Страна: Россия
Пишу стихи и небольшие рассказы, которые однажды, надеюсь, станут основой для романа. Верю, что любая фантазия, облаченная в правильные слова, способна стать реальностью.
Country: Russia
I write poems and short stories which I hope one day will become a novel. I believe that any fantasy written in proper words could happen in the real world.
Отрывок из рассказа » Я с другой стороны забора «
На месте кольца остается красный след. Теперь голова кошки скалится на мизинце руки, торчащей из белого свитера. Где-то в глубине дома слышен стук каблуков. Звук приближается и замирает возле парня в белом свитере. Со стуком каблуков стихают и все прочие звуки. В такой тишине можно услышать дыхание и сердцебиение каждого, но сердца не бьются, а легкие не наполняются воздухом. Это не та тишина, к которой бежишь домой после работы. Чужая и неуютная, эта тишина ползет холодным потом по остывающему телу. Не звенит даже время. Все живое окаменело. Я хочу повернуть голову, но ледяные лапки жуков, порожденных туманом в стенах, крепко обхватывают каждый позвонок, и моя шея остается неподвижной. Одна лишь мысль о движении – изо всех углов ко мне уже бегут невидимые жуки, чтобы маленькими замочками облепить все части тела. Они ждут, когда я дам им повод сковать сердце. Я не шевелюсь и не дышу. Все замерзает и превращается в камень. Из этой клетки выхода нет. Мы новые экспонаты музея. Из этой клетки выход только на свалку. Жива ли я еще? Стук. Грязные руки забивают гвоздь в крышку гроба. Второй. Комья замерзшей земли падают из раскрытых ладоней. Третий. Это шаги. Каблуки. Быстрее. Дальше. Щелкают замки. Шорохом звенят лапки жуков. Прочь. Назад в свои холодные норы. В чей-то другой каменный сон. Я делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание, боясь, что кто-то вновь застучит каблуками и отнимет мой последний выдох. Я слышу, как бьется сердце. Мое. И еще четырех человек. Каждый по очереди делает вдох, замирает, прислушивается. На выдохе возвращается тепло, все звуки и возможность двигаться. Парень в белом свитере стягивает с мизинца кольцо, оглядывается, надеясь разглядеть ушедшего, но каблуки уже звучат в комнатах другого мира.
Никто не говорит ни слова. Все также молча, все возвращаются к еде. Я отрезаю кусок, накалываю его на вилку, а когда подношу ко рту, на колени что-то падает. Я кладу вилку на край тарелки, смотрю вниз – на коленях извивается клубок белых опарышей. Я стряхиваю их. Смотрю на тарелку – опарыши, на столе – опарыши. Белые. Холодные. Они вылезают из моего куска мяса и расползаются по всему столу. Я вскакиваю. Кричу. Смахиваю их с себя, с тарелки. Прошу остальных помочь. Все продолжают есть. Мужчина с усами подносит очередной кусок ко рту, на вилке одни опарыши. Подбегаю к нему. Ударяю по руке. Опарыши феерверком разлетаются в разные стороны. Почему никто не обращает на них внимания? На этих маленьких, белых, мерзких личинок? Они же повсюду. Чувствую, как ползут по моим ногам. Стряхиваю. Начинаю топтать. Пожалуйста, пожалуйста! Уберите их. Все, что угодно, только уберите их отсюда. Я катаюсь по полу. Твари заползают мне в уши. Я закрываю глаза. Переворачиваюсь на спину. Слышу, как лопаются их белые сочные тельца. Больше нет слов. Я обхватываю колени и что-то мычу.
– Эй, все закончилось, – парень в белом свитере протягивает мне руку.
– Что? – я поднялась и огляделась. – Куда они делись?
Все еще озираясь, дергая плечом, я прошла к своему месту. Делая очередной шаг, я боялась услышать, как лопаются холодные личинки.
– Никуда, их…
Парня прервали хлопки. Усатый аплодировал, девушка с темными волосами встала и поклонилась.
– Это она сделала? – усатый кивнул. – Она?!
Я возвращаюсь с прогулки. Мне лет пять. Возле дома слышу какой- то писк. Иду на звук. С торца дома под балконом первого этажа лежит котенок. Из носа течет кровь. Левое ухо порвано. Задние лапы лежат неподвижно. Глаза закрыты.
Я всегда любила животных. Когда родители купили мне котенка в первом классе, я больше десяти часов просидела, не двигаясь, даже описалась, потому что боялась разбудить спящий на моих коленях пушистый комок.
Как кто-то может не дорожить жизнью, чьей бы она ни была? Что я могла сделать для него? Отнести в ветеринарную клинику? – я даже не знала, где она находилась, и уж тем более, у меня не было денег, ни на проезд, ни на лечение. Принести домой? Однажды мне за это уже здорово досталось от отца, а пес, которого я притащила, был пинками возвращен назад на улицу.
Я бегу домой, беру коробку из-под фена, несколько тряпок, вату, перекись водорода, наливаю молоко в пластиковую крышку. Залезаю под балкон, ставлю рядом с пищащей мордочкой крышку с молоком, стираю кровь с носа и подношу палец, смоченный в молоке. Я чувствую, что котенок еще дышит, но молоко с пальца почему-то не слизывает. Стелю тряпки в коробку и пытаюсь переложить туда теплый комок с холодного асфальта. Приподнимаю котенка, просунув обе руки под живот, задняя часть туловища отваливается. Будто никогда и не была со всем остальным единым целым. Я держу переднюю половину тела, чувствую, как бьется сердце, котенок все еще пищит, тело дрожит, а на мертвые задние лапы сыплются белые личинки, сжимают и разжимают кольца холодных тел, испачканных в теплой крови.
Когда мама вернулась с работы, я все еще сидела под балконом. Руки закоченели. Котенок был еще теплым, но больше не пищал. Молоко было ледяным. По нам ползали мерзкие белые черви.
Я ненавидела ту, что вновь вернула меня под этот балкон, ту, чей клок кудрявых темных волос я только что вырвала, ту, которую я пинала ногами, ту, что звала на помощь, уползая от меня под стол. Я что-то кричала, била, хватала ее за руки, била лицом о стол, кричала еще громче, сидела на ее груди, закрыв глаза, била, била, била, а в следующий момент из разорванной кожи торчали осколки ее нижней челюсти.
К нам подошел мужчина с усами и что-то долго говорил. Он говорил, я пыталась стереть кровь с побелевших костяшек. Он говорил, я вся дрожала. Он говорил, мне хотелось пить. Он говорил, я облизывала пересохшие губы и чувствовала на них кровь. Он говорил, опарыши ползли по моему позвоночнику. Он говорил, я не могла даже плакать. Он говорил, я не понимала, почему никто не звал на помощь, не звонил в скорую, полицию.
«Ну, ты сама должна все исправить», – перебил усатого парень в свитере. Как я могу это исправить? Я даже не знала, что челюсть вообще можно сломать. Как исправить сломанную челюсть? Я не врач. Вернуться назад во времени? Кажется, кто-то за столом это мог. «Ты можешь лечить», – сказал усатый так, будто это было так же просто, как заварить чай. Конечно. А еще летать, воскрешать мертвых, становиться невидимой. Я все могу! Даже челюсть сломать. Помогите же ей! «Ты можешь лечить, – не унимался усатый. – Теперь можешь. Ты об этом просила. Это просто – как заварить чай. Для тебя. Вылечишь ее – вылечишь себя».
(4 оценок, среднее: 4,25 из 5)
Загрузка...