Страна : Франция
Я родилась и выросла в Украине. Профессиональная певица, юность провела на сцене, объездила с гастролями много стран. Переехав в США в 2000 году, я оставила рампу и посвятила себя семье. В 2013 году вышла моя первая книга “The Wonderful Adventures of Benjamin and Solomon”,экземпляр которой был приобретён Американским Еврейским Институтом для своей библиотеки. В 2015 году я обосновалась с семьёй в Париже, а в 2019 году вышла моя первая книга на русском языке “Проза парижской жизни”.
Country : France
I was born and raised in Soviet and post-Soviet Ukraine. As a professional singer, I had a privilege to travel the world and share my art with people of different countries, cultures and languages. In 2000 I left the stage, moved to US and focused on my family. My first book was published in 2013 and two years later I moved to Paris with my family. My second book and the first one in Russian language for me, was published in 2019.
Отрывок из малой прозы»Жак»
Несколько лет назад, одним декабрьским утром, после завтрака, мой тогда еще будущий муж подал мне пальто, надел шляпу и мы вышли из дома. Мы шли по утренним холодным улицам, держались за руки и улыбались друг другу. Мы целовались на перекрестках, пока ждали зеленый свет. Ну Авеню Поль Думер мы зашли в цветочный магазин и он долго и тщательно выбирал цветы для букета: белые и сиреневые, розы и лилии.
Мы сели на метро и вышли на Сен-Поль, повернули на Рю Жоффруа д’Аснье, потом на Алле де Жюст де Франс. Мы вошли в небольшое здание с системой безопасности превышающей все, что я встречала во всех виденных мною американских посольствах вместе взятых. Это здание было «Мемориал де Шоа» — музей истории Холокоста. Там, на стене под цифрами 1942, рядом с фамилией моего будущего мужа была моя.
Моя фамилия была написана по-французски, Jacobsfeld, и читалась как Жакобсфельд. Её обладателя звали Жак.
Я не могу описать свои чувства тогда. Якубсфельд – не Рабинович и я знаю одно: я никогда в жизни не встретила ни одного Якубсфельда, который не был бы мне в какой-то степени роднёй. Якубсфельдов вообще нечасто в жизни встречаешь. Сомнений у меня не было: этот Жак Жакобсфельд был моим родственником.
Мы положили букет к подножию стены, взялись за руки и пошли в архив. Там мне выдали фотокопию всего, что у них было на Жака и Жак стал мне не просто родственником, он стал мне родным. Жаку Жакобсфельд было всего 8 лет, когда его посадили на поезд и отправили в Освенцим. Он был отправлен один, без родителей. То, что происходило с маленькими детьми в Освенциме знают все. Я могу только надеяться, что он прибыл не тогда, когда в лагере закончился запас Циклона-Б и еврейских детей бросали в печи живыми.
После того холодного декабрьского дня многое произошло. Мы поженились и осели в Нью-Йорке, воспитывали моего сына, работали. У нас родилась дочь, у сына была Бар Мицва. Мы переехали в Париж. У нас родилась вторая дочь. Я бы хотела сказать, что все эти годы я искала Жака. Но нет, я не искала. Я жила своей жизнью – я рожала, воспитывала, готовила ужины и обеды, вытирала носы и дула на разбитые колени, купала и проверяла домашние задания. Но я помнила, я помнила всегда. И время от времени, щурясь в полуночной темноте на невыносимо яркий экран, искала. В энциклопедии Холокоста, в архивах Яд Вашем. В архивах Парижа. И везде натыкалась на одни и те же несколько строк:
«Жак Жакобсфельд родился в Париже в 1934. Во время войны он был во Франции. Депортирован конвоем №22 из лагеря Дранси, Франция в лагерь смерти Освенцим-Биркенау, Польша 21 августа 1942 года.
Жак погиб во время Холокоста.
Эта информация основывается на Списке Депортированных, который находится в Мемориале Депортации Евреев Франции Беаты и Сержа Кларсфельд, Париж, 1978.»
Кто были его родители? Почему он был депортирован один? Я искала ответы на эти вопросы, чтобы перестать искать ответ на самый страшный: как можно убить ребенка?
