Наталья Тованчёва

Отрывок из рассказа “Крекеры”

   — «Мишки» закончились,- прошелестело по очереди.

   — Мам, слышала?- сын расстроенно посмотрел на меня.

   — Ничего, Юрик, там ещё много чего есть вкусного,- успокаивающе сказала я,  а про себя подумала: хоть бы что-нибудь осталось. 

   Сегодня была суббота, двадцать восьмое декабря. Три дня не просто до конца месяца, но целого года! В такие дни в магазинах «выбрасывали» дефицитные обычно продукты и вещи. Вещи — Бог с ними, с вещами, а вот продукты на праздничный стол купить надо. Особенно сейчас. Доставать нужно было буквально все: майонез и зелёный горошек для обязательного оливье, конфеты и мясо, яйца и порошок желатина для любимого десерта… Шампанское вообще припасали чуть ли не за год.  Декабрь девяносто первого. Восьмого декабря случилась Беловежская пуща, в среду Горбачев сложил полномочия, позавчера официально сказали, что страны СССР больше нет, а есть Россия и СНГ.

    И сейчас новоявленные жители новой страны топтались на холодном ветру в очереди к окошку универсама, чтобы было чем отпраздновать уходящий чудовищный год. Я взяла сына с собой,  потому что давали «в одни руки». Например, одной мне дали бы полкило конфет, а на двоих килограмм. Если повезёт, можно разжиться двумя банками горошка и двумя пачками сливочного масла.

   Кстати, о масле. Я посмотрела на часы. Сейчас должны были привезти молоко.

   — Сынок, я за молоком сбегаю, ты здесь стой и никуда не уходи, слышишь? Никуда. 

   Сын, росший в эпоху тотального дефицита и очередей, понятливо  кивнул.

   — Конечно, мам.

   Я побежала внутрь магазина. В молочном уже стояла толпа, значит, сейчас вывезут. Ну вот, едут. Дородные тетки в грязных халатах вывезли высокие этажерки, составленные из металлических ящиков. В ящиках лежали треугольные сине-красно-белые пирамидки  с молоком. Пакеты цвета будущего флага моей страны…

   Тетки пихнули этажерки прямо на толпу как еду зверям в зоопарке. Толпа кинулась, выхватывая  пакеты из ящиков, пакеты рвались, молоко текло, быстро образовались молочные лужи… Осатаневшие люди вырывали молоко из рук друг друга, началась ругань, крики.  Я чудом схватила четыре пирамидки, кинула их в сумку. Протекут, скорее всего. Но ничего, не все же протечет, что-нибудь останется…

   Молоко было спасением. Крупы ещё можно было достать и купить впрок, каша выручала на завтраки и ужины. Ещё здорово выручало тесто. Уже появились мини-пекарни, они пекли какой-то особенно вкусный хлеб, невиданные багеты и продавали готовое дрожжевое тесто. Дрожжей в продаже не было давно. А если купить банку густого грушевого джема отвратительного цвета, но вполне съедобного вкуса, картошку и капусту, то пирожки с тремя видами начинок прекрасно кормили семью несколько дней.

   Я вернулась с молоком в очередь к сыну. Расстроенный Юрик сказал, что кончилось и птичье молоко, которое он так любил. Я видела, что сын замёрз и отправила его погреться внутрь магазина.

   Мы стояли уже два часа. Новости были как сводки с фронта, одна хуже другой. Кончились песочные печенья под названием курабье, с восхитительной капелькой варенья в центре. Потом шоколадные вафли. Потом конфеты «Каракум», неизвестно почему названные именем пустыни. В отличие от молочной очереди, конфетная стояла тихо и обречённо. Понятно, что сладости — не предмет первой необходимости, без них можно обойтись, но так хочется порадовать близких в праздник…

   Господи, что ж там осталось-то? Нам с пустыми руками домой никак нельзя. Валя ни за что не поверит, что все это время мы просто стояли в очереди, ничего не купив. Он давно уже не ходит в магазины и плохо представляет, что тут творится. 

