Вера Сытник

Отрывок из рассказа “Октябрьский поцелуй”  

«Хорошо только короткое счастье»

И. Бунин «В такую ночь…»

Весь сегодняшний вечер я бродил по аллее, где впервые увидел тебя, но ты так и не появилась. Если быть точным, я бродил с четырёх дня до восьми вечера, всё время, пока работал бювет. Он открывается в 4.30, но я специально пришёл раньше, подумав, а вдруг ты захочешь прогуляться перед тем, как выпить воды, как это делают многие отдыхающие. И стал караулить сначала у входа на аллею, а потом ходить взад-вперёд, предполагая, что ты можешь появиться из глубины парка, на одной из боковых тропинок. С аллеи плохо просматривались ступеньки, поэтому, ничего не дождавшись, за пять минут до открытия бювета я переместился на площадку, чтобы видеть всех, кто поднимается и входит в здание. Народу было немного, но с каждой минутой людей прибывало. 

Через полчаса огромная очередь выстроилась у дверей. Перед тем, как зайти в павильон, люди надевали на свои лица маски. Набрав воды, шли на улицу и снимали. Мировая пандемия не давала никому расслабиться. Очередь то удлинялась, то сокращалась, и пропала только часам к семи вечера. Я не заходил внутрь, боясь пропустить тебя, но ты не появилась. Подождав минут пятнадцать после закрытия бювета, так и не выпив воды, я направился домой. Дурацкие мысли лезли в голову. Меня обуял страх: наверное, ты была в маске, и я пропустил тебя. Не узнал. Испытав космический ужас, я тут же оборвал глупые предположения: как можно пропустить твой распахнутый притягивающий взгляд? И глаза под тонкой поволокой? Как можно не узнать твои тёмные пушистые брови, слегка изогнутые в едва уловимой иронии? Твой высокий лоб, на котором застыла печать холодной надменности? Всё это я узнаю в толпе из сотни масок.

Я увидел твоё лицо открытым, когда столкнулся с тобой несколько дней назад в конце аллеи. Шёл, задумавшись о работе, оставленной в Китае, и глядел под ноги. Внезапно что-то дёрнуло меня. Я поднял глаза. Ты шла навстречу и смотрела на меня в упор. Несколько секунд! Всего лишь несколько секунд ты смотрела на меня своими удивительными глазами, в которых читалось холодное любопытство. Чем-то я привлёк твоё внимание. Возможно, тем, что мои волосы, отросшие за девять месяцев, были собраны в растрёпанный хвост под затылком, а нелепая борода, которую я поклялся сбрить, как только Китай откроет границы, торчала, словно пакля в разные стороны. Я едва не споткнулся от неожиданности. И хотел приосаниться и ответить тебе взглядом, который сразил не одну женщину, но ты уже отвела глаза и прошла мимо. 

Ты прошла, а я остановился, пытаясь сообразить, что случилось. Несколько секунд, когда наши взгляды общались, рассказали мне о тебе так много, что я оторопел. С реакцией на внешние обстоятельства у меня всё в порядке, могу в доли секунды ответить на удар или колкое слово. А тут будто дыхание перехватило и спеленало ноги! Стою столбом вместо того, чтобы бежать за тобой. Когда наконец обернулся, ты уже исчезла. Я медленно побрёл по аллее. Глядел перед собой, но не видел парка, людей, а видел всю тебя, какой ты запомнилась: надменно-ироничное лицо, любопытство в глазах, прямые волосы откинуты назад, лимонно-жёлтый кожаный пиджак распахнут, стройные ноги в узких джинсах, красные кроссовки с жёлтыми шнурками легко ступают по неровностям дорожки. В руках красная сумочка. Невольно подумалось: такие девушки не ходят по улицам, тем более, без сопровождения. Они существуют в отдельном мире и показываются случайно, когда легко выпрыгивают из автомобиля и шествуют к дверям роскошного бутика. А тут – в старом, заросшем парке, одна… 

Ты была словно залётная случайная птица, невесть каким образом очутившаяся в незнакомой среде. Птица, чей вид говорил о существовании прекрасных стран, где всё весело, ярко, солнечно, куда обычным птицам не долететь. Но не это поразило меня. Меня пригвоздила к месту бездонная пустота, что притаилась в глубине твоего любопытствующего взгляда. Я понял, что в той стране, откуда ты прилетела, нет любви. Что ты не знала любви. Не знала и страданий. Что всё в жизни тебе давалось легко и просто, что тебе это нравится, и всё тебя устраивает. Но почему-то в тот момент, когда ты посмотрела на меня, обросшего, бородатого, угрюмого, в тебе что-то прорвалось и на секунду хлынуло наружу. И я увидел, как ты несчастлива в своём лимонно-жёлтом оперенье. Как одинока и растеряна. 

