Давудшах Сулейманшах

Отрывок из малой прозы ”Счастье пенсионера ”

В маленьком городе прошёл слух, будто на днях возле Амонатбанка и Сберегательного банка будут устанавливать какие-то банкоматы, большие железные коробки. Будто все пенсионеры отныне станут получать свою пенсию из этих коробок. Для некоторых пенсионеров такие слухи были не очень приятны. Дядя Хукуматшо как работающий пенсионер принимал подобные разговоры в штыки.
Эти слухи, или, как образно выразился сосед Муборакшо, «шипение индийской кобры», были для него больно колючими и ужасно раздражающими. Бедный старик даже представить себе не мог, как вообще выглядит банкомат. После ужина, терясь в догадках, он с вопросом обратился к сыну Парвону.
– Сынок, а что это за устройство – банкомат?
– Папа, это железный ящик, в который работники банка складывают денежные купюры. Приходит человек и забирает оттуда свои деньги.
– И пенсию тоже?
– Конечно. Прогресс и техногенная цивилизация диктуют нам свои правила. Наш городок – не исключение. Со временем автоматизация вытеснит ручной труд. Пенсионеры больше не будут бегать со своими пенсионными книжками в Сберкассу. Кстати, банкомат работает на трех языках: таджикском, русском и английском.
– Вот как. Он даже знает английский?
– Папа, банкомат не знает языков. Вопросы на экране банкомата появляются на трех языках, потому что они введены в его программу. К примеру, приезжают к нам туристы из Европы или из Америки. Вероятно, кроме английского, они не знают других языков. Так вот, они выполняют операции с банкоматом на английском яыке, путешественники из России – на русском, а мы с тобой – на языке нашей родины. Пойми, банкомат – это не сознательное существо, а всего лишь продукт ума и рук человека. Процесс выдачи денег выполняется автоматически, потому что всё закодировано. Банкомат не способен на логическое мышление. Иначе говоря, это работающий робот.
– А как он, ну, вот этот твой всезнающий железный сундук выдаёт зарплату? Откуда ему известно, сколько у человека денег?
– Папа, на пластиковую картку каждого работника или пенсионера с места работы или с пенсионного фонда переводятся деньги. На экране отображаются сумма, баланс и прочее.
– А что такое баланс?
– Остаток денег.
– Ничего не понимаю. Во времена Советского Союза в день получки, в бухгалтерию мы подписывали квитанцию, где цифрами и прописью была указана сумма. Только с нашей подписью выдавали деньги. Теперь маленький железный бессловесный ящик станет распоряжаться нашими деньгами, – печально вздохнул старик и, подумав немного, спросил: – А что, если вдруг этот банкомат-мудрец в чём-то ошибается?
– Такого случая не будет.
– О Аллах! Зачем нам, пенсионерам такое нововведение?
– Так будет лучше. Для народа, для сотрудников банка.
– А ты можешь объяснить попроще, – гневно буркнул старик Хукуматшо
– Ну, как тебе ещё объяснить, папа? Мне кажется, что ты излишне волнуешься. Когда переведут деньги на твою карточку, я пойду с тобой. В моё отсутствие пойдешь с внучкой Нилуфар. Всё тебе покажем. Потом и сам постепенно научишься. Разумеется, не сразу.
На том порешили, и отец успокоился.
Но так получилось, что в день зарплаты Хукуматшо, Парвона оказался на гастролях, невестка Гулбегим и Нилуфар – у хворающей матери и бабушки. Не найдя другого выхода, рано утром положив карточку в карман, Хукуматшо шаркающей походкой, присущей всем пенсионерам, отправился в Амонатбанк. На остановке у большого моста, соединяющего центр города с густонаселённым микрорайоном Шош-Хорог, он остановился.
Сначала платком, который всега был в кармане, пенсионер протёр тонкий слой пыли со скамейки, затем, вздыхая по-старчески, присел на неё. Вокруг не было ни души. Поглядев в сторону моста, старик задумался. Этот мост многое ему напомнал. Особенно молодость, которая прошла в то время, когда, русский инженер Анна Петрова строила этот мост. Это был первый мост в городе, по которому стали ездить машины. Мост, как и Хукуматшо постарел, и каждый год его «подлечивали. Хукуматшо хотя и был старым, но в больнице ни разу не лежал. Нет у него даже карточки в городской поликлинике.
Только с возрастом зрение несколько ослабло. В декабре ему исполнится семьдесят пять. А три года тому назад не стало любимой жены. После смерти жены он похудел, осунулся, хоть и не болел.
– Надо сходить к глазному. Может быть, очки пропишут, какие надо? – думал старик, подслеповато вглядываясь в старый мост. – Вон, мост железобетонный, и то ремонтируется, а мы горцы – такие беспечные, как малые дети, словно никогда не умрём, и зрение – как у орла! Увы и ах, мой Аллах, у меня времени нет даже на обследование, – мысленно оправдывался старик.
Про санаторий Хукуматшо никогда не думал. Однажды летом коллеги взяли путёвку на Кавказ. Председатель профсоюзного комитета предложил ему недорогую путёвку. Отшучиваясь, старик тогда ответил навсидку: «Я и без того отдыхаю круглый год, как в театре. Каждый день – песни, пляски, новые постановки. Зачем мне курорт Ходжа Оби-Гарм, когда на Памире десятки горячих источников? Зачем мне горы Кавказа, когда наши горы выше и краше?»
