Страна : Чехия
Меня зовут Евгений, мне 20 лет. Являюсь студентом Карлова Университета. Пробовал писать еще лет в 8-10. Что-то о рыцарстве. Выходило, вероятно, ужасно. Сейчас всё так же ужасно, но это дело привычки.
Country : Czech
Отрывок из пьесы “Стекляшки”
Действующие лица
Первый
Второй
Господин П
Госпожа Х
***
Первый: Вера в человека, мой друг, — вот что поистине ценно, и вот чего нам чертовски cегодня не хватает, и на что я давно насрал, приятель, да и тебе бы не помешало. — стряхивает трясущейся рукой пепел и затягивается сигаретой. – Вера как невинность – уходит навсегда и безвозвратно. Одна жалкая фрикция, и вот – ты уже полноправный член общества, ненавидящий всех и вся. Всё, что остается – унылое «сегодня» и безжалостное «завтра». Война с самим собой, в которой ты уже не ждёшь помощи от других, не ждёшь подкрепления, от чего ещё больше ненавидишь себя и окружающих, которые смотрят на твою агонию, испытывая неимоверное наслаждение оттого, что кому-то ещё более погано, чем им самим. Мне порой кажется, что у них даже встаёт. Они прикрываются масками сострадания и сочувствия, но сострадание и сочувствие, мой друг, человеку вовсе не свойственны.
Второй: Прошу тебя, оставь. Разочаровываясь в одном, мы находим спасение в ином. И то иное и есть жизнь, есть наше спасение от всей грязи. Когда ты пьёшь, ты становишься невыносим, ты знаешь это?
Первый: О, да, я этим горжусь. Я и не прошу, чтобы ты меня любил. Ты же сам почему-то приходишь каждый грёбаный раз, и каждый грёбаный раз поучаешь меня своей нравственностью и своей всеобъемлющей любовью. Нам обоим было бы лучше, если бы ты ушёл раз и навсегда, и я бы наконец остался один. Двум людям в этой комнате крайне тесно, ты не находишь?
Второй: Если я уйду, то кто же тогда будет наливать тебе виски, а? – усмехнулся второй.
Первый: Тогда заткнись и не говори мне ничего о добродетели…
Первый громко выдохнул и влил в себя ещё немного обжигающего напитка.
Первый: Ну и чего же ты молчишь? Ты что, наконец смылся? – выдавил он из себя. – Ты ждёшь, что я извинюсь? Могу только плюнуть в тебя , если это можно считать извинением.
Второй: Ей Богу, другого я от тебя и не ждал.
Первый: И не смей говорить об этом собирателе крайней плоти в моем присутствии! Он оставил нас из-за нелепой бабёнки, сожравшей блядское яблоко. Послушай, кем надо быть, чтобы из-за яблока настолько возненавидеть своих же детей?
Тембром приходского священника:
-Виноваты, но невиновны – вот вердикт небесного арбитра.
Замолчал
-И, послушай, чего вообще можно ождать от женщины? Она ещё вчера была ребром, а уже сегодня отвечает за судьбу всего человечества – вот, что называется, справедливость. Бог мёртв, и едва ли мы обретём его в самих себя: мы слишком ничтожны для таких свершений.
Второй: Если Ницше прав, и Бог мертв, то осталась лишь его тень, медленно растворяющаяся с заходящим солнцем морали. Нам остается лишь обрести Бога в себе.
Первый: Либо увязнуть в болоте пороков и страстей, что мне, как безучастному наблюдателю, нравится поболее. А ещё Ницше пил свою же мочу, если ты забыл.
Гробовая тишина снова повисла в комнате.
Первый, рассматривая пустоту:
— А ты никогда не задумывался, что мы вообще здесь делаем?
Второй: А разве у нас есть выбор? Пытаемся познать прекрасное, утопая в безобразном.
Первый прервал его:
-Я про комнату, идиот.