Всё это – в который раз! – я перебирал в памяти, когда, напрасно проторчав сегодня у бювета, направился домой. Вечерело. Шёл и думал о том, что в городе три питьевых источника и что ты можешь ходить к любому из них. И как, в таком случае, мне встретить тебя? Но дерзкая, упрямая уверенность, что ты захочешь ещё раз увидеть меня, непонятно на чём основанная, добавляла огня моим думам. Неожиданно я развернулся и пошёл в обратном направлении, не к дому, а к противоположному выходу из парка. Туда, куда удалилась ты несколько дней назад. Что-то заставило меня торопиться, почти бежать. Промчался мимо семнадцатого бювета, мимо фонтана. Проскакал вверх по ступенькам, очутился на центральной площади и увидел тебя, выходящую из такси. Ты была не одна. Выйти из машины тебе помог холёного вида мужчина слегка лысоватый, в очках. «Муж!» – стукнуло в мою голову и неприятно кольнуло под ложечкой. Не ухажёр, не отец, а муж. Только супруги могут так привычно, без трепета, подавать друг другу руки и при этом молчать. 

Выходя из машины, ты обратила своё лицо вперёд и упёрлась взглядом в мои глаза. Не подала виду, что узнала. О чём-то поспешно спросила мужа и так же поспешно отвернулась. Этого было достаточно, чтобы понять – ты обрадовалась нашей встрече. Муж в ответ на твой вопрос неохотно пожал плечами и так же неохотно пошёл за тобой. Ты чуть впереди, он сзади. Вы прошли мимо, спустились по лестнице и скрылись за дверями кафе. Шлейф духов остался витать в воздухе. Я поспешил за вами, чувствуя, что теряю голову. Зачем я пошёл? Ведь было ясно: ничто мне не светит. Этот холёный монстр не спускает с тебя глаз. Подозреваю, что в тот день, когда мы столкнулись с тобой на аллее, он сидел где-нибудь рядышком и разговаривал по телефону. 

Поняв, что ты под охраной, я, тем не менее, не слыша доводов разума, попёрся в кафе. Устроился там у окна, за колонной, и стал наблюдать за вами. Думаю, ты заметила меня, поэтому вела себя несколько скованно. Жеманно посмеивалась и нарочитым жестом откидывала волосы от лица. Вероятно, смеяться было нечему. Непохоже, что твой спутник говорил тебе что-то смешное, но ты посмеивалась. Для мужа твоё поведение было не внове, иначе он не пил бы свой кофе с таким невозмутимым видом. Мне удалось хорошенько разглядеть вас. Сегодня ты была в голубом платье с крупными пуговицами и в чёрном плаще, который ты кинула на спинку кресла. Голубой цвет очень шёл к твоему лицу, ты казалась трогательно-нежной, не такой надменной, как в прошлый раз. Однако, губы по-прежнему складывались в ироничную полуулыбку. Муж, сняв с себя куртку, оказался в чёрном, в квадратах, свитере. Квадраты как нельзя лучше подчёркивали его крупные уши и бычью шею. Бывший боксёр? Возможно, судя по тяжёлым плечам и покатой спине. На вид – лет шестьдесят или около того. Тебе бы я дал лет тридцать. Залётные птицы! Откуда вы здесь? Вы смотрелись двумя яркими пятнами, которые раздражали людей. На вас оглядывались и шипели вам вслед. «Вот оно в чём дело! – подумал я. – Рано вышла замуж. За богатого человека, гораздо старше себя, который ни в чём тебе не отказывает. Но всё это без любви». Вы сидели недолго. Ты не прикоснулась к чашке. Бросив в мою сторону насмешливый взгляд, запрещающий преследовать тебя, решительно поднялась и двинулась к выходу. Муж бодро пошёл за тобой. Я остался сидеть, но в окно заметил, как вы поднялись по лестнице и повернули налево, в сторону, где была одна из лучших гостиниц в Ессентуках. Странно было видеть вас на сером фоне площади под тусклым светом фонарей. 

