Страна: Россия
Прядухин Михаил Леонидович. Родился в 1968 году, на Сахалине. В раннем детстве переехал вместе с родителями в Краснодарский край, в станицу Северскую. Детство, школа, взросление и вся осознанная жизнь, прошли в этой станице. Срочную службу проходил в составе ограниченного контингента Советских войск в Афганистане. Эти полтора года проведенных на войне, легли в основу моего романа «В тени больших вишневых деревьев» написанного в 2019 году. В 1994 году окончил Краснодарский политехнический институт, получив специальность «инженер-технолог виноделия». Но по специальности не смог устроиться и занялся строительным бизнесом. С 2013 и по сей день, работаю в «Газпром ГТЦ» (Горно-туристический комплекс), на Красной Поляне. В 2020 году мной была написана повесить «Александра» о нелегкой судьбе простой советской женщины из Сибирской деревни. Сейчас работаю над сборником рассказов повествующих о грязной, невидимой стороне зависимости от наркотиков.
Country: Russia
Отрывок из малой прозы “Две Вселенные”
Сергей, лёжа на диване съёмной квартиры, практически ничего не испытывал: ни чувств, ни мыслей – ничего не было, одна пустота. В его «Вселенной» произошла глобальная катастрофа, которая уничтожила все «галактики». В этом разрушенном мире осталась только одна чёрная дыра под названием «наркотик». А вокруг этой дыры, словно огромная воронка, кружилось страстное, неуёмное желание уколоться.
Через эту воронку черная дыра засосала всё. Вся жизнь Сергея Костьева, все его планы, мечты, чувства, прошлое, настоящее, будущее – всё улетело в эту бездонную пропасть… Всякая мозговая и физическая активность тоже были поглощены этой ненасытной бестией. И теперь, лежа на стареньком диване, он ни о чём не думал, ни о чём не сожалел, и ничего не хотел…
Сожрав весь мир Сергея, зловещая черная дыра застыла в ожидании очередной добычи. Но обманчиво это затишье. Стоит только попасть в её поле зрения жертве, как воронка тут же приходила в движение. Подхватив Сергея, она кружила его в этом страшном танце смерти; и он опять со всею страстью бросался выделывать нелепые «кренделя». Он прекрасно понимал, что каждое «па» приближало его к могиле; но, тем не менее, не жалел ни рук, ни ног.
Ну, а пока, – в состоянии нечто среднем между полной апатией и дремотой, всё, что осталось от Сергея Костьева, лежало в горизонтальном положении на стареньком диване, в полумраке сгущающихся сумерек…
В тот вечер Надя ошиблась. Она уже с неделю как «просчитала» Сергея, – благо, было у кого поучиться, – и знала, что после шести он выходит из квартиры для того, чтобы обойти знакомых наркоманов. Знала, что через несколько часов он, «не солоно хлебавши», вернется обратно. Надя уже была как-то раз после его ухода в квартире, и забрала почти все свои вещи; но кое-что еще оставалось. И вот за этим «кое-что» она и приехала.
Подойдя к двери и опасливо оглядевшись, Надя вставила свой ключ в замок. Дверной замок щёлкнул; и она вошла в полутемный коридор. Прислушалась – тишина… Сделав пару осторожных шагов, Надя остановилась, чтоб привыкнуть к темноте. На всякий случай она решила не включать свет.
Как только щёлкнул замок, глаза у Сергея открылись. Точнее, они у него и были открыты; но вместо белого потолка, ставшего серым от полумрака, в них была тьма. Теперь эта тьма рассеялась; и на сером потолке появилась паутина из тонких трещин. Последующие действия жены – стук двери, шаги по коридору, – превратили всё его естество в слух. И жуткая воронка начала свое движение…
Постояв с минуту, Надя стала различать предметы, и осторожно ступая, будто по тонкому льду, направилась в кухню. Серый вечер, преобразившийся в холод, очень недружелюбно встретил её в некогда наполненной светом и теплом кухне. Она сразу же вспомнила, как они в ней мечтали начать жизнь заново. Тогда ей казалось, что в этот раз Серёга «завязал» навсегда. Но не случилось… И Надя, мучимая неожиданно напавший на неё тоской, зачем-то открыла холодильник. Её по-прежнему волновало, чем Сергей питается. В холодильнике одиноко стояла трехлитровая банка – закатка свекрови, в рассоле которой плавали только листья хрена, вишни и венчики укропа.
— Привет. А что свет не включаешь? – донеслось сзади. До боли знакомый голос прозвучал негромко и, как ей показалось, вкрадчиво. От него у Нади похолодело все внутри, и мурашки забегали по спине… Она ничего не ответила.
— Что молчишь, язык проглотила? – прозвучало из серой мглы все так же спокойно и монотонно. И это еще больше испугало ее. Она обернулась: в нескольких шагах стоял черный силуэт. Ей показалось, что он немного подался вперед, как бы готовясь наброситься. Невольно сделав шаг назад, Надя ничего не нашла лучше, как ответить:
— Не знаю.
— Не знаешь? – переспросил Серей, и, пройдя два шага, сел на стул возле входа в кухню. – Странно, – продолжил он и замолчал. Звенящая тишина темно-серым полотном вечера накрыла их обоих: он сидел, уставившись в пол, а она стояла, замерев от страха, и практически не дышала.
— Ты же, вроде, уже всё забрала? – наконец он разорвал эту тишину своим вопросом.
— Нет, остались еще кое-какие шмотки, – ответила Надя, и еще отступила назад.