Второй, словно его не слыша, продолжил:
-Мы можем наслаждаться красотой, что я считаю истинным величием, и дурак тот, кто не признаёт красоту, ведь даже твоё морщинистое рыло в каком-то смысле не так уж и отвратительно. Кстати, завтра и я хочу насладиться жизнью сполна. Помнишь ту девушку из бара, с которой я познакомился на прошлых выходных? Мы договорились встретиться, и я до сих пор не могу забыть её прекрасную улыбку, дурманящую разум, заставляющую сердце стучать чуть быстрее, а иногда и вовсе замирать. Она далеко не так проста и глупа, как ты считаешь. А главное – она живет, чем бы и тебе не мешало изредка заниматься… хотя бы для разнообразия. Но как же она хороша…
Первый: Особенно если её не слушать. Ещё чудеснее, если на неё не смотреть. Декоративные создания выражают свои декоративные мысли с безмерно умным видом, а меня от них блевать тянет. Они, откровенно говоря, не столь противны, когда я с ними сплю. Но вот с утра, в похмельном ознобе, мне хочется бежать и не оборачиваться, чтобы она и подумать не успела о том, чтобы со мной заговорить.
***
Полночь. Они сидят и молчат. Каждый не знает, с чего начать, да и стоит ли. Но кому-то ведь нужно.
Второй: Мы танцевали с ней весь вечер. Она порхала. Я танцевал не с ней, я танцевал с жизнью, и даже держал её за талию. В её взгляде я видел глубину Вселенной. Одно меня тревожит – она была сдержанна, если не сказать холодна. Я ни на секунду не чувствовал себя нужным, однако с дамами это вполне естественно – скромность есть одно из самых прекрасных украшений для любой женщины. Она смеялась. Мне удавалось её рассмешить, и я был счастлив. Я готов целовать её руки. Я готов любить её, пусть и знаю, что недостатков она не лишена. Мне не чуждо человеческое, как и ей. Мы не Боги. Я люблю её, я люблю жизнь, которая снизошла ко мне в её обличии. Если человек не любит, он не живёт. Любовь – кислород, наполняющий наши лёгкие, без которого человек и вовсе способен умереть. Сегодня я дышал любовью, я дышал жизнью. Сегодня я был счастлив.
Первый: А завтра будешь несчастен. Завтра она выплясывает с другим, а ты корчишься в агонии, называя это праведными муками во имя любви. Нет ничего прекраснее, чем виски, мой дорогой друг – он не клянется тебе в верности, но при этом всегда с тобой. «Вагинальное рабство или романтизм как сердце бессердечного мира» — стоит написать целую научную работу на эту тему. Что скажешь? Бедный, несчастный, молодой идиот влюбляется в юную и пустую Афродиту. В той хоть божественное было.. А что же ты сделаешь, когда пелена спадёт, твой мнимый интерес растворится, а её красота сойдётся в неравной схватке с её же собственной глупостью? Ты и сам знаешь, что дальше пары лет дело не уйдёт, ведь любовь требует повторения, а вечная любовь ничуть не длиннее юбочки твоей пассии, пусть ты и убеждаешь себя в обратном.
Второй: Оставь, оставь это хотя бы сегодня, я молю, оставь! Ты абсолютно невыносим. Неужели я не могу ощутить себя счастливым хотя бы на мгновение? Нет. Мне кажется, я должен уйти, дабы окончательно не испортить себе вечер.
Первый: А тебя никто и не приглашал, чтобы ты мог уйти. Ты сам выбрал меня: мерзкого, желчного человечишку. А знаешь что? Ты ничем не отличаешься от меня, а может ты и ещё более мерзок в своих фальшивых улыбках и благоразумном раболепии, чем я. Улыбаешься, корчишь из себя очень заинтересованного в её жизни человека, хотя по большому счёту тебе плевать. Ты хочешь лишь овладеть ею, наслаждаться её любовью; радоваться оттого, что в твоей мелкой душонке кто-то заинтересован, чтобы избавиться от одиночества, но оно-то сидит внутри тебя, и в предсмертных муках ты будешь лишь один на один с собой. Всем на всех плевать. Да и мне на тебя, мне просто поговорить не с кем, так что не обольщайся.
