Гумер Каримов

Отрывок из поэзии “Поэтов много не бывает“

 

Поэтов много не бывает…

* * *

 

Я гулял по моим горбатым,

узким, вьющимся, как змея,

самых первых стихов «арбатам».

Неумеючи шевеля,

замерзающими губами

на уральском сквозном ветру,

я выстукивал ритм зубами, 

и не знал ещё, что умру.

Ибо жил тогда в мире фей,

но уже уходящего детства,

без понятия, что в наследство

подарил мне лиру Орфей.

А когда я об этом узнаю

и вполне оценю добро —

голова моя станет седая

и поселится бес в ребро.

ЗАВЕТ

Проживи незаметно!

Эпикур

 

«Проживи незаметно! —

  философ сказал,-

Проживи незаметно».

И девиз мудреца, основателя «Сада»,

заветом

Стал для всех мудрецов

    и дельцов,

    и шутов,

    и поэтов.:

«Проживи незаметно!»

 

Аскетична была — акмеистова —

  бедная Анна.

А стихи, как и вещи

    в жилище стоят не пространно.

Умирала Марина в петле,

  в нищете беспрестанной,

Занимал Пастернак в коммуналке

      очередь в ванну.

 

Проживи незаметно:

нам никто

их

теперь не заменит.

Проживи незаметно:

И никто

нам

за них 

не ответит.

На волшебной трубе

водосточной

повис 

    Маяковский,

Колесом с «Англетер» —

покатился

Есенин 

за солнцем.

Как последней струной,

разорвал

своё сердце 

Высоцкий.

Окуджава прошёл,

за арбатским

исчезнув

оконцем.

Стисни зубы,

не плачь, не скули:

проживи незаметно.

Ты — богач,

посмотри за окном

на полоску

рассвета.

И достойно

твоя Натали 

делит долю

поэта.

А вблизи,

      видишь,

слава,-

не в злато,-

          в хламиду

одета.

Плюнь на всё,

береги свою руку

      и душу аскета.

И в тиши,

не спеши,

и пиши

для души

Незаметно.

* * *

 

Из всех, кого История велит

любить и помнить, Пушкина жалею.

Быть может от того, что сам старею,

а всё душа по Пушкину болит.

 

Вот псковская деревня, захолустье.

И долгая, и снежная зима…

И в двадцать пять легко сойти с ума

и просто спиться… Он же с лёгкой грустью

 

блистательный рисует «Зимний вечер»

и вспоминает Царское Село.

С лицейскими друзьями грезит встречей,

как в юности… За окнами мело.

 

А кончится свинцом на Чёрной речке,

слезой невинной «грешницы»  Натальи.

И вновь во Псков — и мёртвого в опале 

свезли в гробу в безлюдное местечко,

 

в безмолвие. Ему от славы — что?

Свобода от постылых кредиторов?

Ушёл от сплетен, завистливых взоров?

Что ж, благодарствуйте хотя бы и за то.

 

Мы, тут как тут, его по юбилеям,

безумствуя, величим упоённо.

А он оттуда смотрит утомлённо

и тоже нас, наверное, жалеет.

* * *

 

Когда весь мир, презрев стихи, 

давно уж перешёл на прозу,

как Мандельштам, тоскующий по Федре,

я провожал в последний путь эпоху.

Что было в ней? Классические шали

не укрывали мрамор нежных плеч,

там бесконечно женщины стояли

в очередях  — по карточкам — за хлебом.

Там слишком часто люди умирали

от ран, от казней, голода и хлада,

так часто, что и смерть вошла в привычку.

А в генофонде нации жил страх.

Встречали праздники с потухшими глазами,

вступали в брак, как шли на эшафот.

Кроили мир в лоскуты старых платьев.

Везло на омерзительных вождей.

И, что при всём при этом было странно,

хоть предпочтеньем музам были танки,

рождались там великие поэты

и музыканты — гении гармоний.

И так сто лет игралась эта драма,

похожа на комедию и фарс…

А Бог там был у Люцифера в замах,

и то — в опале. Где ж ему до нас.

КОМАРОВО

 

Мне от бабушки, татарки…

А. Ахматова

 

Глухие тропы Павловского парка

Припомнились на кладбище пустом.

Ахматова — крещёная татарка —

Под чёрным упокоилась крестом.

 

Стена — известняковой белой кладкой

И белым барельефом — голова.

Осенний дождь слезами льёт украдкой,

И, умирая, падает листва.

Все виделось: лежит одной из многих

В ряду могил, но нет, и тут  одна.

Лишь ели обнялись вокруг, как боги,

Бокалом неба, выпитым до дна.

 

Работать  «в стол» и быть всю жизнь в опале,

Уста сомкнуть: ни песен, ни поэм…

И, запоздав, под барельеф упали

Букеты «белой стаи» хризантем.

 

(3 оценок, среднее: 4,67 из 5)

Загрузка…