Марина Беликова

Отрывок из новеллы “Смерть и прочие неприятности”

«Дорогой дневник!
Я больше так не могу.
Я устала от происходящего. От лечения, от больниц, от пустых надежд. Я уже не могу видеть белые халаты врачей! Они постоянно задают мне одни и те же глупые вопросы, осматривают равнодушным взглядом, а затем пишут в истории болезни новые дурацкие диагнозы с непроизносимыми названиями. От этого нет никакого толку. Эти важные врачи такие же шарлатаны, как бабка, к которой мы ходили в начале июня. Она обещала исцелить меня энергетической водой. Стыдно признаться, но я даже поверила ей!
Хотелось верить.
Восьмой год я хожу на осмотр к участковому невропатологу. Какой в этом смысл? Она узнаёт меня в лицо (по большей части она узнаёт меня по тому, как я с ней разговариваю).
Мама всегда ругает меня за это. Она говорит, что я слишком грубая и не должна так разговаривать с людьми, ведь они пытаются мне помочь. А с какой стати? Назначенное лечение опять не дало никаких результатов. Врачиха в сотый раз постучала по коленкам своим дурацким молоточком, потыкала в ступни острой иглой (я ненавижу, когда она так делает!) и назначила очередные бесполезные таблетки.
Я знаю, что я урод. Мне часто так говорят. Другие дети в школе и во дворе – те, что хотят задеть меня. Я всегда бью за такое. Мне плевать, что девочкам нельзя драться (Господи, кто это вообще придумал?!) Когда меня отчитывают за драки, то учителя не слишком жестят. Если честно, они на моей стороне. Они говорят, что мне не нужно принимать близко к сердцу сказанное, ведь это всего лишь слова.
Как же они не правы!
После драки место удара болит совсем чуть-чуть (мне однажды нос расквасили, так и то почти не болел). Синяки проходят быстро, царапины затягиваются.
Со словами не так.
Слова ранят гораздо сильнее. Некоторые слова отпечатываются в голове, как татуировка на теле. Подобные слова прилипают намертво, становятся как бы частичкой тебя, хотя изначально в тебе этого не было. С ними приходится жить.
Иногда мне кажется, что в моей душе больше не осталось места для новых слов, а люди всё ставят и ставят свои отметины, выжигают как клеймо на скоту.
Я так устала от всего этого.
Мне всё надоело.
Я решила: это лето станет последним в моей жизни.
Тринадцатое по счёту. Несчастливое. Очередное несчастливое лето.
Я всё продумала. Те таблетки, что выписала мне невропатолог – очень сильные. Она даже колебалась, когда выписывала их для меня – сказала, чтобы я ни в коем случае не пила больше двух таблеток в день.
Мама даёт мне по две таблетки каждый день. Я их больше не выбрасываю, а храню в старом пузырьке из-под Ношпы. Сейчас их накопилось двадцать четыре штуки.
Ещё двенадцать – и я буду свободна от этого мира».

***
– А ещё возьми помидорчики, – сказала бабушка, собирая сумку с продуктами. – Ну как? Донесёшь?
Диана взяла пакет в правую руку.
– Тяжеловато. Тут ещё и огурцы?
– Да, у меня урожай. Мама вечером салат вам сделает из свежих овощей. Всё же витамины какие. Тебе надо есть побольше овощей… – бабушка осеклась, увидев хорошо знакомый помрачневший взгляд внучки – та терпеть не могла, когда подчёркивали её «особый статус».
Поколебавшись, бабушка вытащила из сумки пару сочных розовых помидоров.
– Ну так что, утащишь?
– Да без проблем, – весело откликнулась внучка, понимая, что будет мучиться с сумкой всю дорогу.
«Ничего, в автобус сяду и доеду, – решила она. – Бабушка всё равно проводит меня до остановки и донесёт сумку. А там уже сама как-нибудь справлюсь».
На летних каникулах Диана часто гостила у бабушки. У неё было здорово. Просторный дом в несколько комнат, сад и огород, а главное – кошка и собака. Бабушка тепло принимала внучку, то и дело заманивая её вкусной едой, подарками или развлечениями.
– Приезжай почаще. – говорила она. – Альфа скучает.
И Диана ехала обнимать собаку, которая любила её даже больше чем настоящую хозяйку.
Они подолгу играли во дворе. В отличие от независимой кошки Муси, всё время пропадавшей вне дома, собака жила на цепи, изнывая от скуки без развлечений и людской ласки. Диана исправляла положение.
Собака начинала лаять ещё до того, как девочка подходила к заветной калитке. Этот лай больше напоминал смех ребёнка, дождавшегося маму после долгой разлуки.