Второй улыбнулся:
-Я тебя тоже люблю.
Первый: Плевал я на твою любовь. Встань и подойди к зеркалу. Просто взгляни на себя.
Второй встает с кресла. Через пыльное, запятнанное зеркало он долго и упорно рассматривает человека в отражении. Он не был красив: глубоко посаженные глаза голубого цвета. Однако огонь молодости такой силы пылал в них, что он за запросто мог спалить целые города. Молодость была его оружием – он силён, храбр, весь мир будет у его ног. «Завтра» ещё играет роль и наполнено новизной, а неизвестность возбуждает и вызывает лёгкий трепет, который заставляет вставать каждое утро. Каштановые волосы аккуратно уложены набок помадой. Мысль уже успела обезобразить его лоб морщинами, несмотря на достаточно юный возраст; аккуратная щетина окружила его выразительные губы.
Первый продолжил:
— Ты всю свою жизнь, сколько я тебя помню, только и искал признания в глазах нелепых людей, искал в их глазах зависти, поскольку сам ты завистлив, завистлив по своей природе. Тебе ведь не чуждо человеческое? Раз любишь как человек, то и завидуешь ты так же, как человек. Быть лучшим из худших, достойно. —Глухие хлопки разлились по комнате, пронзив пустоту ночи. – Ты вообще помнишь, чего ты хотел? Не быть таким как я, я знаю, быть человеком достойным, лучшей версией человека, что-то из Платона, или, быть может, Локка? А в итоге ты просто хуй собачий, неспособный ничего изменить. Спаситель, мессия, дерьмо ты бесхребетное. Сплошное несоответствие. Да-да, продолжай улыбаться, но ты же знаешь, что я прав; и ты всегда это знал. Низменные ценности, навязанные тебе внешними обстоятельствами, — ты их даже не выбирал, ты даже и не задумывался о том, на кой хер тебе вообще все это нужно. Ты пытаешься найти выход из комнаты без двери, и, вместо стоического смирения, выбираешь беспомощно стучать своими измождёнными кулачишками о толстую стенку. Но и это не назвать выбором, тебе только так кажется. Это инерция. А знаешь, что потом? Весь наш полет мысли прерывается безжалостной системой ПВО под названием «бессилие».
Первый стукнул раскрытой ладонью по столу:
-Упав наземь, совершенно обессиленные от заведомо проигрышной воздушной схватки с обществом, с трудом выползаем из полуразваленной ржавой груды металла, которую мы когда-то называли «Вера». А потом, за всю нашу смелость и терпение, мы получаем свою награду. Мы один за одним получаем колотые раны, пинки и плевки от грязной суки в порванном, пропитанном кровью бушлате, которую у нас принято величать не иначе как «Реальность». И поделом. Но ты будь уверен – я уж принесу цветочки на твою могилку.
Второй: Я лишь хочу быть, не задаваясь вопросами, отравляющими мою жизнь. Что же ты, человек думающий, каковым ты себя определенно мнишь, сидишь в грязной комнате, поучая меня, хотя сам-то и гроша не стоишь?
Первый: Один из парадоксов жизни в том, что люди думающие и люди действующие — это абсолютно отдаленные друг от друга элементы. Думающий человек зачастую не начнет действовать, а действующий не начнет думать, и вместо совместной работы и взаимопомощи, возникает ненависть и вражда, потому что думающий презирает образ жизни и поведение действующего, а он, в свою очередь, презирает думающего. Под думающим я подразумеваю человека с чистым разумом, скинувшего с себя оковы бренного мира. Если бы люди, не задающиеся вопросами, хотя бы ради приличия ими задались, то дело бы могло сдвинуться с мертвой точки, но увы. C’est la vie.