Сидел я долго и не заметил, как кафе наполнилось людьми. Стало шумно и душно. Расплатившись, вышел на улицу. Был поздний вечер. Солнце садилось. Редкая крона каштанов, позолочённая закатными лучами, образовала над старым парком сетчатый шатёр. Деревья отбрасывали слабые тени. Под ногами шуршала опавшая листва. Давно умолкли птицы. Вороны, в большом количестве прыгавшие по полянам, разгребали листья, чтобы найти спрятанные белками и сойками припасы. По первости парк нагонял на меня тоску, но потом я привык к нему, к его запущенному виду, к разгромленным лестницам, корявым тротуарам и состарившимися беседкам. Более того, если бы не парк, не бесконечные прогулки по его ухабистым тропинкам, моё вынужденное заточение в крохотном курортном городке было бы невыносимым. 

Я шёл, размышляя о превратностях судьбы, о том, что, если бы не мировая пандемия, не карантин, по причине которого я не могу вернуться в Китай, к работе, я никогда бы не увидел тебя. Надо же было такому случиться: давно не хожу к источнику, не пью воду. Надоело. А тут, намедни, решил, что изредка буду пить, по настроению. Пошёл и увидел тебя. Ну и что с того, что – увидел? И даже разглядел! Что с того? Подступиться к тебе не было никакой возможности. Я всё это понимал, однако, чувствовал, что за всю свою сорокалетнюю холостяцкую жизнь ни разу не встречал такой, как ты, красавицы. Нет, не в этом дело, что ты, и правда, красавица. Красивых женщин я видал немало. Но среди них не было ни одной, по взгляду которой я был бы готов на любое безумство, от вида которой меня бы бросало в дрожь. Омерзительная, унизительная по своей остроте боль вдруг захлестнула меня. Я понял, что ближайшие дни будут подчинены одной-единственной цели: найти и поймать твой взгляд. Хотя бы это. Я чувствовал, что готов, как собачонка, бегать по городу в поисках тебя, сторожить у дверей отеля, у лестницы бювета, в кафе, на старой аллее, где угодно, лишь бы увидеть тебя ещё раз. Зачем? Я этого не знал, да и не хотел знать. Не хотел знать ничего, что могло бы оторвать меня от мыслей о тебе. 

Ночь прошла будто в бреду. Я засыпал и снова просыпался, и так бесконечно, пока, не измучившись вконец, не выскочил из кровати в пять часов утра. Принял холодный душ, размялся, выпил крепкого кофе и сел за компьютер. Но работа не шла. Голова гудела, вместо экрана видел твоё лицо. Оно насмешливо улыбалось. Надменный лоб искажала лёгкая морщинка, словно предупреждая меня о непреодолимых преградах между мной и тобой. Поволока на твоих глазах сделалась тоньше. Но я не мог разглядеть за ней пустоту, которая так напугала меня в начале. Постой, постой… Не может быть. Глюки! Вгляделся, напряг веки так, что потекли слёзы, и увидел, что да, пустота исчезла. И тогда я понял, что ты готова на что угодно, лишь бы увидеть меня. В кошмарном волнении я свалился в постель и крепко уснул. Поспал часа два. В 7.15 меня как будто пронзило током. Бювет открывается в 7.30. И хоть я и понимал, что ты вряд ли придёшь на воду в столь ранний час, всё же помчался сломя голову в парк в надежде, что ты скоро там появишься. 

И ты появилась. В девять часов я увидел, как ты с мужем, – ты чуть впереди, он за тобой, – идёшь по центральной аллее парка. У меня сердце так и упало. Я отвернулся и стал глядеть в противоположную сторону. Боковым зрением заметил, как лимонно-жёлтый пиджак проплыл недалеко от меня, едва не коснувшись моей руки, и замер у входа в бювет. Вы оба достали маски, надели, зашли в павильон. Вместо того, чтобы обогнуть здание и встать там, где люди, набравшие воды, выходили со стаканчиками в руках, я ринулся за вами следом. Мне не хотелось упускать тебя из виду даже на минуту. Заскочил в павильон в тот момент, когда ты закрутила кран и отошла от него. Как ненормальный, расталкивая людей, я бросился вперёд, чтобы не дать никому прикоснуться к этому крану. Мне хотелось быть первым после тебя, кто дотронется до него. Казалось, что таким образом будет установлена тайная связь между нами. Я взялся за кран, чувствуя, как дрожат мои пальцы, как я взбудоражен и как, должно быть, нелеп! Высокий, с растрёпанным хвостом, бородатый, с крупными глазами, стремительный там, где никто никуда не спешил, я ловил на себе удивлённые взгляды. Но твоего взгляда так и не поймал. Выйдя на улицу, увидел вас, медленно удаляющихся по аллее. Вы пили воду на ходу и не глядели по сторонам. Я сделал усилие над собой и не побежал. 