– Альфа, моя хорошая! – говорила она, обнимая прыгающую на неё собаку.
Та давала ей сначала одну лапу, потом другую, облизывала лицо и снова повторяла трюк с лапами, не желая отпускать маленькую хозяйку. Собака виляла хвостом, кружилась по двору как радиоуправляемая игрушечная машина, прыгала и утыкалась мокрым носом в руки Дианы.
В этот раз Диана долго прощалась с Альфой.
В последний раз.
«Как же она будет без меня?»
Эта мысль резанула её точно бритва.
Тёплые карие глаза Альфы светились обожанием. Диана обняла собаку – крепко-крепко – и они с бабушкой вышли за ворота.
– Позвони мне как доедешь, хорошо? Я буду волноваться, – сказала бабушка на прощание и чмокнула её в щёку.
– Конечно, – ответила девочка.
Подъехал автобус.
Диана встала на ступеньку и, обернувшись, сказала на прощанье:
«Спасибо тебе, бабушка. Спасибо за всё».
В дневное время в будние дни в автобусе было мало народу. Диана осмотрелась и выбрала место в передней части салона, почти у самого входа. Диана любила ездить у окошка. В этот раз бабушка махала ей дольше, чем обычно. Ей было нестерпимо неловко видеть это. Помахав на прощание, она пересела от окна на место ближе к краю.
На повороте автобус тряхнуло. Диана вцепилась в ручку и уже хотела пересесть обратно, но потом передумала. Она поставила сумку с помидорами прямо под ноги и расслабилась, наблюдая за дорогой.
Солнце вовсю припекало. Южное лето дышало зноем сквозь приоткрытое окно. Диана поправила чёрную юбку-солнце, разгладила на ней несуществующие складки. Ей нравилась эта плотная юбка, хотя вещь совершенно не подходила по погоде. Она должна была надеть её на первое сентября. Но, поскольку она не доживёт до этой даты, стоит ли отказывать себе в удовольствии поносить новую юбку? Всё лето она одевалась наряднее, чем обычно, хотя никто и не обратил на это внимания.
«Ничего удивительного в этом нет. – думала она. – До меня вообще никому нет дела!»
Идея прекратить свою жизненную агонию появилась у неё давно. Впрочем, эта мысль поселилась в её голове не сама по себе.
Ей было слишком мало лет, чтобы вспомнить исходную точку. Диана плохо помнила, с какого момента её повели по врачам. Два молодчика хирурга – жилистых и крепких, как молодой Арнольд Шварценеггер, крутили в руках её крошечные ступни.
Первое и яркое воспоминание произрастало из приговора:
«Будем резать. Или она не доживёт и до десяти лет».
Обычно капризничала маленькая Диана. Но после вердикта, вынесенного прямолинейными хирургами, истерику закатила её мать. Женщина рыдала в голос, стоя в больничном коридоре. Тёплые слёзы катились по её лицу так долго, что казалось, будто она выплачет все глаза.
Диана тогда очень испугалась. Такой она маму ещё не видела. Мама бывала ласковой или сердитой, уставшей, ворчащей из-за разбросанных игрушек. Но она никогда не была такой… беспомощной.
Чтобы хоть как-то её утешить, пятилетняя Диана повторяла как заведённая:
«Не надо плакать, мамочка. Не надо плакать. Я умру, уйду на небо и всё у меня будет хорошо. А ты, пожалуйста, не плачь. Я умру, а ты не плачь».
Услышав это, её мать разрыдалась ещё сильнее. И громко плакала, вернувшись домой. Напуганный отец и лучшая подруга о чём-то долго разговаривали с ней на кухне, не забывая подливать в стакан алкогольные напитки. Обычно взрослые пили по праздникам, нарезая детям праздничный торт. В этот раз они пили без торта.
Праздник не получился.
Смысл сказанного тогда врачами дошёл до Дианы несколько позднее. Если бы она знала, что эти люди собираются дробить её ноги словно палачи, пытающие еретика испанским сапогом, она в тот же миг дала бы дёру на своих плохо ходящих, но таких родных и целых ногах. Хорошо, что мать не согласилась на операцию. Кто-то рассказал ей душераздирающую историю о дочери знакомых – одиннадцатилетней девочке, не пережившей многочасовую экзекуцию.
Диану эта участь миновала.
Вопреки всем прогнозам, она не умерла и не пересела в инвалидное кресло в десять лет. Диана росла крепкой и активной. Она легко сходилась с людьми, и у неё было много друзей.
Желая доказать, что она не хуже других, Диана хорошо училась в школе. Болезненное самолюбие подстёгивало её к учёбе сильнее самого строго педагога.
