Страна: Россия
Закончил две консерватории – Новосибирскую, как вокалист и Санкт-Петербургскую, как режиссёр музыкального театра. Работал актёром в Алтайском театре оперетты, режиссёром-постановщиком в омском музыкальном театре, режиссёром-постановщиком в академическом театре музыкальной комедии г. Екатеринбурга. Лауреат драматургического конкурса «Авторская сцена Алтая». Лауреат Первой степени литературного конкурса «Золотое перо об Алтае». Член Российского авторского общества. Член Союза театральных деятелей.
Country: Russia
Отрывок из романа “»Ваше благородие, господин Ползунов!.”
Хозяйка провела Мартына в избу и усадила на лавку рядом с печкой. От неё шёл нестерпимый жар, потрескивали в топке дрова, что-то варилось, булькало в горниле, распространяя незнакомый сладковатый и вяжущий запах. Не обращая на гостя внимания, Марфа сноровисто доставала с полок холщовые мешочки, отсыпала из них в чугунок разного всего, что составляло содержимое этих ведьминых тайников. А то, что женщина эта было ведьмой, у Мартына не было никакого сомнения. Скоро от этого странного запаха у него начала кружиться голова, а потом и вовсе вокруг стала происходить какая-то чертовщина. Сначала куда-то провалился пол, и вместо него под ногами у канцеляриста образовалась чёрная дыра глубокая, как ночное небо. С ужасом смотрел Мартын вниз, вцепившись в лавку и пытаясь хоть на чём-то остановить взгляд, но там, внизу, был только мрак, и тянуло ледяным холодом. Но при этом всё, что было в избе, не проваливалось, а стояло, вернее, висело на своих местах. А дальше происходило вот что. У Марфы неожиданно начало вытягиваться лицо и превращаться в злобную коровью морду с одним рогом. Она смотрела на своего гостя, улыбалась и исходила слюной. Руки её потянулись к нему, удлиняясь и превращаясь в чертополох. Мартын непроизвольно посмотрел вниз и задрожал. Прямо из глубины на него смотрел огромный, налитый кровью, глаз. Канцелярист застонал и, теряя сознание, рухнул вниз.
Когда он пришёл в себя, открыл глаза и медленно огляделся, всё было по-прежнему, словно ничего и не было – пол находился на прежнем своём месте, Марфа всё также стояла у стола и ссыпала в чугунок какие-то снадобья, а сам он сидел на лавке рядом с печкой. Сладковатый запах оставался, но был слабым и уже казался не таким дурманящим.
— Что это было!?
— Где? – Марфа убрала тыльной стороной ладони прядь со лба.
— Глаз… там… – Мартын пальцем показал себе под ноги.
— А-а, это… – она спокойно вытерла руки о передник, села рядом с ним. – Сильно хочешь знать?
— Говори, ведьма!
Женщина молча кивнула, а потом вдруг приблизила к нему лицо и уставилась на него пристально, не мигая. Глаза её при этом немыслимым образом меняли цвет от угольно чёрного и красного до совершенно белого. Мартын сморщился, замотал головой, сразу же онемела нижняя часть тела.
— Хватит! – заорал он изо всех сил и почти обессиленный, выдохнул – Хватит…
— Ну, вот тебе мой ответ. А теперь говори, зачем пришёл. – сказала и так ласково на него смотрит, ждёт, что он ей ответит. А Мартына вдруг злость на себя взяла. Не привык он к тому, чтобы баба сильнее его была, пусть даже и такая. Его жизнь, он сам в ней и разберётся без этой ведьмачки. Матеркнулся сквозь зубы, встал уйти, да так и упал, как колос подкошенный – ноги не держали, не чувствовал он их, словно и не было.
— От меня не так просто уйти, Мартынушка… Пока сама не отпущу.
Марфа слегка коснулась рукой его ног, сразу заломило в коленях, зажгло страшно ступни, но они ожили, словно вернулись, словно приросли вновь. Мартын с трудом встал, сел на лавку, страшно болела голова.
— Ты всех так встречаешь?
— Не всех. — она усмехнулась. – Только таких, как ты.
Мартын не стал уточнять, что в нём такого особенного, да и не хотел он этого. Единственное, что ему было нужно от этой женщины, так это узнать, кто смотрит на него из воды, чьё злое лицо преследует его
— Ты сам и смотришь… — неожиданно для него сказала Марфа. Сказала она это так просто, так обыденно, что у Мартына от этого волосы зашевелились на голове.
— Как я могу смотреть оттуда? Я ж ведь живой… – Мартын глядел на неё расширившимися глазами, холодея сердцем и пытаясь понять, что значат эти слова, что она хотела этим сказать.
— Пока живой… – она смотрела на него с холодным прищуром. – Только торопишь ты смерть свою, Мартынушка, сильно торопишь. Вот она на тебя из воды уже и смотрит, примеряется.
— Врёшь! Ты всё врёшь, ведьма! Я эту твою смерть переживу! Переживу, слышишь! Попомни моё слово! Мне ещё много чего жизнь должна, не расквиталась она со мной! Я ещё погуляю! Так погуляю, что всем чертям тошно станет! – кричал Мартын. На лице у него не было ни кровинки, он стоял белый и только рот зиял чёрною дырой. – Не твоё собачье дело – жизнь моя…
Марфа на всё это только пожала плечами и отвернувшись продолжила прерванное дело.
— Сколько тебе надо денег? Проси, сколько хочешь, только избавь меня от этого морока, Марфа.
Та молчала.
— Пожалуйста…
Не успел он и моргнуть, как она уже стояла рядом, наклонившись и вперив в него свои глаза.
— Страшно?
— Страшно… Душа холодеет.