Наконец, не помню, по какому наитию, но я сделала то, что должна была сделать с самого начала: посмотреть базу данных Мемориала Депортации Евреев Франции. Жак, конечно же, был там. Только в этот раз отправным пунком для него значился не лагерь Дранси, а Бон.
Бон.
Бон-ля-Роланд.
Об Освенциме знает весь мир. О Боне знают немногие. Бон – это французский стыд. К сожалению, этих пятен стыда на лице Европы множество.
Летом 1942 гитлеровцы потребовали у французской полиции ареста евреев от 16 до 50 лет. Генеральный секретарь французской полиции режима Виши не возражал, кроме того «неприятного факта», что заниматься этим придется французской полиции, а не самим нацистам, и настоял, что евреев-граждан Франции трогать не будут. Таким образом они показали миру, что да, можно быть коллаборационистом и сохранять верность идеалам республики. В то же время, режим Виши старался во что бы то ни стало сохранить видимость своей независимости и для этого ему нужно было убедить Третий Рейх в его полной готовности к сотрудничеству.
В ночь с 15 на 16 июля, в четыре утра полиция пошла по домам. В каждую квартиру заходили двое французских полицейских, незнакомых до этого друг с другом, это было сделано во избежание организации ими какой-либо помощи евреям в побеге или укрытии, к тому же их сопровождал немецкий солдат. Незадолго до этого была другая облава в Париже, в ходе которой брали еврейских мужчин, поэтому при первых признаках облавы многие мужчины спрятались, уверенные, что женщин и детей трогать не будут. Однако на этот раз все было по-другому: брали всех-женщин, детей, стариков, мужчин, от года до семидесяти лет. Всех, кроме младенцев, которых оставляли в опустевших квартирах на произвол судьбы, соседей и консьержей. В эту облаву попали 13000 евреев, большую часть которых собрали на Вель д’Ив-зимнем стадионе для велосипедных видов спорта. Более 40 процентов из жертв облавы составляли женщины, более 30- дети. Неделю, целую июльскую неделю -а парижане знают, как убийственна июльская жара в Париже,- семь с половиной тысяч еврейских женщин, детей и мужчин держали на этом стадионе. При закрытых окнах, под выкрашенной в синий цвет стеклянной крышей. Без туалетов, на минимальном пайке, без достаточного количества воды и практически без медицинской помощи- та небольшая группа представителей Красного Креста, врачей и медсестер, которую допускали на стадион, не могла справиться с наплывом больных и нуждающихся в помощи. Неделю люди страдали, сходили с ума, умирали, истерили, кончали жизнь самоубийством. Женщины рожали, дети умирали. При любой попытке к бегству стреляли на поражение и без предупреждения. Тех, кто выжил, автобусами вывезли в лагеря промежуточного заключения: Питивье, Дранси и Бон-ля-Роланд.
Бон-ля-Роланд находился возле одноименной деревушки и был изначально построен как лагерь для немецких военнопленных во время Первой Мировой Войны. Вскоре после того, как евреев привезли в лагерь, мужчин отделили от женщин и детей и вывезли в Дранси. Дранси был промежуточным лагерем, откуда шли составы на Освенцим и Собибор. В первых числах августа, ранним утром начали разделять детей и матерей. Крик стоял такой, что жители близлежащей деревни не выдержали и покинули свои дома, спасаясь в лесу от ужасных воплей. В лагере наступил конец света. Отчаявшиеся охранники обливали водой обезумевших женщин и детей, на женщинах рвали платья, дети цеплялись за матерей и вдруг наступила мертвая тишина – на них направили оружие. Всем все стало ясно. Матери и дети замерли.
Мне говорили, что жители деревни Бон-ля-Роланд сколько жили потом, помнили, какой стоял крик, когда у евреек забирали их детей.
Я не могу об этом писать. Я чувствую, что это святотатство – пытаться описать эту чудовищную муку, это неизбывное горе, это хуже смерти отчаяние, которое ни одна мать не могла себе представить, когда рожала своего ребенка, в боли, слезах и радости, ни один ребенок не мог себе вообразить, когда первый раз протянул к маме руки и сказал «мама».