В обед снова караулил вас. И не напрасно. Ровно в час дня вы стояли на лестнице перед входом в бювет. Ты раскрыла сумочку и, не найдя маски, что-то сказала мужу. Тот кивнул, надел свою, вынув её из кармана, и направился в павильон. Как только он скрылся за дверями, ты неожиданно метнулась в сторону, сбежала со ступенек и в нетерпении остановилась, взглядом подзывая меня к себе. Сердце моё заколотилось как бешеное. Я вскочил со скамейки и в три прыжка был рядом с тобой. Ты побледнела, но держалась храбро. Твои глаза совершенно очистились от поволоки и пристально смотрели на меня. Ты быстро, полушёпотом произнесла: 

– Завтра в три я буду одна … 

И назвала адрес. Потом вдруг ласково улыбнулась, чем обожгла меня с ног до головы, и тихо добавила:

– Побрейся. Не люблю бородатых.

Опешив, я остался стоять, а ты ушла скорым шагом, скрылась за углом павильона, чтобы встретиться у выхода с мужем и принять от него стакан с минеральной водой. 

Из парка я двинулся прямиком в ближайшую парикмахерскую, где попросил подрезать волосы и подстричь бороду. Я решил не избавляться от неё, помня о своём обете оголить подбородок лишь тогда, когда Китай откроет границы. Поэтому лохмы-то убрал, но короткую бороду оставил. Вечером, было, отправился к бювету и передумал. Уж очень не хотелось видеть твоего мужа накануне нашего с тобой первого свидания. Первого… А будет ли второе? Впрочем, зачем зацикливаться на этом? Нужно просто ждать, мысленно восторгаясь твоей смелостью. Вечер тянулся невыносимо долго. Я заставил себя сесть за компьютер и трудился до глубокой ночи. Количество документов, которые надо было просмотреть, и писем, ждущих, чтобы я прочитал их, не уменьшалось. Пандемия изменила формы работы. Теперь приходилось много писать, вместо того, чтобы ездить по командировкам. Работать за столом я не любил, но в условиях карантина выбирать не приходилось. Документы, письма спасали от уныния. Унывать я тоже не любил. Мрачное настроение – это не для меня. Так же, как и долгие сомнения. Привык радоваться жизни и при необходимости действовать быстро. 

Уснул я часа в три. Перед этим лежал и долго думал, уставившись в темноту перед собой. Вынужденный девять месяцев находиться на одном месте я приобрёл привычку размышлять, чего никогда не делал раньше. Оказалось, что затяжная остановка может быть полезной в том смысле, что начинаешь понимать некоторые вещи, о существовании которых раньше даже не подозревал. Так, мне стало казаться, что моё вечное стремление работать без передышек сыграло со мной злую шутку. До сих пор не женился, не создал семью! При том, что мог добиваться любых женщин. Не было ни одной, которая бы не покорилась моему обаянию. Я умел распускать его, как павлин распускает хвост. Когда надо было, петушился. Или пускал в ход показную дерзкую храбрость. Поэтому даже те, кто сопротивлялся, в итоге сдавались, правда, быстро становились скучными. Я ли был виноват, что относился к любви легкомысленно, или мне попадались вероломные пустышки, жаждущие захомутать меня, не знаю. 

Факт остаётся фактом: в свои сорок лет я одинок. Случайные связи мне надоели. Все женские лица слились в одну размалёванную физиономию, нагло смеющуюся над моими попытками вспомнить хотя бы одну, расставание с которой принесло бы огорчение. Нет! Всегда только радость освобождения от чего-то липкого, противного, искусственного. Но – какая издёвка планиды! Я, кажется, встретил женщину… нет, не кажется. Моё нутро кричало о том, что все прошлые кратковременные романы – это был не поиск тебя, нет. Это всё было от страха: боялся влюбиться в другую, предчувствуя, что ещё встречу тебя. Боялся, что моя ненастоящая любовь убьёт во мне ожидание тебя. Поэтому так быстро бросал женщин, лица которых даже не помню теперь. И вот наконец встретил тебя. Встретил там и тогда, где менее всего ожидал. Впрочем, чему тут удивляться: однажды я нашёл на пустынном индийском пляже миниатюрного, ростом в половину спичечного коробка, золотого Будду. 