После смерти жены, чтобы не сойти с ума, он пошёл к шурину, который работал главным врачом областной больницы. Зайдя к нему на приём, он тоскливым голосом прошептал:
– Пожалей меня, родной. Не могу сидеть дома. Работать хочется.
– Понимаю. А что, если устрою тебя садовником при нашей больнице.
– Буду благодарить тебя всю оставшуюся жизнь.
На старость лет устроился Хукуматшо дворником-садовником при больнице брата своей умершей жены. Устроился и не жалеет, что убирает опавшую листву осенью, а весной сажает рассаду цветов. Всё это, как старик говорил себе, он делает во благо общества, для нужд семьи. Пока есть сила в руках и ногах, он будет работать. Рано, рано, мой друг Муборакшо, думать о смерти. Одному только Аллаху известно, сколько ему отпущено дней. День-два, неделя-месяц, пять-десять лет? Всевышний знает и если что, присмотрит за ним на земле или призовёт к себе, когда сочтёт нужным. А он, старик, любую волю его примет с благодарностью, славя Сущего на земле и на небе.
Вся старикова жизнь прошла в этом маленьком городке, кроме детства. А трудное детство прошло в благодатном местечке на Памире, в «Ущелье Шорвдара» – так назывался его родной кишлак. Их род считался самым зажиточным во всей округе.
Мать тогда ещё юного Хукуматшо в предчувствии страшной и непоправимой беды спешно выдаёт замуж третью дочь и вскоре умирает от рака. Отец Рахматшо женится вторично, мечтая о том, что у Хукуматшо будет брат, но молодая жена оказалась бесплодной. Время спустя, из-за бездорожья и отсутствия школы в кишлаке всех жителей стали переселять в низину.
Продав свою отару, отец купил недостроенный дом с большим садом в Хороге, и семья переехала туда. Хукуматшо учился неважно, зато разбирался в технике, как знаток. Кое-как закончив семилетку, он подался в киргизский город Ош. Там многочисленные родственники по материнской линии приютили его, т он поступил в техникум. Потом – армия, и три года молодой Хукуматшо отдал Военно-морском флоту. После год прожил в Самаре, и вернулся в родные места по настоянию больного отца.
Перед смертью отец, не спрашивая ни мнения, ни желания сына, решил женить его на дочери своего друга и дальнего родственника. Хукуматшо тому особо не противился, зная, что отец дурного не пожелает единственному сыну.
– У рода Шамастоновых дочери и красивые, и воспитанные, – поучал отец.
В правоте отца Хукуматшо убедился сразу. Жена попалась ему очень хорошая. Нуринисо любила его всем своим сердцем, уважала и почитала родственников и мачеху мужа. За всю свою совместную жизнь они ни разу не поссорились. Родились у них две дочери, Зарифа и Паймора. Жена устроилась в театр. Работала гримёром, костюмером. Он тоже работал в театре, только водителем. Возил актеров на своем автобусе по гастролям. Было ему ровно тридцать, когда родился любимый сын Парвона. В пятьдесят лет он влюбился в одну актрису. Получился бурный роман. Расстались мирно.
Хукуматшо понял свою ошибку, но было поздно. Многих женщин он увидел и со многими у него случались интересные симпатичные отношения, но лучше своей супруги он так не нашёл. Жена, закрывая глаза на его похождения, страдала, но виду не подавала. Не было ни одного скандала, ни одной истеики –она была мудрой женщиной, была выше мимолётных увлечений своего неверного супруга. Даже слухи ходили, будто она дружила с любовницами мужа.
Было время, когда в театральной службе молодая жена на ехидные колкости коллег с улыбкой отвечала:
– Мой муж не виновен, потому что в него нельзя не влюбиться. Он обоятелен и благороден, почему и становится невольником женщин. Вернее, женщины становятся пленницами его сердца.
Театр приманил к себе и сына, Парвона, и дочь, Паймору. Зарифа стала доктором, а Паймора – танцовщицей. Не покладая рук, Парвона работала в театре режиссёром и актёром, по совместительству. Только семейная жизнь у Пайморы не удалась. Её муж попал за решётку, пожизненно, и двое сыновей остались без отца и мужской руки. Младший Назаршо оказался смышлёным и красивым парнем.
– Весь в деда Хукуматшо пошёл, – каждый раз Паймора говорила соседкам, – подарок для старого отца.
Парвона женился рано, и у него родидось двое детей, дочери. Хукуматшо и его супруга так мечтали о внуке от сына, но невестка была непоколебима. Она просто не хотела больше рожать.
– С вашим сыном у меня одни дочери будут; только корми и выдавай замуж. А зарплата небольшая. Едва хватает на еду и одежду для дочерей, – не чувствуя ни малейшего угрызения совести, публично перед соседками говорила Гулбегим.
Вот такую сноху и невестку выбрал сын для своих родителей. Ходила она с высоко поднятой головой, будто дочь какого-то важного ишана. Ни стыда, ни совести, ни уважения к старикам, родителям сына. Хотя и работала медсестрой, не было ни милосердия, ни участия к своим пациентам. «День прошёл и – ладно!» – любила она говорить.
Со своим мужем она в постоянной размолвке, на грани развода. Бывали ночи, когда Парвона спал в спальне, а она, бесстыжая – на балконе.

(1 оценок, среднее: 5,00 из 5)

Загрузка…