то недалеко. Услышав движение и разговор на даче, тут же появился. “Ну что? – говорю я ему. – опять остался один?” Джонни грустно посмотрел на меня. В глазах была тоска и какая-то виноватость. Ему было стыдно за людей, которые снова бросили его.
В первую очередь надо было накормить Джонни. Нарезав несколько ломтиков колбасы, я протянула их ему один за другим. Джонни брал их у меня из рук с прежней деликатностью аристократа, который будучи голодным, не забывает о хороших манерах…..
(3 оценок, среднее: 4,33 из 5)
Загрузка...