Страна : Казахстан
Меня зовут Кристина Серкова, пишу под фамилией Пак. Я всегда была любознательной, пытливой и увлекающейся натурой. Я основательно берусь за каждый заинтересовавший меня вопрос и не оставляю его, пока не докопаюсь до сути. Больше всего меня занимают темы религии и философии. ⠀ В двадцать написала рассказ-антиутопию, к двадцати двум годам закончила дебютный роман в жанре научной фантастики, на создание которого в общей сложности, от первого черновика до последней редакторской правки, ушло шесть лет.
Country : Kazakhstan
My name is Kristina Serkova; I write under the pen name Christine Park. I have always been an inquisitive person. I thoroughly tackle every question that interests me and won’t leave it until I get to the bottom of the matter. Most of all I’m keen on topics of religion and philosophy. ⠀ At twenty, I wrote a dystopian short story; by twenty-two, I finished my debut novel in the science fiction genre, which in total took six years to create, from the first draft to the last editorial correction.
Отрывок из антиутопии «Тик»
Я подоспел к медицинскому пункту к 11:59:00. Жирный текст на экране призывал: «Приложите правое запястье к сканеру». Я последовал указанию. Появившаяся надпись уведомила, что на счету осталось тридцать часов. Это означало, что мне доступна одна суточная вакцина. То был подарок от государства в честь праздника. Такое случалось дважды в год: 22-го июля, в День Памяти и 22-го октября, в День Единства.
Я вздохнул, но не с горечью, а с отрешенностью человека, примирившегося с безысходностью положения. Дисплей предложил два варианта, как распорядиться лекарством. Левая кнопка предлагала «Ввести себе», правая — «Перечислить». Я сделал движение кистью влево. Отверстие рядом со сканером, похожее на диафрагму фотоаппарата, разжалось. Каждый раз я с опаской просовывал руку. Я боялся, что, как только кисть окажется внутри, щелкнет затвор, и я лишусь конечности. Но вместо этого я почувствовал щекотливое покалывание в левом запястье. Игла ввела препарат. Когда я вынул руку, на месте укола красовался маленький аккуратный пластырь. На экране высветилось: «Инъекция завершена. Остаток на счете: 6 часов». Время в верхнем левом углу экрана — 11:59:59.
Медицинский пункт представлял собой терминал, который служил проводником от «банка жизни» к человеку. Такие терминалы стояли вдоль каждой автомагистрали на расстоянии пяти ярдов друг от друга; в каждом общественном заведении; в уборных ресторанов, клубов и кинотеатров; в торговых центрах, универмагах, подземных переходах и на каждой автобусной остановке. Можно было также приобрести ампулу с лекарством в любой аптеке и сделать укол самостоятельно.
Медицинский терминал, в котором я оплатил последние сутки жизни, находился в фойе некогда пятизвездочного отеля, где я поселился. Я жил в одиночестве, время от времени переселяясь из номера в номер, когда прежнее жилище становилось захламлено.
В 2086 году, когда мне было двадцать, вирус под названием «эсхатон» прошелся по земле, словно жнец, собирая колосья пшеницы. Среди людей, уцелевших до изобретения антигена, насчитывалось сто сорок четыре тысячи нетронутых обжинков. Выжившие стали всецело зависимы от вакцины под названием «Время».
Препарат не был совершенен, так как не излечивал вирус. Но на тот период, пока антитела, противящиеся заболеванию, находились в крови, лекарство блокировало его развитие и поддерживало все биологические показатели на жизнеспособном уровне. Но лишь срок действия медикамента заканчивался, человек терял сознание и у окружающих оставался час, чтобы оказать первую помощь, без которой больной впадал в кому, из которой никто из носителей вируса не выбирался. Одна доза препарата составляла двадцать миллилитров и продлевала человеческое существование на одни сутки.
Таким образом, продолжительность жизни стала искусственно регулироваться. Удлиняться, посредством «времени», вводимого под кожу каждые двадцать четыре часа, и укорачиваться вследствие множества причин. Никто по-прежнему не был застрахован от того, чтобы подавиться косточкой маслины, или упасть, свернув шею. Смерть поджидала каждого в самых разных ипостасях, но теперь над человечеством нависла одна общая угроза.
Когда все приоритеты человечества свелись к получению дозы «времени», исчезла потребность в зеленых бумажках с портретом Джорджа Вашингтона, в радужных билетах Банка России, в биткоинах и прочих средствах платежа. Единственным ценным ресурсом стало время.
***
В холле отеля было пустынно и тихо. Звук моих шагов эхом отдавался в самых дальних углах здания, и оттого казалось, будто кроме меня, кто-то еще ходил по этажам.