Второй: Почему ты просто не примешь этот мир таким, каков он есть? Без всех этих «если», без утопических идей и лютой ненависти ко всему сущему?
Первый: Потому что этот мир мне противен, а другого у меня нет, вот и приходится сидеть с тобой, идиотом, а оттого всё сильнее сокрушаться о бренности бытия. Я в этот мир приходить не выбирал, уж извините. Пути назад у меня нет. Думающий человек… Да кто вообще сказал, что нам нужно думать? Разве не Vita Activa есть наша реальность? Разве, не задаваясь вопросами, мы бы не были чуть более уверены в том, что всё идёт по плану? Когда человек понял, что можно лишать других людей еды, чтобы потуже набить свой желудок, вот тогда-то всё и пошло наперекосяк. Теперь — тоните в дерьме и крови, суки, — заслужили. Хотел бы я быть тобой… Полное отсутствие признаков какого бы то ни было разума. Мышление есть смерть при жизни, не иначе. Поэтому я мертв, а слушая меня, умираешь и ты. Ну что ты, не кривись: все мы там будем. Лучше налей мне.
Первый осушил очередной стакан.
Второй: Знаешь, я не желаю выслушивать твои бредни. Может быть, это ты сумасшедший, а мир и вовсе не так ужасен? Не думал, а? Люди живут, творят, любят, лишь ты вечно недоволен. Ты испорчен, ты абсолютно испорчен. Ты видишь в самом прекрасном лишь ужасные вещи. Среди поля прекрасных цветов, я уверен, тебя бы заинтересовала лишь куча козьего дерьма. Не хочу я верить в это, я буду биться, биться пока я жив, мы заслуживаем жить, понимаешь? Не только страдать, но и жить, и даже не смей меня переубеждать – ни черта у тебя не выйдет.
Молчание.
Второй подошёл к двери.
Второй: И духу моего здесь больше не будет. Прощай.
***
Скрип кресла нарушал молчание ночи. Первый сидел в темноте и смотрел в темноту. Дверь открылась. Вошёл второй.
Второй: О Боже, что за запах. Слушай, попробуй как-нибудь такую вещицу, она называется «свежий воздух». Очень полезно, да и врачи рекомендуют.
Второй подошёл и открыл окно, находившееся прямо за спиной первого. Теплота июльской ночи ворвалась в комнату, кружась в танце с темнотой.
Второй: Как же всё-таки прекрасно жить. Посмотри, как прекрасно небо, посмотри вокруг, а мы этого даже не замечаем. Встань и посмотри в окно!
Первый продолжил сидеть.
Второй: А впрочем, неважно. Ты же так боишься всего, что вокруг. Отвернувшись от мира, ты решил все свои проблемы. Браво! Тьма и пустота – вот твоё спокойствие. Всё новое пугает, всё старое надоело. Так где же ты?
Пауза.
Рухлядь ты старая, вот что: сегодня ты мой день уж точно не испортишь. Она позволила мне себя поцеловать. Жизнь, которая всегда бежала параллельно, а я ощущал себя зачастую лишь странником без цели, сегодня врезалась в меня, да причём так, что ноги до сих пор подкашиваются, а голова чудит так, словно опустошил бутылку «Лучистого». Жизнь. Мы в жизни гости, она не обрывается со смертью, не начинается она и нашим рождением, она ведь течёт где-то параллельно с нами, зачастую не пересекаясь с нашим существованием. Самые ценные секунды — это когда нам удается зацепиться за то, что мы зовём Жизнью, Приключением, как-угодно, а парадокс жизни в том, что мы осознаем ценность момента уже после. Но не сегодня, сегодня я был безумно близко. Сегодня я поцеловал жизнь. Она была так мила. Не было больше того холода, она растаяла. Она была нежна как никогда. Я люблю её. Я люблю жизнь.