Диана знала, что родные смотрят на неё с подозрением – уж не дурочка ли она. Некоторые врачи говорили прямо при ней, что из-за родовой травмы у неё мог пострадать мозг и развиться умственная отсталость. В такие моменты Диана едко парировала в ответ, что это у них умственная отсталость и слабо развитая эмпатия, раз они говорят такое в её присутствии. Родители отчитывали дочь за непомерное нахальство, но испытывали чувство облегчения.
Лучше бойкая дочь, чем слабоумная.
Большую часть своей сознательной детской жизни Диана готовилась к смерти. Её предупредили о том, что она в этом мире гость на недолгий срок. И теперь она чувствовала некоторую растерянность, как Золушка на балу – часы уже давно пробили полночь, но платье на ней по-прежнему нарядное и надо продолжать вальсировать.
Вальсировать больше не хотелось. Хотелось снять растёршую ноги в кровь неудобную обувь, вернуться домой и, наконец, уснуть. Время позднее, пора бы и честь знать.
Да и хрустальные туфельки – не лучшая обувь для танцев.

***
– Готовим оплату! – зычным голосом крикнула тучная женщина-кондуктор.
Она подошла к юной пассажирке. Настала минута её позора.
– У меня удостоверение, – она продемонстрировала красную книжечку, дающую право на бесплатный проезд в общественном транспорте.
Это удостоверение было ей ненавистно. С восьми лет девочка покрывалась пятнами при одной только мысли, что придётся публично сказать: «я инвалид». Как будто мало того, что люди таращились на неё на улице, обсуждая громким шёпотом «странную походку больной девочки». Даже когда она сидела в автобусе и ничем не выдавала своей ущербности, нужно было достать бумагу и ткнуть окружающих в то, что Диане больше всего хотелось бы скрыть от посторонних глаз.
Ну ничего. Скоро всё будет кончено. Скоро ей не придётся терпеть все эти бессмысленные унижения.
– Оплачиваем проезд! Оплачиваем! – кондукторша уверенно продвигалась по салону, собирая заветную дань.
Диана продолжала рассматривать набившие оскомину пейзажи.
«Всё-таки у нас скучный город, – думала она. – сонный и спокойный. Делать тут нечего. Если бы я могла, я бы уехала отсюда куда-нибудь далеко. Какой смысл всю жизнь торчать на одном месте?»
Диана много размышляла о том, что ждёт её после смерти. Она верила в бессмертную душу. Одно время девочка искренне верила в Бога, ходила в церковь и много-много молилась. Там ей объяснили, что её болезнь – это божье испытание. Диана подолгу стояла у разных икон и просила выздоровления.
По её меркам испытание как-то затянулось.
Она слышала про наказания душ, про то, что самоубийства неугодны Господу. И всё же она решила, что сумеет объяснить свою точку зрения апостолу Петру. Возможно, не очень-то правильно убить себя, толком не начав жить, но ещё неправильнее насылать на ребёнка такие испытания.
И, главное дело, зачем?
«Думаю, что я готова к переходу, – размышляла Диана. – Родителям будет намного проще без меня. Положат меня в небольшой чёрный гроб с красной обивкой (мне так нравятся красные гробы! Прямо как в «Дракуле») Интересно, что мама наденет на меня? У меня и подходящего платья по такому случаю нет. Зелёное шерстяное не подойдёт. Оно зимнее, в нём летом жарко. С другой стороны, мне будет без разницы… Но всё равно нет. Может быть костюм с Сейлор Мун? Нет, тоже не то. Всё подумают, что я как маленькая! Голубое мне не нравится. А в джинсах как-то несолидно. Вот так соберёшься умереть и понимаешь, что совершенно нечего надеть! Надо уговорить маму срочно сходить на рынок за новым платьем».
Старенький автобус проехал две остановки от бабушкиного дома. Открылись двери. Вошли люди. Кондукторша бодро собрала с них деньги, не давая шанса проскользнуть незамеченным ни единому «зайцу», и спрятала их в сумку-пояс с множеством карманов. Затем вернулась на своё отдельное кондукторское место – настоящий трон с подушкой и покрывалом в леопардовой расцветке. Над креслом возвышалась грозная табличка «место кондуктора не занимать». Женщина принялась считать деньги.
Диана снова отвернулась к окну. Мысли в голове сбивчиво путались, словно петельки при вязании крючком в неумелых руках.
«Интересно, как выглядит смерть?В каком виде она ко мне придёт?»
Очередная остановка. Вошёл молодой парень и сел у окна с противоположной стороны.