— Шмотки? А какого фига ты их на кухне ищешь?
— Не знаю…
— Опять «не знаю». Это что, какой-то пароль? – И снова на несколько минут воцарилась оглушительная тишина. Но это был только внешний покой. Внутри Сергея воронка с чудовищным гулом уже подхватила его, закружила, завертела, и душа, захваченная черной дырой, пустились в безумный танец смерти, в котором он себя уже не контролировал.
— Ладно, мне ничего не нужно, отойди, пожалуйста, от двери, я уйду, – немного осмелев, но все же слегка дрожащим голосом, теперь она нарушила безмолвие.
— А я что, держу тебя, что ли?… Иди.
Надя недоверчиво посмотрела на черный силуэт, потом пошарила глазами вначале по столу, затем по кухонному гарнитуру – не лежит ли где-нибудь нож. Ей вдруг показалось, что Сергей замышляет что-то страшное; что от его черного силуэта исходит зло, готовое вот-вот наброситься на нее. Не увидев ножа, она робкими небольшими шажками направилась к выходу… Но в последний момент Сергей загородил ногой дверной проем. Надя встала как вкопанная; и сердце у нее замерло…
— Дай штукарь, – словно приговор, послышалось в полутьме. Уже в его голосе не было спокойствия и монотонности. Он прозвучал жестко и утвердительно. В нем явно слышалось, что никаких отговорок Сергей не примет. По крайней мере, так услышала она.
Но у нее, как назло, с собой не было ни копейки. Надя бы, не задумываясь, тут же отдала бы эту злосчастную тысячу, чтоб только оказаться сейчас на улице, на свободе. Однако денег не было, и разум, скованный страхом, смог выдать лишь:
— У меня нету денег… Пропусти, пожалуйста, меня…
— Эта песня хороша, начинай сначала… Ты бы хоть что-то новое придумала, что ли, – уже действительно зло огрызнулся Сергей. Воронка все сильней и сильней набирала обороты; и он чётко, выговаривая каждый слог, добавил:
— Пока не дашь денег, никуда отсюда не уйдешь…
Надя дрожала перед Сергеем, как осиновый лист на ветру. Животный страх, охвативший ее, ослабил мышцы ног; и они затряслись, вовлекая в колебательный процесс все тело. В ее голове ничего не было кроме сырой, промозглой улицы, которая сулила ей свободу. Некогда тёплая, уютная кухня стала теперь невыносима для нее. В полумраке серые стены, будто пресс, сдавили Надю со всех сторон; и она жалостливо вновь повторила:
— Пропусти меня, пожалуйста…
— Утром деньги – вечером стулья, – как-то ни к селу, ни к городу, как показалось Наде, произнес Сергей фразу из классики. Раньше она любила его шутки; но теперь эта острота представилась ей плоской, и даже глумливой. И она вновь повторила:
— У меня нету с собой денег… Отпусти меня, пожалуйста…
— Значит, будем сидеть здесь до потери пульса, – опять зло бросил он и уставился в противоположную стену, словно увидел там что-то очень важное. Надя поняла, что, если постоит еще хотя бы минуту на ногах, то непременно рухнет на пол; и она опустилась на рядом стоявший стул. Сергей продолжал молчать, упершись глазами в стену.
Он решил взять жену на измор. «Пусть посидит, – думал он. – Может, перспектива пробыть здесь со мной весь вечер, а может и всю ночь, прочистит ей мозги, и она все же даст «штукарь». Блин…, она даже близко не представляет, каково мне сейчас… Ей бы хоть десятую часть моего состояния. Сколько я тратил на нее, когда зарабатывал… А она, когда мне так плохо, не может какую-то вонючую тысячу дать… Ведь я даже не могу уехать из этого проклятого города… Она даже не понимает, что я просто физически не в состоянии этого сделать, даже если б у меня был билет на руках…».
«Что же делать? – судорожно стала размышлять Надя, как только села на стул. Бросив косой взгляд на Сергея, она решила, что он её так просто не отпустит. — Как же так? Почему он оказался дома? Где же взять эту проклятую тысячу? Ведь то, что у меня нет денег, он не верит. Если пообещать, что привезу, так тем более не поверит. Кто его знает, что у него в голове? Смотрит в стену стеклянными глазами и замер, – и Надя мельком вновь посмотрела на Сергея. – Наверное, у него в голове от этой наркоты ничего не осталось. Сидит в квартире в полной темноте, как филин в дупле. Надо что-то придумать, иначе… Я даже не хочу думать, что иначе… Плохо, все очень плохо. И зачем мне понадобились эта юбка и две кофты?… Надо срочно что-то придумать! Ладно, спрошу на всякий:
— Сергей, – и она осеклась, но потом, взяв себя в руки, продолжила. – Давай, я съезжу и привезу тебе тысячу?..
Он не шелохнулся и вообще никак не отреагировал, будто ничего и не услышал. Сергей все так же продолжал сверлить стену стеклянными глазами. Потом вздрогнул, словно чего-то испугался, медленно повернулся и, как-то криво улыбнувшись, ответил:
— Да ладно! Прям сейчас и отпустить?.. А может, ты мне сразу и героин привезёшь? Зачем лишние телодвижения? Ты что, совсем меня за идиота держишь? – и он снова вернулся в прежнее положение и замер. Подсвечиваемый остатками хмурого вечера и укрытый черными тенями стен, он казался Наде какой-то безжизненной мумией – такой чужой, злой, незнакомый…
(Пока оценок нет)