Виталий Лозович

Страна : Россия

Родился в Воркуте. Более тридцати лет проработал кино и телеоператором. Летал часто в Арктику, от Карских Ворот на острове Вайгач до мыса Челюскин на Таймыре. Пишет прозу с двадцати лет. На телевидении в Воркуте работал большей частью телеоператором, немного работал на телевидении в Салехарде, в телекомпании ГТРК “Ямал”, монтировал и снимал десятисерийный телевизионный документальный фильм “Город на мысу” (фильм о Салехарде). Публиковался в журнале “Север” (Петрозаводск), некоторое время был в нём членом редколлегии, публиковался в журнале “Автограф” (Донецк, Украина), в журнале “Дальний Восток” (Хабаровск), в журнале “Союз писателей” (Новокузнецк) и в журнале “Аврора” (Санкт-Петербург), “Урал” (Екатеринбург), “Огни Кузбасса” (Кемерово). Лауреат международного литературного конкурса “Золотое перо Руси – 2015”, сертификат 176, Лауреат Всероссийского конкурса им. В. Белова “Всё впереди!” 2015 год, финалист международного конкурса “Лучшая книга года 2016” Берлин-Франкфурт, лауреат Международного конкурса “Новые писатели – 2015”, золотой лауреат Международного литературного конкурса “Большой финал” 2018 ( литературный форум Ковдория), победитель конкурса “Петроглиф – 2018”, лауреат конкурса им. И. Бабеля 2019 (Одесса).

Country: Russia

Отрывок из приключения ”За духов неба и тундры!”

     Тушу своего оленя Савелий нашёл метрах в ста от места трагедии. Олень был уже приморожен, пурга его закидала снегом так, что сверху торчали лишь копыта в разные стороны, рога были обломаны напрочь, голова разбита. Похоже олень этот встретил тепловоз «лицом к лицу».

      Савелий, на всякий случай, оглянулся вокруг себя, тут же достал лопатку небольшую, за три минуты откопал тушу, уложил её на санки. Ноги оленя нелепо торчали по сторонам. Савелий достал топор и прямо на санях обрубил голяшки с копытами. Развернул заранее приготовленный брезент, перетянул им тушу, перевязал её капроновым шпагатом, осмотрел со стороны — на что похоже? Долго смотрел, пытаясь придумать, на что могло быть всё это похоже?.. На тушу оленя только и похоже, вынуждено согласился он.

      Едва тронулся в обратный путь, как задул ветер, поднимая снег. Началась низовая метель. Низовая метель — это не страшно. Дует ветер, подхватывает снег, крутит его, но видно всё на километр вперёд.

     Через минут тридцать Савелий вышел на ручей с обрывистыми берегами, по ручью надо было пройти до речки Воркута. На ручье мело поменьше, русло было извилистым и ветру негде было разогнаться. На речке тоже будет потише, нежели в открытой тундре, там руслом пройдём до ТЭЦ, мимо трубы, до стадиона «Юбилейный», а от него триста метров и дома! Дворами. В пурге и проскачу.

    На очередном повороте ручья Савелий остановился. Остановился и замер. Ему даже показалось, что его «Буран» сам заглох от  увиденного. Прямо перед ним, метрах в пятидесяти, из снега ручья торчал, гусеницами вверх, вездеход… Большой, мятый, грязно-зелёный вездеход. Лежал он здесь уже около суток, если судить по снегу, осевшему на гусеницы сверху. Высокий, обрывистый берег над ним был весь изрыт и вспахан от его падения, словно там бомбу взорвали.

          — Это как же тебя?.. — застыл от страха да изумления Савелий. — Прямо со скалы кувыркнулся?

      Он подкатил ближе, сошёл с «Бурана», осторожно прошёл к перевёрнутой машине. Только, чтобы без людей, вдруг заколотило от страха в голове, только, чтобы без людей… Вездеход перевернулся, люди вышли и ушли в город за помощью… Только чтобы без людей.  Он склонился к водительской двери и крикнул что-то такое — живые есть?.. В ответ никто не ответил. Слава богу! Савелий открыл дверцу — пусто. Заглянул глубже — в полусумраке вездеходного салона увидел торчащие в разные стороны оленьи копыта… А-а… вот как? Ещё один любитель поживиться дармовым мясом! Савелий усмехнулся. Сколько ж здесь туш? Штуки три? Только он уже хотел влезть внутрь кабины, как откуда-то из полумрака вездехода раздался слабый хрип со стоном… Савелий вздрогнул, словно ему туша оленя копытом под дых ударила. Всмотрелся вглубь и увидел там скрюченного человека с намотанной на голове тряпкой.

