Елизавета Белозёрова

Отрывок из сборника стихотворений “Хвост сколопендры“

***
Тьма заоконная, ночь непролазная,
Слышится разное, разное, разное,
В голову — пулями, пулями-дурами
Падают злые, безумные, хмурые,
Капают звонкие, ясные, чистые…
Не растворись во мне, не затворись во мне,
Сил не хватает нести безупречное —
Лучше бы сечь меня, лучше бы меч в меня,
Слава — не слову, живуче — негласное,
Шепчется разное.
Разное.

***
Хочешь — мотай на ус,
Хочешь — коли глаза,
Я уж не разберусь,
Против я или за.
На языке — костер,
Под головой — игла,
Ловко ты меня стер,
Я бы так не смогла.
Впрочем, уже давно
Нет никакого Я.
Мне-то не жалко, но —
Лучше бы без вранья.
Лучше бы без… — и тут
Список продолжишь сам.
Скоро тебя найдут
(смех) по моим следам.

***
Она придет, и наше баловство
Прервется в неожиданном покосе.
А был ли мальчик? — не было его.
А девочка? — про девочку не спросят.

Она уже сидит во всех углах,
Но мы квадрат считать привыкли кругом,
Мы будем танцевать на костылях,
Мы будем петь, глухие от испуга.

Она придет — из трещины в стекле,
Из важных дел и слов, совсем не важных.
Но мы еще танцуем на земле,
В которую провалимся однажды.

***
Однажды она сказала:
«Я думала, рельсы не обрываются,
И от вокзала к вокзалу,
Через пункты A, B, C,
Не задумываясь о конце,
Идут поезда —
Без времени и без цели,
В никуда.
Сама не знаю, как это вышло,
Это же очень глупо,
Но я всегда думала так».
Я промолчала. Она была не права —
Всю свою жизнь ошибалась.
А мой молчаливый город,
В котором прямые рельс
Обрывались в отрезки, —
Прав.
Так в северной логике, в ледяной правильности
Потухла чья-то мечта —
Нелепая, шаткая, бесполезная.
И я скорбела о ней.

***
Я не помню тебя, не помню!
Слишком вычурно, слишком томно,
Так чудовищно, так бездомно —
Я играла в твою игру,
Повторяя себе: «умру
Я умру но не буду дальше
Умереть это разве страшно»,
Но теперь-то я знаю — страшно,
Страшно быть, а потом не быть.
И была. Неразумно, подло,
Словно в водах околоплодных,
Никогда мне не стать свободной.
И когда перестану быть.

***
Я сижу на тротуаре
В темно-красном пеньюаре,
В пьяном, радостном угаре
Ночь кружится надо мной.
Не бросай рубля, прохожий,
Мы с тобою так похожи —
Я беспечна, ты построже.
Посидим на мостовой!

Незнакомец в грустной куртке,
С догорающим окурком,
Заплутавший в переулках,
Бесконечных и чужих, —
Ты и есть моя Россия,
Мой Закон и мой Мессия.
Слышишь? — в чем-то темно-синем
Тот, карающий, притих.

***
Я говорю — постой! Постой, говорю, чуть-чуть!
Он говорит — оставь. Мне говорит — забудь!
Я разрезаю ложь, пальцем ему грозя —
Как же ты это так?.. разве же это льзя?..
Он затыкает слух, громко смеется над,
Так бы его пороть, вот ведь бездушный гад!
Прячется где-то плач, маленький, детский жаль —
Сдохнет еще одна каменная мораль.
Строить бы славный мир,
Добрый и честный мир,
Только на всех людей —
Где бы набрать ремней?
Быть бы совсем святой,
Быть бы совсем не злой,
Только на всех врагов —
Где бы найти углов?

***
Кажется, всё, что было, —
Было вчера.
Кажется, всё, что будет,
Будет не к месту.
Мир на кресте, и ему
Не дано воскреснуть,
Надо дожить — до старости,
До утра.

Вечность верна тому,
Кто кричал: «по коням!»,
Веруя в то,
Что кони сильней узды.
Счастлив сказавший
«Я ничего не понял»
В жизни, где все просило
Кровавой мзды.

Мы разрушали храмы
И шили платья,
Мы прорезали рты
Острием пера.
Кажется, все, что было,
С лихвой оплатит
Вечно голодное Завтра, сожравшее
Плоть Вчера.

***
страха не было.
только душно-бездушная вонь
оттого, что он был так близко.
только последний крик
борьбы и злости.
я смотрела в его глаза,
в мою кожу въедались шрамы
от кислотного яда
его возможности быть.
я говорила:
не убивай моего Бога.
пожалуйста, не убивай Его.
теперь я знаю, что Бог смертен.
теперь я вижу, что Он хрупок.
Бог плачет и молится.
Он просит спасти Его.
сохранить Его.
но
я
уже
ничего
не
слышу

***
Провожаю глазами квадраты тусклого света, ползущие по потолку. Тишина — кособокая, шаткая. Сколопендра страха заползает в ухо. Пожирая мозг, разрастается тесно, заполняет череп, протыкает дыры сотнями твёрдых лап. Глаза мои — зелёные — из глазниц выкатываются, их заменяют — чёрные, влажные. Страх вытекает из ноздрей, заливает пол, нечем дышать, некуда затолкаться.
Выхожу из комнаты, квартиры, подъезда. Сколопендра спутала мысли, в новых глазах — темно.
Улица дыбится, убегает, вертится. Страх вылепляет фигуры и звуки, делает их ощутимыми, приклеивает их к лицу, чтобы лицо застыло. Ноги идут, ноги ищут выхода, ноги несут тяжёлую голову, ноги хотят её выбросить. Бунт против разума, против хитиновой власти, нарастает от ног к животу — дальше к груди — дальше к шее. Но ядовитые лапки действуют очень быстро, вяжут узлы и сети. Непобедимые жвала втыкаются очень точно и выпивают всё. Руки падают, падают словно в пропасть глубоко под плечи, пальцы не держат даже самих себя. Ноги спотыкаются, вязнут в песке, и в траве, и в асфальте. Хочется бросить это тяжёлое тело, этот ненужный череп, эту жирную злобную тварь.
На мутных глазах отпечатались кадры — деревья, ряд фонарей, помойные баки справа — глаза растеклись и потрескались. Страх вытесняет кровь — холодно, медленно двигает тело обмякшее туда — куда? — туда…

…

Бойницы регистратуры. Дыра прикрыта лицом — белым, безглазым.
Лицо говорит: давайте мне ваше имя.
Имя моё — в глотку.
Лицо говорит: давайте мне ваше время.
Время моё — в лапу.
Лицо говорит: давайте мне ваше место. Место ваше не здесь, здесь не должно быть вас. Пойдите найдите место место мне принесите тогда может быть помогут но обещать не буду девушка не ревите здесь это вам не дома вы уже не ребёнок вы бы уж постыдились стыднопозорнобытьвами…
Схлопывается дырка, лицо безглазое прячется. Моё — безгласое — ноет, и ничего не знает, и ничего не может.
Ветер. Дома. Люди.
Крохотная сколопендра свернулась уютным колечком в раковине уха.
Привет, говорю, сколопендра.
Лапки щекочут — вглубь.

(1 оценок, среднее: 5,00 из 5)

Загрузка…