   Он давно уже никуда не ходит. Месяца два. До этого ещё была надежда, сейчас ее все меньше.

   Я вспомнила тот ужасный день, когда узнала диагноз мужа. Рак в начале девяностых — это практически была смерть. Ни денег, ни лекарств. Тем более, у мужа была меланома — скоротечная и смертельная форма. Валя слабел и худел стремительно, последнее время ходил уже только по квартире, но боролся отчаянно. Только очень тосковал один без нас с Юриком, не любил оставаться один. 

   А тут, как назло, такая очередища… И уходить уже жалко — столько отстояли…

   Через три часа нашего стояния мы, вконец замёрзшие и измученные, подошли к прилавку. На прилавке уже не было ничего, только за спиной у продавщицы стояло несколько ящиков.

   — Крекеры остались,- с ненавистью ко всем нам сказала продавщица,- будете брать?

    — А печенье, конфеты?

   — Только крекеры, женщина, брать будете?

   -А сколько… можно?..

   — Да сколько хотите. Хоть ящик, в нем шесть килограмм.

   Крекеры у нас в семье никто не любил особенно. Разве так, иногда, с вареньем и чаем. Но мы простояли за ними три часа. И неизвестно, что там будет дальше, в этом СНГ.

   — Давайте ящик.

   Мы ехали с Юриком домой на троллейбусе с тяжеленным ящиком в руках, усталые, молчаливые, подавленные. Это была не жизнь, это не могло называться жизнью. Но что делать, было совсем непонятно. Ни мне, ни тем более тринадцатилетнему Юрику.

   Вся страна в те дни тряслась в одном троллейбусе. В страхе, безысходности и тревоге. Было непонятно, как жить дальше, что предпринять.

   Валя сидел на балконе одетый — в шапке, куртке, перчатках. Ждал нас. Увидел крекеры, посмотрел удивлённо.

   — И вы за ними стояли три часа?..

  Он умер через месяц, 31-го января. В этот день случился Нагорный Карабах.Но я узнала об этом позже, значительно позже. Когда смогла хоть что-нибудь понимать.

   А крекеры мы с Юриком ели года три. Они стояли в ящике в углу кухни и как каша в сказочном горшке, никак не заканчивались. И не портились — сухие, крепкие, соленые. Гораздо крепче людей.

                                                                   Наталья Тованчёва

ОТРЫВОК:

КРЕКЕРЫ

   — «Мишки» закончились,- прошелестело по очереди.

   — Мам, слышала?- сын расстроенно посмотрел на меня.

   — Ничего, Юрик, там ещё много чего есть вкусного,- успокаивающе сказала я,  а про себя подумала: хоть бы что-нибудь осталось. 

   Сегодня была суббота, двадцать восьмое декабря. Три дня не просто до конца месяца, но целого года! В такие дни в магазинах «выбрасывали» дефицитные обычно продукты и вещи. Вещи — Бог с ними, с вещами, а вот продукты на праздничный стол купить надо. Особенно сейчас. Доставать нужно было буквально все: майонез и зелёный горошек для обязательного оливье, конфеты и мясо, яйца и порошок желатина для любимого десерта… Шампанское вообще припасали чуть ли не за год.  Декабрь девяносто первого. Восьмого декабря случилась Беловежская пуща, в среду Горбачев сложил полномочия, позавчера официально сказали, что страны СССР больше нет, а есть Россия и СНГ.

    И сейчас новоявленные жители новой страны топтались на холодном ветру в очереди к окошку универсама, чтобы было чем отпраздновать уходящий чудовищный год. Я взяла сына с собой,  потому что давали «в одни руки». Например, одной мне дали бы полкило конфет, а на двоих килограмм. Если повезёт, можно разжиться двумя банками горошка и двумя пачками сливочного масла.

(1 оценок, среднее: 5,00 из 5)

Загрузка…