          — Ох, ты й-ё-ё!! — вырвалось у него. — Ты кто? Эй, слышишь меня? — Он сказал, а весь мозг его пронзила страшная и холодная мысль — раненый!.. Да не дай бог!..

      Быстро забравшись внутрь, Савелий увидел человека — парень как парень, лет тридцати, тряпка на голове была полотенцем, промоченным насквозь кровью. К обеим ногам в районе голени были привязаны по две небольших доски, похоже, выполнявших роль медицинских шин — значит, сломаны ноги. Не удивительно, такой кульбит на вездеходе сделать с обрыва. Стоя на четвереньках, Савелий аккуратно подхватил парня под мышки, потянул на себя к выходу, топчась по оленьим тушам коленями.

          — По мясу ходим, мать твою! — выругался он.

      Парень опять застонал.

       С помощью «матери», совершавшей нехорошие разгульные поступки в своей жизни, а также вспомнив всю самую интересную физиологии человека, как женского, так и мужского рода, Савелий вытащил рывками парня наружу. Снаружи усадил его на снег, головой о вездеход. Парень открыл глаза, губы его дрогнули, и он спросил совсем тихо:

          — Ты что тут делаешь?..

          — Живой, — тяжело дышал Савелий, — ещё есть кто?

     Парень мотнул головой и вскрикнул от боли.

          — Кто будешь? — спросил Савелий, оглядываясь. Снег начинал крутить сильнее, вихри его рождались ниоткуда, столбиками снега, похожими на ёлочку, поднимались вверх. Когда низовая метель начинает мести легкими завихрениями, поднимая снег в небо, а ветер меняет направление — это лёгкое предвестие пурги на севере. 

          — Лёха, — ответил парень через силу, словно тяжёлый груз одновременно поднимал, — обрыв я не заметил, снег навалил, а «дворники» сломаны, залепило стекло… а тут ручей… перевернулся я.

          — Ноги что?

          — Поломаны… я очнулся — в крови весь… перевязать себя успел… кровь остановить не мог… может вена? Или, как её — артерия?.. Встать не могу… пробовал. Холодно.

          — Вездеход чей? Искать будут?

          — Личный вездеход… списанный он… не будут.

          — Телефон есть? Позвоним в эмчээс.

          — Телефон тут, — кивнул он себе на грудь, на внешний карман куртки, — пробовал. Не берёт. Далеко.

      Савелий выругался ещё раз себе под нос, вновь оглянулся. А что оглядываться? Ручей как ручей, что тут смотреть? Что смотреть, что смотреть! А что делать?.. Как вот тут теперь? Куда его? За собой, на «Буран» не посадишь, ноги сломаны, голова висит… А место на санках занято… ну да… занято… а как?.. Эти санки… они вообще тут случайно, понимаете? Не раненых же брал перевозить? Это вообще… для мяса. Для оленя, так сказать…

     А вот и твой олень, так сказать — проговорил кто-то ему в голове. Тихо так проговорил, внятно.

      Савелия ещё раз пронзила жуткая мысль, можно даже сказать не пронзила, она без разрешения поселилась у него в голове и теперь никуда не выходила — тушу оленя придётся оставить здесь! Выбросить!.. (Да что ж ты будешь делать-то, а?) От этой мысли заныло где-то под горлом. Так заныло сильно, что перехватило дыхание. На пару секунд у Савелия мелькнуло — а может положить парня на тушу оленя? А что? Шкура от человека нагреется в минуты! И Лёхе тепло и олень останется. Глупо. Шкура не нагреется в минуты, потому что это не шкура, а туша!.. Замороженная туша. Ну да, оно и понятно, что туша, что глупо всё… просто… мясо жалко. И что прямо вот не поехал?.. Вдоль «железки»? Поехал бы прямо, никого бы не встретил… не мучался бы вопросом. М-да… хреново. Скотом становиться нельзя.

          — Пуржить начинает, — выговорил парень, — делать что будем? — Глянул на Савелия и предложил, чтобы не навязываться: — Если что… не можешь… так езжай. В городе МЧС скажи, где я сижу… идёт?

          — Да нет, не идёт, — тихо выговорил Савелий, ругаясь про себя какими-то новыми бранными словами, — куда тут езжай?