Женщина взяла с полки холщовый мешочек, сунула его Мартыну под нос.
— Нюхай!
Тот недоверчиво, с опаской втянул в себя воздух. Пахло чем-то приторно сладким и сильно напоминало запах от разлагающихся трупов. Мартыну сделалось дурно, перед глазами встало кричащее под водой лицо, потом оно начало медленно тонуть, распадаться, уходить на дно.
— Деньги положишь на стол…
Мартын выхватил из сумки кошель, сыпанул на стол не глядя горсть монет и почти выбежал на улицу.
Придя домой, он первым же делом выпил прямо из бутылки остатки испанского хереса, потом долго метался по дому, грозя кому-то кулаком и, рухнув на кровать, забылся тяжёлым, беспокойным сном.
Разбудил его негромкий стук в стекло. Первой мыслью было – утопленник пришёл за ним. Схватив топор, который теперь всё время был под кроватью, Мартын подкрался к окну, стараясь не попадать в бледный свет луны, плюнул с досады – покривившийся ставень мотало ветром, он и задевал стекло. Сон, как рукой сняло. Что-то поев безо всякого аппетита, полез в подпол. Вдруг откуда-то появилась твёрдая уверенность, что этой ночью ему наконец-то улыбнётся удача и он найдёт, что ещё не удавалось ни одному алхимику, найдёт счастливое сочетание природных элементов, которое даст ему то, ради чего стоит жить – золото!
Примерно через час подпол канцеляриста Мартына Второго напоминал адскую мастерскую в преисподней. В тусклом свете свечей и небольшого горна, в смрадном воздухе замкнутого пространства, металась по стенам уродливая человеческая тень. Она то вырастала до потолка, всё заполняя собой, то уменьшалась до размеров карлика. Порою казалось, что не человек, а она сама управляет им, заставляет его двигаться, быть послушным своей воле. Мартын голый по пояс, в кожаном фартуке, мокрый от пота, задыхаясь от зловонных испарений, вынимал кузнечными клещами из горна небольшой противень. Установив его на деревянной колоде он с горящими глазами, глазами человека, фанатично верящего в свою удачу, стал осторожно разгребать лежащие на противне чёрные угли. Он делал это бережно, едва касаясь их глиняным черепком, с непобедимой жаждой когда-нибудь увидеть среди сгоревших, расплавленных, отвратительных остатков, то, чего он сам никогда не видел — кусочек солнца, философский камень, красную тинктуру, великий эликсир. Но на железном, местами прожжённом листе ничего подобного даже близко не было, только поднимался тоненькой струйкой, свиваясь в белёсые колечки дым. Он поднимался, проникал Мартыну в лёгкие, заполняя их, по-хозяйски проникая в кровь, в мозг невидимыми частицами, отключая слух, зрение и сознание человека, вызвавшего его появление. Перед тем как упасть, Мартын что-то крикнул, срывая голос, громкое, пугающее, словно отгоняя от себя кого-то и рухнул лицом вниз, прямо на земляной пол…
…Василий Осипович Пастухов стоял, согнувшись на треть и униженно улыбался, глядя перед собой преданнее самой преданной собаки. Он только что прочихался после очередной порции нюхательного табака и у него из носа показалась чёрная капля. Но бухгалтер не решался вытереть её, так как это его действие могло быть расцененным весьма вольным по отношению к сидящему перед ним человеку. Чуть в стороне от Пастухова соляным столбом умирал в припадке высшего почитания Христиани. Он, казалось, светился насквозь, демонстрируя вместе со всеми своими органами незамутнённое крамолой содержание, верноподданническое отношение и беспредельное рвение. И все остальные чиновники всех рангов и положений как на подбор, лоснясь глазами, источали своими лицами крайнюю, самой чистейшей слезы преданность. Перед всеми ними на высоком золотом троне восседал Мартын Пармёнович Вторый. Вся одежда его, вплоть до нижнего белья, шита была золотыми нитями. На голове его солнцем пламенел золотой парик, кафтан, пальцы рук и сапоги были увешаны гроздьями самоцветных каменьев. Глазам было больно смотреть на такую роскошь, которая, казалось, затмевала собой все доступные пределы человеческого богатства.
Мартын Пармёнович схватив бороду в кулак и опершись правой рукою о колено, супил бровь, смотрел вниз и молчал. Молчание это и особенно бровь, ничего хорошего не сулили. Потом веки его медленно приподнялись и из-под них показались холодные глаза, готовые насмерть заморозить любого из присутствующих здесь. Чиновники склонились ещё ниже и, казалось, совсем перестали дышать. Для тех безумцев, кто хотя бы даже в мыслях готов был дерзнуть и проявить хоть в чём-то непокорность и неповиновение, справа от трона, на возвышении, стояла плаха с воткнутым в неё огромным топором. Показательные казни проводились раз в месяц, пороли каждый день. Оглядев помертвевшие лица Мартын Пармёнович остался доволен. Иногда он устраивал такие представления, упражняясь в собственном актёрстве и упиваясь своей абсолютной властью.
— Славьте меня!
И словно раскололось небо. Со всех сторон — распахнутые рты, выпученные глаза, вздувшиеся на шеях вены…
— Слава-а-а-а-а!!! Слава-а-а-а!!! Слава-а-а-а!!! Марты-ы-ы…! Пармё-ё-ё…! Вто-о-о-о-о…!
А дальше было то, что повторялось изо дня в день по заведённому Мартыном порядку. Христиани, Пастухов, шихтмейстер Ползунов, в разодранном камзоле и с синяком под глазом, впряглись в телегу, доверху заваленную самородным золотом и изо всех сил упираясь ногами в землю, багровея лицами, надсадно дыша покатили её перед своим хозяином.
(Пока оценок нет)