Я вернулся в номер.
Предшествующую ночь я провел в мучительной бессоннице. На протяжении всей жизни бессонница посещала меня время от времени без особой на то причины. Я ненавидел эту незваную гостью. Она вставала у изголовья кровати, и в ее присутствии я был вынужден столкнуться лицом к лицу со своими страхами. Глядя в беспросветную тьму ночи, я терял всякий покой и надежду. Я обливался потом, и мое тело обуревали конвульсии. Всё, что я мог, это сжаться в комок и зажмурить глаза, уповая на скорый восход солнца. Ночь была постоянным напоминанием о неизбежной смерти, а рассвет — надеждой на то, что за каждой тьмой следует свет.
Я приготовил капучино на соевом молоке. Напиток получился поганый, но я выпил его с наслаждением, осознавая, что это последняя чашка кофе в моей жизни.
Взбодрившись, я принялся собираться. Я надел заранее выглаженную рубашку и свой лучший костюм; обул начищенные до блеска туфли.
На журнальном столике в прихожей была собрана моя поклажа: позолоченная клетка и бумажная книга. Среди лабиринтов, горок и лесенок клетки копошился Жеан — джунгарский хомячок. Примечательным было то, что вирус распространялся на всех живых существ, кроме грызунов, поэтому в качестве домашних питомцев заводились преимущественно хомяки, крысы и морские свинки, за редким исключением, шиншиллы. Зажиточные люди позволяли себе содержание собак и кошек, но такая прихоть была дорогостоящей, потому что животное также нужно было каждодневно прививать от вируса, расходуя вакцину.
Рядом с клеткой лежал «Собор Парижской Богоматери» Виктора Гюго. В качестве закладки служил список того, что нужно было успеть, пока не сыграл в ящик:
- Отвезти Жеана новому владельцу;
- Увидеться с Лайзой;
- Прокатиться на американских горках;
Поцеловать Жаннет;- Съесть говяжий стейк;
- Узнать, что сталось с Эсмеральдой;
- Посетить могилу родителей;
- Осмыслить прожитую жизнь.
Я оглядел свое жилище напоследок. То были девяносто метров в квадрате чистого роскошества. До эсхатона я платил бы за тот номер тысячу пятьсот евро в сутки. Расценки постапокалиптического мира звучали иначе: «Сегодня ты можешь жить в апартаментах класса люкс и пить вино 1941 года бесплатно, так как завтра, немудрено, умрешь от голода или нехватки вакцины».
Миновав романские полуциркульные своды в холле, я вышел на улицу Пасео де-Грасия. Название над главным входом отеля поросло плющом, виднелось только слово «casa».
Вакцину изобрели в Испании. Уцелевшие, те, кого вирус одолевал медленнее остальных, услышав о появлении антигена, потянулись со всех уголков света в Барселону. Получив вакцину, мы объединили умения и навыки для создания нового общества, в котором главной целью стало выживание. На территории бывшей Барселоны появилось новое и единственное государство. Так оно и было названо — Единое Государство. Население его составило сто сорок четыре тысячи человек.
Я вытянул руку, чтобы поймать такси. В постапокалиптическом мире автомобили стали бесплатны, но топливо стоило времени, будучи сырьем, имеющим срок годности. Кому-то приходилось его добывать, а соответственно, этот кто-то претендовал на время за свой труд. Для меня содержать машину было дорогостоящей прихотью, поэтому я предпочитал пользоваться чужими услугами. Такси стали как никогда актуальны, так как в мире, где время на вес золота, нельзя терять ни минуты. Пешие прогулки, которые я так любил прежде, стали непозволительным расточительством.
Передо мной остановилась машина. Я сел на пассажирское кресло позади водителя.
За неделю до того дня, я предусмотрительно опубликовал в социальной сети объявление с фотографией Жеана о том, что вынужден расстаться с питомцем. Вскоре со мной связался мужчина по имени Акайо Комацу и согласился забрать хомяка. Мы договорились встретиться у памятника Колумбу.
До назначенного места мы доехали за пятнадцать минут. Дороги были пустыми из-за праздника. В День Памяти большая часть жителей выезжала из города. Каждый ехал туда, где похоронил родных и друзей, погибших от вируса, чтобы помянуть их. Не всем нравилась эта традиция, но я был ей верен. Я любил предаваться ностальгии и не пренебрегал возможностью прогуляться по улочкам родного Парижа. На могилу родителей заглядывал лишь из уважения, стоял у земляных холмиков с четверть часа и уходил. Затем бродил по опустевшему Парижу, вспоминая детство, юношество и в целом мир до эсхатона.
(5 оценок, среднее: 4,20 из 5)
Загрузка...