     Он в который раз глянул на раненного парня злющими глазами, который сейчас просто воровал у него, таким трудом добытую оленину! Который сейчас просто обокрал его в одну секунду на полцентнера мяса! Который… А может?.. Или… Нет, не может. Вот он твой олень — просвистело чьим-то неуловимым голосом в голове Савелия и глаза его вновь уткнулись в парня.

    Тушу оленя придётся бросить здесь.

    От этой мысли внутри него всё перевернулось ещё раз от негодования и возмущения. О боже! Цель была достигнута так просто, так быстро. Полцентнера мяса… полцентнера мяса надо было сейчас просто вышвырнуть на снег… А может… Лёха сумеет на заднем сиденье? Может, сумеет удержаться? Да куда ему держаться со сломанными ногами да с головой, которая и так… висит вона как колбаса домашняя, когда свинку заколешь. Да что ж ты будешь делать-то, а ?!. Ну, что за жизнь?! Только нашёл! Только нашёл и тут же потерял!.. И не потерял, а выбросил даже!.. Тьфу!!

     Последние слова как-то злобно вышли. С шипением. Вырвались злобно, потому что афера его с олениной сорвалась так глупо, что… Он вздохнул тяжко, и стал отвязывать тушу от санок. Когда отвязал, поволок её в сторону, под обрыв, где намело много снега и тушу можно было просто зарыть.

          — Ты лучше её в вездеход забрось! — из последних сил хрипло сказал Лёха. — Там песцы не достанут.

          — Ага, — кивнул Савелий, припорашивая снегом своё мясо, — потом эмчээсовцы вместе с твоим вездеходом и твоими тушами себе заберут… куда там!.. Нашли дураков!

      Санки он разложил полностью, откинув площадку сзади. Ростом бог Лёху не обидел, да и весил он килограмм под девяносто. Вытянет его «Буран»?

     «Буран» вытянул. Он даже вначале как-то излишне легко потащил за собой санки с Лёхой, замотанным в брезент, как только что была туша оленя. Прятаться теперь необходимости не было, Савелий решил ехать в город по прямой. Теперь получалось — чем они быстрее выйдут на людей, тем лучше. А если встретят вездеход в тундре — вообще красота! Тогда можно будет Лёху им, а самому назад за оленем… а?

     На подъёме из русла ручья «Буран» забуксовал, вырвав из-под себя вихрь пережёванного гусеницей наста, да и выполз на равнину тундры.

      Время было — полдень. Пошёл мелкий снег. Ветер не стихал, а поднимался. Низовая метель стала переходить в обычную пургу. Переходила она быстро, захватывая клочьями и плетями снега всё пространство перед Савелием. Ветер попытался пару раз прорвать снежную завесу, да не получилось. Снегом обдал и всё. Но в этом небольшом прорыве пурги, Савелий увидел далеко впереди себя чёрную полоску неба. Это город дымит. Ветер переменился, ветер теперь в спину, южный. Так теперь и держим курс. Савелий обернулся назад, глянул на Лёху — тот лежал на санках замотанный брезентом, как мумия, как покойник… А вот поехал бы Савелий прямо — тут же хихикнуло ему то ли сознание, то ли подсознание — так лежало бы на санках оленье мясо! Пятьдесят килограмм свежего мяса! А ещё не поздно вернуться за тушей, а? А Лёхе эмчээс?.. Не вытянешь ты его. Не вытянешь… Тут же сверху снег обрушился так плотно и вязко, что пространство всё померкло в «молоке». «Мумия» Лёхи стала ещё больше напоминать, волочащегося сзади покойника.

          — В страшном сне не увидишь, — пробормотал Савелий, сразу зачем-то прикидывая — если бы он тушу оленя привязал за санками, волочил бы её по снегу… вытянул бы его «Буран»? Мерзко, да? А что мерзко? — вспыхнуло его сознание. Почему мерзко? Ещё неизвестно, что и кто важнее — этот парень чужой, или мясо в дом родной? Его же дома с олениной ждут, а не с этим… Савелия вообще здесь могло не быть. Он случайно проезжал. Он… ладно, молчу.