«До дома осталось семь… Нет, восемь остановок, – отвлеклась она, но тут же повернула реку мыслей вспять. – Думаю, я готова умереть. Да, готова. Больше нет смысла ждать».
Автобус тряхнуло на повороте.
«Думаю, я готова умереть. Смерть, приди за мной!»
Автобус сново тряхнуло.
Но по-другому.
Всё произошло слишком стремительно. Грузовик внезапно вылетел на встречку и столкнулся с автобусом. От удара автобус въехал в стену жилого дома, пробив кирпичную стену, и завалился на бок.
Но всё это она узнала потом.
В момент стремительного падения она успела только вскрикнуть.
Ааа!
Бам!
Её резко швырнуло в сторону. Она ударилась виском о пластмассовую ручку соседнего сиденья, о железный выступ, о чёрный подлокотник и что-то там ещё, после чего отключилась.
Она видела парящих ангелов, протянувших к ней руки. Это было прекрасно. Они пели красивую песню на незнакомом языке, который она почему-то понимала. Ангел-хранитель Дианы – златокудрый юноша в длинном белом одеянии – протянул к ней светящиеся руки.
А потом она почувствовала боль.
Диана отрыла глаза. Кондукторша трясла её изо всех сил.
– Жива? – кричала она.
В ушах звенело. Голос женщины звучал смутно.
Бабушкин урожай тоже пострадал. Помидоры разлетелись по полу. Кондукторша ходила прямо по ним. Диане было жаль, что такие чудесные помидоры истоптаны.
«Удостоверение!» – мелькнула мысль.
Диана прижала сумку с заветным документом. Если она потеряет удостоверение об инвалидности, то мать её убьёт.
Диана провела ладонью лицу – оно было в крови. Тяжёлые теплые капли потекли из носа, запачкав белую футболку. Кондукторша среагировала мгновенно: она где-то достала ей кусок белой тряпки.
– На, приложи, – скомандовала она, помогая ей подняться.
Женщина что-то кричала другим людям, но Диана плохо разбирала слова.
– Автобус задымился! – раздался чей-то крик.
«Мы взорвёмся, как в кино с Брюсом Уиллисом, – подумала она. – Это круто!»
Тем временем снаружи собралась толпа. Незнакомые люди сразу же устремились к ним на помощь. Диана увидела лицо крупного краснолицего мужчины – тот выбивал переднюю дверь. Кондукторша подвела её к двери, а мужчина взял на руки и помог вылезти.
– Динка!
– Дашка!
Одноклассницы уставились друг на друга.
– Что ты тут делаешь? – спросила изумлённая Даша, оттаскивая подругу в сторону, подальше от перевёрнутого на бок автобуса.
– Я тут немного кровью истекаю, – от удара по голове Диана всё ещё была в заторможенном состоянии, которое Даша, по всей видимости, приняла её за исключительную крутизну. – А помидорчики можно достать?
Вокруг шумели и суетились люди, но пострадавшая в аварии девочка смотрела на происходящее словно замедленном режиме. У неё был шок.
– Ну даешь! – только и смогла сказать школьная подружка Дианы.
– А помидорчики можно достать? – негромко повторила Диана, обернувшись к толпе.
Люди как сумасшедшие выпрыгивали из дымящегося автобуса. Они безжалостно растаптывали спелые розовые помидоры, превращая их в томатную пасту..
– Есть погибшие!
– Помогите, люди ранены.
– Скорая уже едет! – раздался чей-то голос вблизи (а звучал как будто вдалеке).
– Видимо, помидоры домой я не привезу, – обречённо сказала Диана, стоя поодаль с философским видом.
– Тебе нужно к врачу! – первой пришла в себя Даша. – Ты ничего не сломала?
У Дианы что-то коротнуло в мозгу.
– Мне не нужно к врачу. Со мной всё в порядке. Я совершенно здоровый человек. Сейчас я пойду домой. Тут недалеко. Этой дорогой я хожу в библиотеку. Кстати, может быть мне зайти в библиотеку? Я хотела взять одну книгу. Хотя я в таком виде… – она обратила внимание на окровавленные колени. – Ладно, в другой раз.
Кто-то из взрослых людей переговорил с Дашей. Она кивнула:
«Я её отведу к нам домой».
Решительная и неожиданно серьёзная Даша за руку потащила одноклассницу.
– Ты вся в крови. Ужас какой.
– Куда мы идём?
– К нам домой. Я покажу тебя сестре.
– Ну ладно.
«Почему бы и не познакомиться с новыми людьми?» – подумала Диана и снова коснулась лица. У неё болел разбитый нос, из него шла кровь.
– Не ожидала увидеть тебя.
– Я попала в аварию.