Я уснул, но сон был неровный, поверхностный. Предчувствие скорого счастья мешало расслабиться. Ты назначила мне свидание. От этой мысли заходилось сердце и млела душа. Китай, пандемия, карантин, закрытые границы – всё это не имело сейчас никакого значения.

Не знаю, не помню, чем занимался до обеда. Наверное, позавтракал, наверное, принял душ, потому что не испытывал приступов голода, а когда надевал рубашку, почувствовал, что волосы ещё мокрые. Высушил их и к двум часам был готов к свиданию.  Оглядел себя и остался доволен: костюм сидел безупречно, туфли блестели, борода после стрижки стала темнее, в тон бровей. Жалко, что потерял серьгу-гвоздик, ну, да чёрт с ней. На улице вовсю светило солнце. Окна в моей временной, арендуемой у смазливой дамы, квартире были распахнуты. Осень стояла замечательно-тёплая. Решил не брать куртку, не люблю наворачивать на себя лишнее. Вызвал такси и поехал к указанному адресу. Это оказалось в пятнадцати минутах от меня – салон красоты. Однако… Что ты подразумевала, когда назначала мне здесь свидание? 

Тридцать минут я в страшном волнении кружил по краям пышной, не желающей отцветать клумбы, красующейся перед входом в салон. У меня зарябило в глаза, но ума не хватило, чтобы остановиться и просто ждать. Поэтому при твоём появлении из дверей салона я продолжал кружить, думая, что ты чудишься мне. Остановился, когда увидел твоё лицо прямо перед собой. Ты стояла и улыбалась, и была такой красивой, что я едва не захлебнулся воздухом, со свистом втянув его в себя. Откашлялся неловко, ругая себя самыми последними словами, и застыл, глядя во все глаза на тебя – удивительную. Ты была в чём-то вишнёвом, летящем, что волновалось при малейшем твоём движении, наполняя меня незнакомой тоской. Мне хотелось знать тайны твоего гардероба и того, что скрывала под собой твоя одежда. 

– Волнуешься? – спросила ты. 

– Жутко, – ответил я. 

И как только произнёс эти слова, волнение прошло. Вернее, оно улетучилось при первых же звуках твоего голоса, похожего на нежные звуки металлофона. Почему-то я очень обрадовался. Мне представлялось, что ты должна говорить глубоким драматическим напевом. А тут – хрустальные перезвоны, которые, если бы можно, я бы собрал в свои ладони и целовал, целовал бы каждую нотку, каждую хрусталинку… Мы пошли рядом, касаясь друг друга плечами, и молчали. Не потому, что не знали, что сказать, а от полноты чувств. Но в большей степени, потому что всё уже было сказано, когда мы взглянули друг другу в глаза. Для нас была очевидной банальность сегодняшней встречи – курортный роман! Что было ждать от него? И в то же время мы оба упрямо сопротивлялись такому унизительному определению. Понимали, что судьба издевается над нами. Загнать в ситуацию, сотни раз проштампованную для других, в то время, как мы презирали подобное, было в высшей степени жестоко. Мы потому и молчали, что были не в силах сказать словами о невозможности жить друг без друга и о безысходности нашей встречи. 

Внезапно ты встрепенулась, посмотрела на часы. 

– У нас, максимум, тридцать минут.

Я взял тебя за руку. Мы остановились. 

– Он следит за каждым моим шагом, ни на минуту не отпускает от себя. Едва вырвалась на маникюр. Готов был идти со мной, но я высмеяла его, сказала, что это невыносимо – так ревновать. В пустом-то городке! Однако, если задержусь, будет скандал. 

– Как ты оказалась в Ессентуках? 

– Всё пандемия! Европа закрыта. А ему нужно воду пить, для желудка. Вот и поехали сюда. А ты?

– В январе прилетел в Ростов-на-Дону. В командировку. На завод, куда поставляю продукцию. Пока делал работу, то да сё, закрыли границу с Китаем. Я прикинул, где можно переждать карантин, думая, что он продлится недолго, и приехал в Ессентуки. Да и застрял. 

– Почему бы тебе не поехать к своей семье? 

– Родители в Казахстане, туда тоже всё закрыто. 

– Так ты живёшь в Китае? Как можно там жить? Я там была – грязно. 

– Ну, там, где всегда чисто, мне не по карману. 

– Ты бедный? 