Первый: Взгляни на календарь. Запомни этот день – сегодня помещица сжалилась над своим рабом и позволила ему любить её. Любопытненько. Растаяла. Едва ли, не почувствовав ничего при парвой встрече, она неожиданно одумалась ко второй. Чувство, в отличие от разума, не подводит. За неимением лучших вариантов, человек выберет имеющийся.
Второй звонко рассмеялся
Второй: Сегодня ты менее отвратителен, чем обычно. Знаешь, а что касается чувств, мне не приходится сомневаться в её искренности! Она – оплот моей веры. Она дорожит словом, что немаловажно, она в ответе за свои поступки. И умна не по годам, что сегодня по истине редкое явление. А как она смотрела… Глаза врать не могут. Глаза – это зеркало чувств. Так что, Monsieur, будьте добры, оставьте свои мысли при себе.
Первый: Слова.. Женщины всегда бросаются ими. Они готовы сказать что угодно, если это хоть как-то улучшит их положение. Она может сказать то, что ты хочешь слышать, а потом, вдоволь наигравшись с твоими чувствами, в момент, когда ты уже полностью готов отказаться от своих естественных прав, она выбрасывает тебя на ближайшей помойке, чмокнув на прощание. Оставайся и погибай. А она, уж поверь, всё так же искренне, глядя тебе в глаза, скажет, что она тебе ничего не должна. А потом всё так же невозмутимо уйдёт с тем, с кем обещала никогда не быть. Занавес.
Второй: Но-но , Господин Разум, зачем же столько поспешных выводов? У вас что, закончился виски? Ты слишком много говоришь и слишком мало пьёшь. Давай-ка лучше я тебе налью.
Второй достал бутылку и откупорил её, закинул лёд в два стакана и разлил по ним виски. Потом подошёл к первому и сел на кресло, поставив на стол две стекляшки.
Второй: Выпьем.
Выпили.
Второй, со стаканом в руке: Так вот, о чём это я. Ах да. Жизнь. Если всё так, как ты и говоришь, и смысла во всём этом предприятии нет, то всё ещё более прекрасно: я могу прожить так, как мне хочется, и никто меня за это не будет порицать, а если и будет, то я в полном праве послать его куда-нибудь далеко и надолго. Как там было:
Второй, басом: Если жизнь человека – персидский ковер, то мы — творцы, способные вышивать тот узор, который нам захочется. Конечно, самый простой и красивый – родиться, жить, учиться, работать и умереть.
Второй откашлялся
— Но я выберу свой путь – путь любви. Безграничной любви к жизни. Вот так.
Он осушил стакан
-Поэтому, мой смысл жизни – это её губы, и мне этого достаточно.
Первый: Это ты ещё пизду не видел…
Второй улыбнулся и покачал головой
Второй: Мне кажется, в душе ты неисправимый романтик.
Первый: Ошибаешься. Я ещё хуже, чем ты думаешь.
Второй: Я не думаю, я лишь созерцаю прекрасное, и вижу прекрасное даже в таком несносном ублюдке, как ты. Скажи мне, ты хоть пробовал выходить из комнаты? Пробовал совершать ошибки?
Первый: Мой дорогой и юный друг, я совершил слишком много ошибок. Одна из них как раз-таки заключается в том, что ты здесь сидишь. Мне нужно было убить тебя ещё в детстве, но все считали тебя безумно хорошим и добрым юнцом. А я был тряпкой, и с самого детства общество учило меня: не убей, не укради, но они никогда не договаривали. Не убей, пока мы сами тебе не скажем; Не укради, потому что нам меньше достанется. Аминь, мать твою.
Первый выпил до дна.
— А вообще, ты сегодня крайне действуешь мне на нервы своим миролюбием. Как только ты свалишь, я запру дверь и наконец наслажусь тем, что моё по праву – своим одиночеством, а ведь твоё сраное присутствие лишает меня и этого.
(60 оценок, среднее: 4,35 из 5)