– Ага. Мы были дома, услышали шум и сразу прибежали.
– Ты знаешь, что случилось?
– Водитель грузовика врезался в вас, а автобус въехал в дом. Но людей в квартире не было.
– Хорошо, что не было. Пьяный, наверное, был.
– Не знаю. Наверное.
– Пришли.
Диана улыбнулась и почувствовала боль.
– Даша, я впервые вижу тебя в халате!
– Я так не всегда дома хожу, – смутилась одноклассница. – Я просто спешила посмотреть, что там. Не ожидала, что ты там будешь!
– Я притягиваю смерть, – отозвалась на это Диана.
Даша поёжилась.

***
Напрасно Диана порывалась уйти от Даши пешком. Они с сестрой напоили её водой и довели обратно до места аварии, передав в надёжные руки медбрата. Диана перестала сопротивляться. Туман в голове так и не рассеялся.
– Может быть сотрясение, – сказал кто-то, чей голос прозвучал как далёкий колокольный звон.
Девочка села в скорую.
«Покатаюсь на скорой с мигалками. – подумала она с восторгом. – Вот же круто!»
Медбрат завёл с ней нескладный разговор. Это был нервный молодой мужчина лет тридцати с почти до некрасивости худым лицом, на котором уже отпечаталась мелкие морщины. Выглядел он уставшим, будто давно не спал.
– Голова не болит?
– Нет… Только в ушах шумит.
Врач осматривал её, щупал пульс и что-то говорил Диане.
– Со мной всё хорошо. – она и сама не знала, врёт или говорит правду.
– Всё равно надо сделать ренген.
– Да ни к чему это… – отмахнулась она. – Мне домой надо. Мама будет волноваться.
– Ты знаешь домашний номер телефона?
– Да.
– Вот и позвонишь из приёмной.
В машине скорой помощи Диане не понравилось. Оказалось, что ездить на ней неудобно – толком не за что держаться, да ещё и подбрасывает на каждой кочке.
Шок сходил постепенно, как тающий ледник при глобальном потеплении.
– Я хочу домой, – сказала она. – Пожалуйста, высадите меня здесь. Я недалеко живу.
– Это невозможно. Я не могу тебя отпустить. – ответил медбрат. – Я за тебя отвечаю. Не волнуйся. Как тебя зовут?
– Диана.
– Хорошо, Диана. Сейчас приедем в больницу, ты позвонишь родителям. Тебя осмотрят…
– Мне придётся лежать в больнице, да? – с ужасом спросила Диана, догадываясь, к чему всё идёт.
– Возможно.
«Не надо было слушать Дашку! – рассердилась Диана. – Теперь от них точно не отвяжешься. Опять придётся лежать в этой чертовой больнице!»
Почти каждый из врачей, к которым она попадала за все годы борьбы с болезнью считал своим долгом дать назначение «лечиться в стационаре». Это казалось Диане заговором злобных врачей и финальной точкой в списке изощрённых издевательств над ней.
Им было мало того, что летом она уезжала в санаторий на три недели, где терпеливо выносила всё – от болезненного массажа до жемчужных ванн (как будто для того, чтобы принять ванну, нужно ехать в другой город!)
Им было мало того, что она ходила на ежедневные процедуры в больницу раз в три месяца, в бесконечных очередях теряя бесценные годы детства, пока другие дети веселились и играли на улице.
Им было мало даже ежегодного ада под названием «подтверждение статуса ребёнка-инвалида», на котором Диана должна была хромать перед консилиумом врачей и в красках расписывать, чего она делать не может. Объяснять, что она и в самом деле убогая уродка, а не притворяется таковой ради пенсии.
– Я не останусь в больнице! – крикнула она с яростью человека, у которого враги сожгли дом. – Врачи только хуже мне сделают! Я лечусь уже много лет, а лучше всё равно не стало. Я инвалид. Да, я инвалид!
Ярость заглушила стыд, заставив произнести унизительную правду о себе – ту правду, которую она всегда знала, но отказывалась принимать.
Диана всё время говорила себе, что совсем скоро она изменится, станет нормальной. Окружающие перестанут смотреть на неё с этой отвратительной жалостью – такой мерзкой, что хочется помыться. Её хромота исчезнет, и другие люди перестанут пялиться на неё, смеяться и тыкать пальцами. Ведь эта болезнь – не сама Диана, а порча, морок, проклятие злой ведьмы. Долгие годы она говорила себе, сумеет снять проклятие и все увидят, что на самом деле она не как заколдованная принцесса из сказки, а не несчастная калека.
Калек никто не любит.
Калек щедро жалеют.