При этих словах ты убрала свою шёлковую ладошку из моей руки. Я разозлился, думая, что ты такая же пустышка, как все. Но ты, оказывается, захотела взять меня за лацкан пиджака и притянуть к себе, чтобы прошептать:

– Ненавижу богатых. Они все жмоты и эгоисты. Надеюсь, ты бедный?

– Не совсем… У меня две компании, гонконгская и китайская. 

– Ах. Какая жалость. Но ты хотя бы не эгоист? 

– А ты как думаешь, если мне сорок, и я не женат?

– И что же нам делать – двум небедным эгоистам? 

– Забыть о таких пустяках. Расскажи о себе. 

– Это скучно: МГУ, замужество… Всё. Журналистка, не написавшая ни строчки. 

– А хотелось бы? 

– Уже нет. Зачем? 

Ты отпустила мой пиджак, и мы пошли дальше. Я не стал продолжать расспрашивать, подозревая, что тебе это неприятно. 

– Через два дня мы улетаем. Ты встретил меня слишком поздно, мы здесь уже две недели. 

– Остаться, продлить отпуск нельзя? 

– Невозможно. У него – работа. 

– Я полечу за тобой. 

– Куда?! 

Ты рассмеялась. Смех прозвучал приговором для меня. Стало понятно, что ты никогда не скажешь, где живёшь, и даже не назовёшь своего имени, чтобы не рисковать. Наверное, ты догадалась, что я не из тех, кто отступает, и кто готов идти до конца, если дело касается любви. Остановившись, ты прикоснулась пальцем к моей щетине. Волна пробежала по всему моему телу. Я едва сдержался, чтобы не схватить твою руку и не впиться в неё поцелуем. 

– Упрямый, – определила ты с усмешкой, проведя кончиком пальца от одной щеки к другой через подбородок.

Ощутив, как я напрягся, отдёрнула руку. 

– Задержись, – попросил я. 

Ты покачала головой, откинула назад волосы. И мне стало очень жалко тебя. До слёз. До спазма в горле. Я понял, как сильно ты не свободна. 

   – Зачем нужна такая жизнь? – спросил я.

   Ты молчала. 

 – Разойдись! Выходи за меня. Переезжай в Китай! Будешь писать и печататься.  

– Там грязно, – сказала ты. – Бежать от мужа не разведясь, всё равно, что дразнить быка красной тряпкой. Он меня никогда не отпустит. Согласится, чтобы я ему изменяла, но не отпустит. 

– А ты изменяешь? 

– Нет. Зачем? Да и не вижу кандидатов. Разве не знаешь, что в наших кругах мужики перевелись? Остались одни расписные матрёшки.  

– Ты молода… 

– И что? 

– Разве не хочется влюбиться? 

– Хочется. Я и влюбилась. В тебя. Мука! Предвижу ад впереди. Как жить теперь?

– От тебя зависит превратить ад в рай. 

Ты промолчала в ответ. Снова взглянула на часы и жалко так улыбнулась:

– Мне пора… 

– Мы увидимся? 

– Не знаю. Он стережёт меня. 

– Какие есть процедуры, чтобы ты могла отсутствовать хотя бы два часа? 

– Есть и на три часа, и на полдня. Да что толку? Он всегда найдёт способ проконтролировать. Представь, уже звонил сюда на ресепшен, чтобы мне передали, что он ждёт меня у фонтана. Естественно, не будь меня здесь, ему бы об этом сказали. 

– Как же насчёт того, что он готов терпеть твои измены? 

– Готов. Но лишит меня денег. А в данном случае силой увезёт на следующий же день, как заподозрит неладное. Выхода нет. 

Ты вызвала такси. Машина приехала через пять минут. Все пять минут мы неотрывно смотрели друг на друга, пытаясь запомнить каждую чёрточку в наших лицах. Я заметил несколько тонких морщинок у тебя под глазами и потянулся поцеловать их, но ты отстранилась. Наклонила голову, скрывая взгляд, и слегка упёрлась лбом в мою грудь. Я замер. Запах твоих волос почему-то напомнил мне детство, когда для счастья надо было так мало, всего-то – степной простор, велосипед и ветер в лицо. Ты села в таки. Не оглянулась. Не махнула рукой. Не улыбнулась. Укуталась в свой вишнёвый наряд и уехала, увозя с собой мой былой оптимизм и браваду. Ты содрала с меня шкуру, и я понял, что никогда не буду прежним. Таким, каким нравился женщинам и себе, таким, каким никогда бы не хотел быть рядом с тобой. 

 

(12 оценок, среднее: 4,92 из 5)

Загрузка…