      «Буран» шёл ровно, мотор гудел монотонно. Тундра расстилалась перед ними плоская, снежная, без кустов. На пустыню похожа. Дорогу впереди, точнее направление впереди, видно практически не было. Стена снега, бушующего белой мглой, просто как раскрывалась перед ними на пять или десять метров и тут же закрывалась, укутывая обоих путников в своей холодной кутерьме. Очень скоро пошёл жёсткий, ледяной снег. Он осыпал лицо Савелия мелкими иголками, налипал на глаза и стекал по щекам вниз. Снегоход шёл медленно, словно пробирался вперёд, высматривая дорогу, стараясь не сбиться с пути. Пути этого Савелий как раз и не знал, знал лишь направление. Лёшка этот тоже, наверное, знал лишь направление… кувыркнулся вот.

      В пургу жизнь в тундре замирает. В пургу вы не встретите на пути своём ни куропаток, что трещат клювами при любой опасности, словно деревянными трещотками; ни мохноногих канюков, что парят в вышине неба, выискивая зазевавшегося лемминга на снегу да изредка оглашая белые просторы ледяной пустыни своим клёкотом (канючиньем). Не будут мелькать меж кустов осторожные, но любопытные песцы с пушистыми хвостами, прижимаясь носами к насту, вынюхивая норки мышей. Да и вся прочая живность, будет сидеть где-то под кустом, свернувшись клубком от непогоды, и ждать затишья в тундре. Причём, совсем рядом, под похожим кустом, в десятке метров от какого-нибудь зайца, может сидеть его хитрый враг — белая сова, моргать своими глазами, крутить головой и не двигаться с места. Но если ветер стихнет… зайцу конец. Потому что пурга, это в лучшем случае — буря или шторм, в худшем — ураган. Сносит всё живое.

      Снегоход шёл в пурге тихо, едва-едва перекрывая своим урчанием завывания ветра. Хорошо хоть снег был мелкий, колючий, холодный. Такой снег не липнет сразу на наст, а собирается в ложбинках и трещинах, не мешая движению. И снегоход и сани по жёсткому насту идут свободно, легко. Главное — выбраться.

      Савелий старался держать направление так, чтобы ветер постоянно как подгонял его в спину, вторично ветер не мог так быстро сменить направление, а значит идут ровно на город, хоть в десяти метрах и не видно уже ничего. «Молоко» вокруг.

      Почему-то в голове постоянно прокручивался путь от железной дороги до обрыва… почему-то постоянно после этого «кино» в голове стояла картинка, где под обрывом тушу закопал… потом куда, в каком направлении поехал… потом — как можно проехать обратно к этому месту… Всё правильно — тушу ведь надо будет забрать потом?

     Снегоход шёл ровно, неторопливо, пурга мела протяжно. Видимости на десяток метров впереди — это ровно столько, сколько при такой скорости надо, чтобы остановиться и не кувыркнуться с обрыва вниз, как Лёха. Савелий изредка оборачивался назад, смотрел на раненого парня. Да на кой же леший ты, Савелий, поехал к реке Воркута?.. Эх, Савелий, Савелий! Поехал бы прямиком  по «железке» в город… Лёха бы сдох, да? Ну да — скотство. Но оленя так жалко! Теперь кто его знает — найдёт он оленя потом? Да и сможет ли привезти обратно? А так бы сейчас под покровом пурги спокойненько по городу прошмыгнул и всё!.. Ах, ты же напасть! И надо же было Лёхе за этими тушами поехать?! Мяса ему подавай! Мародёр хренов! 

     Он остановился. Сошёл со своего вездехода . Порыв ветра ударил в лицо, что едва не опрокинул его навзничь. Савелий устоял, склонился над раненым Лёхой — снег запорошил того уже полностью, тело в брезенте стало напоминать замотанный труп… щёки у Лёхи были мокрые… это снег тает. Ленинград блокадный — почему-то мелькнуло в голове у Савелия.

          — Живой? — крикнул он громко.

     Лёха открыл глаза. Тяжело как-то открыл, посмотрел куда-то вверх, попытался прошептать что-то. Не получилось. Собрался с силами, прохрипел:

          — Живой. Где мы? Я, кажется, отключился… Где мы?

          — Не знаю. По дороге в город будем надеяться. Может надо что? Вон как тебя снегом замело всего… может перевернуть? Ногами вперёд покатим? Меньше будет…

          — Сдурел? Ногами вперёд!..

      Савелий вывернул кусок брезента у его головы, немного прикрыл лицо, чтобы не порошило лишний раз. «Буран» покатил дальше.

1 Звезда2 Звезды3 Звезды4 Звезды5 Звезд (1 оценок, среднее: 4,00 из 5)

Загрузка…