– За что они меня так унижают?! – кричала она в молчаливую пустоту всякий раз, когда слышала шушуканье за спиной.
Мать пыталась внушить ей, что никто не стремиться унизить Диану. Те жестокие люди, что смеются над ней, попросту глупы и бесчувственны – их и самих в пору пожалеть. Остальные же относятся к ней с сочувствием, жалеют её. Но мама её не понимала. Отказывалась её понимать!
Чувствовать жалость от других – самое унизительное, что может случиться с человеком. Жалеющим несчастного инвалида становится лучше; они видят себя добрыми, благородными и великодушными. В глубине души они приосаниваются на фоне чужого горя и радуются, что в их жизни, возможно, и есть проблемы, но они не идут ни в какое сравнение с горем невинного ребёнка, страдающего от мучительного недуга.
Диана ненавидела любое проявление жалости к себе. С теми, кто обзывал её можно было разобраться. Дразнивших её детей она била безжалостно, с садистической точностью нанося удары по самым болевым точкам. Если бы ей хватило сил, то она бы точно кого-нибудь убила или покалечила. Драки приносили ей грубое наслаждение – в них она сбрасывала накопившееся напряжение.
А жалость уничтожала её, медленно подтачивала изнутри. Она задыхалась от обилия жалости вокруг себя, поскольку люди так усердно стремились согреть её своим теплом, что не замечали обжигающей духоты.
– Я не лягу в больницу!
– Если серьёзных травм нет, тебя отпустят домой. Врач осмотрит тебя и назначит лечение…
– Это врачи меня покалечили. В роддоме.
– Врачи значит? – переспросил медбрат с раздражением.
– Да! Врачи виноваты в том, что я… я… такая.
– Да? А с чего это ты взяла, что виноваты врачи?
– Мне так мама сказала. И… И… диагноз поставили. Сказали, что у меня родовая травма.
– Конечно, виноваты врачи. Всегда во всём виноваты врачи! – вдруг разозлился медбрат. – Сначала не приходят вовремя на осмотр, пропускают сдачу анализов и скрининги, а потом у них врачи виноваты. Тебе не приходило в голову, что это твои родители что-то сделали неправильно? Или что так получилось, потому что изначально была патология плода. Или роды у матери были сложными?
Девочка отвела взгляд. Ей стало стыдно за свою несдержанность.
– Не нужно обвинять врачей во всех своих бедах. Мы делаем всё, что в наших силах, чтобы помогать больным. И уж точно мы не хотим кого-то калечить.
Диана слушала медбрата с широко раскрытыми глазами. Никто раньше не говорил ей о таких вещах. Они перевернули её маленький мир, сотканный из плотного савана собственных страданий. Измученная, почти отчаявшаяся Диана по привычке винила тех, кто был к ней ближе всего. Сегодня же, после испытанного потрясения, признание собственной неправоты обрушилось на неё с сокрушительной ясностью.
«А он, пожалуй, прав» – подумала она.
– Всё, приехали. – коротко сказал медбрат.

***
Запах больницы вернул Диану в реальность.
Тошнотворная смесь спирта, лекарств, пыли, крови и людского страдания.
В больничных коридорах ощущается аромат заунывной безнадёги. Это выражается во всём: в цветах вокруг (они либо отливают неестественной белизной с синевой, либо балансируют в сочетаниях серого, грязно-розового, кофейного или тёмно-коричневого), в треснувшей кафельной плитке на полу, в неработающих лифтах и бесконечно длинных очередях.
В государственных больницах не хватает врачей. Оно и понятно: кто захочет работать в таких тяжёлых условиях за деньги, на которые толком не прожить?
Диана давно поняла, как устроена жизнь и не ждала любезности от тех, кто дал клятву Гиппократа. Медбрат оставил её одну в коридоре и тут же умчался на следующий вызов. Она постучалась в общий врачебный кабинет и попросила дать ей телефон для звонка родителям.
В кабинете стоял сумасшедший галдёж. Врачи кричали, суетились, решали какие-то срочные проблемы. Замотанная черноволосая женщина бросила на Диану беглый взгляд и сказала ей подождать в коридоре – сейчас к ней выйдут и направят на осмотр.
– Но мне надо позвонить…
– Потом, – женщина говорила по телефону, заполняла документы и параллельно переговаривалась с несколькими врачами сразу.
Диана вышла. Она присела на жёсткую лавочку у кабинета. Ожидание затягивалось.
Обычно в больнице компанию ей составляли персонажи интересных книг. Это позволяло отвлечься. Сегодня она не собиралась в больницу и занять себя ей было нечем.
Шум по-прежнему жил в ушах. Диана убрала в сумку грязную тряпку. Кондукторский самодельный «платок» успел пропитаться кровью. Голова гудела. Размазанная кровь застыла в нижней трети лица, как будто она перепачкалась в акварельных красках. Кровь поменяла цвет, потемнела. Только ранка под губой неприятно зудела – на ней проступала рубиново-алая капля.
Диана потрогала ноги. На содранных коленях и на локтях свисали тонкие, похожие на крошечные лоскуты куски кожи – она не удержалась и оторвала парочку. Неглубокие ссадины неприятно зудели. Ушибленный правый бок тоже болел.
В больничном коридоре творилась вакханалия. До неё донеслось, что в той аварии было ещё несколько пострадавших.
Погиб юноша.
«Это тот, который сидел напротив меня?» – она вспомнила того крепкого молодого парня – на вид ему было не больше двадцати-двадцати двух.
«Так странно, – думала Диана в тот момент. – Почему он должен был умереть?»
У неё не укладывалось в голове, что человек, которого она видела всего час назад живым и улыбающимся, теперь мёртв.
У него были здоровые ноги. Он наверняка много ходил, быстро бегал. Здоровое, сильное тело, не знавшее печалей.
И он был мёртв.
А Диана, скрученная, как неправильно выросшая яблоня, по-прежнему смотрела на ярко палящее солнце, лучи которого падали на пол больничного коридора.
Смерть лишь слегка коснулась её.
Точно злой батя, отвесивший грубый подзатыльник.
– В реанимацию срочно! – раздался крик.
Водитель из автобуса.
Диана вскочила на ноги. Толпа врачей боролась за жизнь этого немолодого, седовласого мужчины. На счету была каждая секунда. Тугая дверь стала препятствием – драгоценное время утекало.
Диана смотрела на умирающего человека. Прежде она знала лишь лёгкий испуг, боязнь чего-то необычного, опасения или страх. В тот момент она испытала самый настоящий ужас; чистый парализующий ужас, заставляющий остолбенеть на месте. Для Дианы время как будто замедлилось; она смотрела прямо в лицо смерти. Ей не хотелось видеть происходящее, но она ничего не могла с собой поделать и продолжала глядеть на несчастного.
Свет в серых глазах водителя тускнел.
Он умирал.
Впервые в жизни Диана увидела смерть так близко, заглянула ей в лицо.
Дверь поддалась упорству: врачи увезли того, кому уже нельзя было помочь. Обессиленная девочка рухнула на лавку. Лопатки упёрлись в холодную стену, а позвоночник – в железное крепление. Диана прижалась к нему сильнее и ощутила лёгкую боль. Это помогло ей прийти в себя.
Она вновь почувствовала себя живой.
Пережитое окатило её волной паники. Больничная закалка не позволила ей разрыдаться. В её жизни было столько травмирующих событий, что она давно перестала реагировать на каждое из них по отдельности. Однако смерть водителя стала для неё последней каплей. Она больше не могла оставаться здесь одна.
– Я попала в аварию, разбила голову. Мне нужно позвонить родителям, – Диана решительно напомнила о себе.
– Да-да, я помню. К тебе сейчас придут.
Диана вновь вернулась на лавку и срослась с ней минут на пятнадцать. А потом ещё на столько же.
Больные в российских государственных учреждениях должны быть настойчивыми до запредельной настырности. Иначе можно запросто умереть прямо в больничном коридоре, так и не дождавшись помощи.
– Мне бы позвонить… И ренген…
– Ждите!

***
Галдящие люди постепенно рассасывались. Она закрыла глаза и попыталась отключить себя от происходящего вокруг.
Когда она открыла глаза, то в коридоре не было людей, кроме неё и ещё двух человек.
Молодая пара.
Она стала невольной свидетельницей их разговора.
Женщина (по возрасту – скорее девушка) громко плакала, уткнувшись в плечо мужа. Их первенец родился мёртвым. Мужчина успокаивал жену, говорил, что «у них ещё будут дети». Он говорил это дрожащим голосом, украдкой смахивая слёзы.
Дети-то может и будут. Вот только разве это может примирить с потерей ребёнка здесь и сейчас?
– Мой сыночек.. Сыночек! – женщина разрыдалась.
Диана почувствовала, что сейчас тоже разрыдается.
«Ну хватит!» – решительно сказала она себе.
Она поднялась с лавочки, привычным жестом пригладила юбку и, оглядываясь точно магазинный вор в поисках видеокамеры, быстро вышла на крыльцо. Её никто не видел.
«Бежать! – командовал её мозг. – Бежать отсюда! Бежать!»
И Диана побежала.
«У входа заметят и вернут обратно. Нельзя, чтобы меня увидели врачи скорой. Заставят вернуться и ждать. А я больше не могу там сидеть…Боже, я больше не могу… Не могу… Я не могу так больше…»
Чаша страданий была переполнена.
Диана увидела перед собой препятствие. Чёрный забор с острыми кольями.
«Если я напорюсь на них, то меня точно вернут в больницу. Или я умру страшной смертью человека с распоротым животом. Тьфу!»
Диана обладала богатым воображением. Иногда оно включалось совсем не вовремя. Беглянка в красках представила своё трепыхающееся тело с распоротым животом и чёрным острием, художественно торчащим у неё из глотки.
А потом перелезла через забор и спрыгнула с него вниз.
– Аааа! Больно!
Она ушибла ноги.
«Хотя бы не умерла такой лютой смертью!»
Она побежала. Благо, что до дома оставалось совсем недалеко.
Но долгий бег был не про её честь. Диана быстро утомилась и волокла ноги, привычно спотыкаясь о скомканный асфальт. Она старалась вести себя как будто ничего особенного не происходит, но всё же привлекала внимание на малолюдной улице.
Пару раз к ней подошли и спросили, не нужна ли помощь. Диана поблагодарила и отказалась, торопясь поскорее оказаться дома.

***
– Что с тобой случилось? – открывший дверь отец изменился в лице.
– Я попала в аварию.
Она быстро рассказала отцу о произошедшем.
– Нужно позвонить маме, – подытожила она. – Пусть она придёт.
Мать Дианы работала в двух шагах от дома. Ей очень хотелось, чтобы мама сейчас пришла и позаботилась о ней.
Не снимая грязной одежды, обессиленная Диана легла на диван. Папа набрал мамин рабочий номер.
– Только ты сообщи как-нибудь… Ну помягче там.
Отец поздоровался. Позвали маму. Он сказал «алло».
Некоторое время он молчал.
А потом выдал скороговоркой:
«Маша, тут это… В общем, Диана попала в аварию. В автобус врезался грузовик. Там водитель умер и ещё погибли люди. Диана не пострадала, только сейчас она лежит в крови. У неё, кажется, сотрясение мозга. Она дома. Её отвезли по скорой, но она сбежала из больницы. Ты бы могла прийти сейчас домой?»
Мамин вопль из телефонной трубке был слышен даже в соседней комнате.
– А ты умеешь сообщать плохие новости, – заметила Диана с плохо скрываемой иронией.
Отец что-то пробурчал и побежал за льдом для её распухшего носа. Комичность ситуации заставила её улыбнуться. Боль резанула её – рана под губой продолжала сочиться.
– Блин, мало того, что хромаю, так теперь ещё буду со шрамом на лице! – простонала Диана и откинула голову на подушку.

***
С момента аварии прошло три недели. Страсти постепенно улеглись, повышенное внимание к здоровью Дианы сошло на нет.
Авария далась ей относительно легко. Синяки и ссадины быстро затягивались, бок перестал болеть. Диана переживала, что у неё будет кривой нос, но всё обошлось. Кроме малюсенького шрама под губой, который она каждый день придирчиво рассматривала в зеркале, ничего в её облике не изменилось.
Близилось первое сентября.
Они с матерью съездили на рынок и купили ей новые красивые вещи. Несколько свитеров и футболок. Модные джинсы с потёртостями. Удобные голубые кроссовки, в которых нога была чуть приподнята – Диана меньше спотыкалась.
Такой гардероб ей нравился.
И совершенно не подходил для торжественной церемонии похорон алом бархатном гробу.
– Диана, ты скоро? – мама постучала в ванную.
– Сейчас выйду. Я зубы чищу.
– Ложись спать! Завтра рано вставать. Не забывай, у тебя приём в восемь.
Мать ушла.
Диана открыла кран и поднесла руки под горячую струю. Ощущение приятного тепла разлилось по ладоням. Затем Диана достала из кармана халата потёртый пузырёк Ношпа, до краёв наполненный таблетками, которые она собирала половину лета.
Диана поднесла его ближе: мелкие жёлтые таблетки лежали одна на одной. Сколько их тут? Да неважно. Диана не собиралась их пересчитывать.
Достаточно, чтобы убить её.
Впрочем, Диана рассудила, что недавно купленные вещи пригодятся ей и для других случаев. А красные гробы, пожалуй, пусть остаются пристанищем для вампиров.
Диана высыпала таблетки в раковину и смыла водой. Одна из таблеток прилипла к краю пузырька. Подумав немного, она набрала из-под крана стакан воды, положила её под язык и запила водой.

(1 оценок, среднее: 5,00 из 5)

Загрузка…